Рита застеснялась девочки, что она пришла ночью и у нее плохая одежда и мало денег – стала разглядывать свои туфли, и они ей показались потасканными… Девочка заскучала, закачалась, положив крупную ладонь на стол. Рита взяла себя в руки и сделала заказ:
– Можно салату и триста грамм?
– Водки? – спросила девочка.
Рита опять застеснялась и отказалась от водки:
– Нет!
– А чего?
– Коньяка, – сказала Рита.
Но она зря «жалела» девочку – та не подобрела к ней и даже не улыбнулась. Тогда Рита схватила проходившего мимо кота и зажала его пушистость между руками и грудью. Кот затвердел в руках, как каменный. Рита вспомнила одну женщину, которая очень любила котов и всегда их схватывала и начинала целовать безотрывно в нос, мелко-мелко, не давая место для вздоха, и хохотала при этом, а если коты вырывались и прятались, то громко хлопала в ладоши и кричала: «Где он? Зацелую!» Рита опять подумала: «Я как она! Все осуждали и дивились на эту женщину, но не я». Девочка ей принесла салат, а взрослая женщина отдельно доставила коньяк. При чужих Рите пришлось выпустить животное. «Вот другое теплое», – подумала она, глядя на мензурку с коричневой жидкостью и отслеживая убегание кота. «Свалявшиеся войлочные лапки», – подумала она про него.
Рита все аккуратно допила, оставила деньги у нетронутой тарелки, чтоб те еще раз продали порцию – так она за всех решала.
Рано-рано утром она уже была в Москве, но как после войны, вернулась, совсем не такая, какая уезжала.
ГЛАВА: СТРЕМЛЕНИЕ К ФИНАЛУ
Иногда человек не отвечает за свои мысли или слова, сказанные на воздух. Рита, крепко схватившаяся за ручку круглого зеркала, подумала вслух, лежа параллельно спящей Яи:
– Это ее последнее изображение. – И внимательно в саму себя вгляделась, отмечая подробности: бледность, бледность, бледность…
Она отложила зеркало.
На улице сказала соседу из соседнего окна:
– Слышите? Слышите? Передайте для Яи: сей-час приду. – Вот ее последняя фраза – «сейчас приду», и ее не дождался никто. Ни на дальних расстояниях, ни на ближних.
У смерти много поз, если так можно сформулировать ее осуществление. И смерть ей была именно ниспослана – как ей удалось попасть в такое сочетание, скрещение – неизвестно, как нужно называть. Провидение одарило ее красивым финалом – судите сами.
Она была найдена полусидящей, полулежащей на скамейке у взлетного поля. Был черно-белый зимний полдень без Солнца. На скамейке сидели несколько ворон. Одна рука у нее лежала на горле, и белое платье ее было залито вином, и полузакрытый «взгляд смотрел» на взлетающие и приземляющиеся самолеты вдалеке, и скрипела доска в скамье, как дверью, как будто дух ее то входил, то выходил, то возвращался еще раз оглянуться и нерешительно покидал опять… И вздохи наполняли пространство или шум крыльев, атмосфера прибрежья – не моря, а мория. А бледность лица не мертвая, а походила на присыпанные пудрой щеки, и чудилось, что вся она дрожит от ветра. И, видно, выпито было немало, множество рюмок дымилось, расставленных по скамейке и в ногах. И что-то прозрачное, как глицерин – тянулись линии слез из опущенных глаз и не высыхали, бликуя, отражаясь неизвестно от какого источника света. Это была многословная, многоподробная картина, как послание, как завещание, как то, ради чего рожден был этот человек. Только ради этого мгновения, этого поступка, этого изображения.
Откуда-то из другой, мирной жизни заиграло слышимое радио: вой скрипок на несколько секунд. Ну, что ж, и следовало ожидать. И на ее лице – никакого испуга. Опять вздохи. Красота – конечна, и Рита теперь – просто мертвая девушка, замерзшая в ночь на двадцать пятое число, с криминальными обстоятельствами смерти.
Яя позвонила в дверь Ритиной квартиры – были врезаны новые замки – свежие «раны» на коричневой двери. Ей открыла незнакомая девушка, сразу же появился чернявый парень.
Он по-хозяйски сказал:
– А заходите, заходите… Никого нет… – Сказал он неопределенно. Яя не поняла его слов из-за невнятной дикции, но с равнодушной улыбкой зашла, с любопытством осматриваясь, потому что все было переставлено.
Из комнат непрерывно пугающе звонил телефон.
Из туалета выглянула еще одна незнакомая девушка.
Яя по приглашению села в кухне за стол. Две девушки дружно стояли над плитой и солидарно о чем-то перешептывались и после каждой фразы смеялись отдельно от Яи, которая деланно отвернулась.
Вошел парень с видом хозяина, одобрительно оглядывая красивую гостью. Сел за стол под низкий абажур. Девушки сразу замолкли, оглядываясь на него. Яя все более и более удивлялась. Но выжидала и ничего не спрашивала, холодно улыбаясь. Парень тоже молчал, посерьезнел. Длинная тень от носа повисла у него на губах. Одна из девушек принесла две чашки сильно разбавленного чая на стол. Наклоняя голову, пальцем показала небольшую лысинку на голове (такие бывают только у поживших мужчин) и сказала, непонятно к кому обращаясь:
– Вот выпадают… что делать… жизнь надо наладить…
Яя ничего не поняла, дико поглядела на пролысину и перестала улыбаться.
Девушки, как служанки, поставив все к чаю, тихо присели с краю стола в тень. Лица у них сделались надменными, едва они разглядели вблизи пришедшую красавицу. Они тут же закурили, прищуриваясь.
– Рита! – проговорила Яя высоким голосом, настораживая «хозяев». – Где Рита?
Парень вскинул брови.
– Ты разве ничего не знаешь?
– Нет! – ловя по губам смысл, панически закричала она. – Что? Что?
– Мы ничего не знаем, – умиротворенно распевно произнес парень, – но ее нашли мертвой. – И он бросил осторожно в горячий чай один кусочек сахара, потом второй, потом третий. Природный любитель таких сообщений, он хладнокровно, с удовлетворением посмотрел в Яино лицо. Размешал чай. Эти три кусочка сахара Яя запомнила на всю жизнь – как они медленно распадались, выпуская пузырьки в прозрачном чае. Девушки отдали ей чемодан с вещами. Квартира принадлежала им.
Оказываясь на улице – у Яи всегда была одна цель, а сейчас настало раздвоение – она поймала себя на мысли – куда идти: или на заработки или скорбеть?.. В голове она стала сравнивать эти два «дела»: Как же так? Рита умерла, а я вчера искала мужчин! Как теперь жить? Вот она лежит мертвая, – и Яя очень ярко представила, как Рита лежит почему-то в ее воображении в белой земле, вся вытянутая, как только что родившийся и умерший ребенок, по деревянным доскам, уже навсегда потерянный. – И вот она, Яя…
В сумерках ищущий навстречу Яе мужчина соблазнился, пошел за нею, заглядывая в лицо, улыбаясь, вчера бы она обрадовалась, но сегодня Яя со всхлипом, резко и громко, махая перед его лицом раскрытой ладонью, пугая выражением лица и голоса, непонятно закричала:
– Нет! Нет! У меня есть совесть!.. – Мужчина затормозился, и она пробежала мимо него вверх по пустынной улице.
Татарин положил перед собой свою пухлую рукопись. Обхватил руками лоб.
– Какой у меня финал? – проговорил он в свою очередь.
Он размышлял, обвязав голову холодным полотенцем. Он не знал, не находил подлинного финала для своего рассказа. Потом он предположил тайно и только для себя: «У меня просто не хватает для этого таланта. У меня просто не хватает для этого таланта, у меня просто не хватает для этого таланта…» – И его охватило облегчение. Он сидел на своем единственном стуле в комнате и улыбался простоте ответа.
ПРИНЦИПИАЛЬНЫЙ И ЖАЛОСТЛИВЫЙ ВЗГЛЯД АЛИ К.
– Ну что, хорошо, ну а как это сделать? – тихо и осторожно спросил сын Али, будто кто-то мог подслушать. Девушка пожала плечами.
– Я так не могу уйти. Она же мне ма-ма! – нотационно, словно он сам «мама», произнес и стал ловить взгляд девушки.
Она сидела за его письменным столом. Она поглядела на старую настольную лампу с зеленым абажуром, и у нее сжалось сердце. Она не знала, что ответить.
Сын огляделся: в его небольшой комнате по-женски, маминой рукой, было поставлено много ненужной мебели, здесь был даже сервант без посуды – мешался у самой двери. Над кроватью висел ковер – как он только поглядел на него, тотчас стало стыдно, что он так живет.
– Вот, – уже тверже сказал он, – собрать вещи и уйти. Это бесчеловечно… – Он уже принял решение, и все его слова – это была уже какая-то придуманная дань матери. – Скоро она придет. Нет, я так тоже больше не могу жить. А жить здесь вместе…
– Ну, решай сам. Нет времени. Да или нет. – Она поднесла руку к лицу и стала греть камень на кольце.
– Да, я хочу уйти, но мне ее так жалко! – Он встал и посмотрел на часы. – Надо успеть уйти, пока ее нет. Объясняться с ней я не смогу. Это будет скандал. Я уже устал от этого, меня уже трясет от этой жизни с ними, здесь можно… Ах, какие подлые слова я говорю! Но ведь это так. Мне жалко ее оставлять с бабкой…
