— Извини.
— Ш-ш-ш, ты ничего плохого не сделал.
Отнес его к стоянке и укрыл одеялами. Попробовал напоить. Подкинул дров в огонь и наклонился, чтобы пощупать лоб. Успокаивал:
— Все будет хорошо. — А сам был в ужасе.
— Не уходи.
— Конечно, я никуда не уйду.
— Даже ненадолго.
— Нет. Я здесь, рядышком.
— Хорошо, папа.
Держал его в объятиях всю ночь, время от времени засыпал и просыпался в страхе, проверял, бьется ли у мальчика сердце. Утром сыну лучше не стало. Попробовал дать ему немного сока, но он отказался. Сильно прижал руку ко лбу мальчика, словно колдовал, чтобы температура спала. Но чудес не бывает. Смочил сухие обметанные губы, пока сын спал, и прошептал: "Я выполню свое обещание. Не отпущу тебя одного в темноту".
Перебрал содержимое аптечки, но ничего, что могло бы пригодиться, не нашел. Аспирин. Пластыри и спирт. Немного антибиотиков с истекшим сроком годности. Помог сыну сделать несколько глотков и положил одну капсулу ему на язык. Мальчик плавал в поту. Отец давно снял с него одеяла, а теперь еще и куртку. Следом — всю одежду, да еще оттащил сына от огня. Мальчик посмотрел на него снизу вверх:
— Мне ужасно холодно.
— Знаю, но, понимаешь, у тебя очень высокая температура. Нам во что бы то ни стало надо ее сбить.
— Накрой меня еще одним одеялом.
— Хорошо, хорошо.
— Не уходи.
— Нет-нет. Я с тобой.
Взял грязную детскую одежду и пошел стирать ее в океане: трясясь от холода, стоял полуголый в воде и полоскал одежду. Потом отжал и повесил на колышках перед костром, подкинул веток и уселся рядом с мальчиком, гладя его по спутанным волосам. Вечером достал банку супа, подогрел в углях и, хлебая суп, наблюдал за наступлением темноты. Очнувшись, обнаружил, что лежит на песке и совсем закоченел, что от костра остались одни погасшие угли, что все еще темная ночь. Резко сел, и потянулся к мальчику, и прошептал:
— Ну наконец-то спала!
Разжег костер, взял тряпку и намочил. Положил мальчику на лоб. Наступал ветреный рассвет. Когда совсем рассвело, отправился в лес за дюнами, и притащил оттуда здоровущую охапку веток и сучьев, и принялся ломать их и складывать в кучу у костра. Раскрошил таблетки аспирина в порошок, растворил его в воде, добавил немного сахару и, приподняв голову сына, поддерживал на весу, пока он пил.
Прошел по берегу, плечи опущены, кашель. Стоял и смотрел на темные волны. Спотыкался от усталости. Вернулся и снял тряпку со лба, и вытер ею лицо мальчика, и опять положил на лоб. Сказал самому себе: "Ты должен быть всегда рядом. Действовать надо быстро. Тогда с ним не расстанешься. Держи его покрепче. Последний день Земли".
Мальчик проспал весь день. Отец регулярно его будил и заставлял пить подслащенную воду. Было видно, какого труда ему это стоило. Горло пересохло, хрипит и судорожно дергается при каждом глотке.
— Тебе обязательно надо пить.
— Хорошо, — просипел мальчик.
Сильно вдавил стакан в песок, подложил сыну под потную голову свернутое одеяло и потеплее закутал. Спросил:
— Тебе не холодно?
Но мальчик уже спал.
Как ни старался не поддаваться усталости, не спать, ничего не получалось. Без конца засыпал и просыпался, садился и хлестал себя по лицу или вставал подложить веток в костер. Прижимал к себе мальчика и, положив руки на выпирающие ребра, слушал, как он тяжело дышит. Отошел туда, где свет от костра исчезал и сливался с темнотой ночи, стоял со сжатыми кулаками, а потом упал на колени и зарыдал от бессильной ярости.
Ночью прошел короткий дождь, еле слышно шуршал по полиэтилену, который отец поспешно растянул над подстилкой и застыл, держа ребенка в объятиях, глядя на синие языки пламени, а потом уснул мертвым сном.
Проснувшись, никак не мог понять, где находится. Костер погас, дождь перестал. Сбросил полиэтилен и, упершись локтями в песок, приподнялся. Серый день. Мальчик во все глаза смотрит на отца, зовет:
— Папа.
— Да-да. Я здесь.
— Мне можно попить воды?
— Да. Конечно. Как ты себя чувствуешь?
— Странное ощущение…
— Есть хочешь?
— Нет, только пить.
— Сейчас, принесу воды.
Обойдя потухший костер, взял детскую кружку, и наполнил ее водой из пластиковой бутылки, и, нагнувшись, дал ему напиться. Сказал:
— Все будет в порядке.
Мальчик сделал несколько глотков, кивнул и посмотрел на отца. Потом допил воду и попросил:
— Еще.
Разжег костер и расправил одежду мальчика, чтобы лучше сохла, принес ему банку яблочного сока, спросил:
— Ты что-нибудь помнишь?
— Ты о чем?
— Помнишь, как ты болел?
— Я помню, что мы стреляли из ракетницы.
— А как вещи перетаскивал из лодки, помнишь?
Мальчик сидел, потягивал яблочный сок. Взглянул на отца:
— Я не полный идиот.
— Понятно.
— Мне снились очень странные сны.
— Какие?
— Я не хочу их тебе рассказывать.
— Не хочешь — не надо. Ты должен почистить зубы.
— С настоящей пастой?
— Да.
— Хорошо.
Проверил все банки — ничего подозрительного. Только выбросил те, что были очень уж сильно попорчены ржавчиной. В тот вечер они сидели у костра, мальчик ел горячий суп, а отец повернул другой стороной дымящуюся одежду, и уселся, и уставился на сына. Мальчику стало неуютно от его пристального взгляда:
— Пап, не смотри на меня так.
— Хорошо, — ответил отец, но смотреть не перестал.
Не прошло и двух дней, как они решились отходить на довольно большое расстояние от стоянки — до материковой части и обратно, — с трудом передвигая ноги в полиэтиленовых мокасинах. Ели помногу, не жалея. Из парусины, веревок и колышков соорудил палатку для защиты от ветра. Съели столько, что оставшееся легко помещалось в тележке, и он решил, что дня через два можно отправляться в путь. И вдруг, возвращаясь на стоянку, заметил на песке отпечатки ботинок. Остановился и взглядом обшарил берег. Сказал:
— О господи! О господи!
— Что случилось, пап?
— Пошли, — сказал он, вынимая револьвер из-за пояса. — Поторопись.
Полиэтилен исчез. Пропали одеяла, и бутылка для воды, и запас продуктов у костра. Парусину ветром унесло в дюны. Обуви нет. Он прочесал заросли дикого овса, где была спрятана тележка, но не нашел и ее. Украли всё.
— Дурак набитый, — сказал сам себе. — Идиот.
Мальчик стоял и смотрел на него широко раскрытыми глазами.
— Что случилось, папа?
— Они все забрали. Пошли.
Мальчик взглянул на него снизу вверх. В глазах слезы.
— Не отходи от меня ни на шаг, — сказал отец. — Ни на шаг, понял?
Разглядел следы тележки на песке. И ботинок. Сколько? Следы терялись на твердой поверхности в зарослях папоротника, а чуть дальше снова появлялись. Подойдя к дороге, жестом остановил сына. Дорога продувалась ветром с океана и, за исключением отдельных участков, была полностью свободна от пепла. Сказал:
— Не наступай на дорогу. И перестань реветь. Надо отряхнуть ноги от песка. Прямо здесь. Садись.
Развязал тесемки, и вытряхнул куски полиэтилена, и снова обернул ноги:
— Мне понадобится твоя помощь. Мы ищем песок. На дороге. Хоть сколько-то. Чтобы определить, в какую сторону они пошли. Поможешь?
— Хорошо.
Спустились с холма и пошли в противоположные стороны. Не успел он пройти и несколько футов, как мальчик его позвал:
— Они сюда пошли, пап. Смотри.
Подошел к мальчику, опустившемуся на колени.
— Вот тут, смотри.
Мальчик указывал ему на крохотную кучку песка, высыпавшегося, вероятно, из тележки. Отец посмотрел на дорогу:
— Отлично. Идем.
Шли быстрым шагом. Думал, легко выдержит такой темп. Оказалось, что нет: во время приступов кашля приходилось останавливаться и наклоняться. Взглянул на мальчика, прохрипел:
— Надо идти бесшумно, а то они нас услышат и подкараулят. Пошли.
— Сколько их, пап?
— Трудно сказать. Может, только один.
— Мы их убьем?
— Не знаю.
Пошли дальше. Грабителя сумели догнать только во второй половине дня, ближе к вечеру: идет по дороге, с трудом толкает переполненную тележку. Оглянулся. Увидев их, припустил бегом, но вещи не бросил. С тележкой далеко не убежишь, и тогда он остановился и спрятался за ней, в руке нож. Заметил револьвер и отступил назад, но нож не бросил. Отец приказал ему отойти от тележки. Незнакомец посмотрел на них. На мальчика. Судя по всему, сотоварищи его прогнали. Пальцы на правой руке отрублены. Прячет ее за спиной. Шпатель из плоти. Тележка забита доверху. Все забрал.
— Отойди от тележки и брось нож на землю.
Незнакомец оглянулся. Словно надеялся, что в кустах прячутся его сообщники. Худющий, угрюмый, грязный, обросший. Полы плаща склеены клейкой лентой. Револьвер самовзводный, но на всякий случай надо проверить — взвести курок. Два громких щелчка. Только это да их дыхание нарушают тишину соленых вересковых дюн. Явственно чувствовали вонь от его тряпья.
