– Привет, Геза!
– Привет!
– Извини, что пришлось поцеловать тебя.
– Это лучше, чем ударить, Мортен.
Мы смеемся.
– Геза, я смешаю порцию и для тебя. Присоединяйся к нам! – говорит Анри, щурясь на сильном солнце. – Мортен только что прилетел.
– Потрясающая погода! – улыбается африканец.
– Знаешь, Геза, о чем меня спросил Мортен, когда началась наша стройка на Манараге?
– Анри, ну не надо… – укоризненно посмеивается Мортен.
– “Нельзя ли просто поставить здесь обычную типографию, чтобы она печатала книги, а не возиться с этой дорогущей машиной?” Как тебе?
Мы все смеемся.
Сквозь широкие окна с голубого неба солнечный свет потоком проливается на Анри. Он весь залит солнечным светом, его широкое смеющееся лицо источает свет. Этот свет согревает меня сильнее Солнца. Это свет будущего. Нашего. И моего. Перевожу взгляд на свой открытый кейс. Какой старый, затхлый, нежилой дом! Гроб, полный тлена! Он обречен лишь на гниение и распад. Он распадется на рой атомов. Мне смешно. Я смеюсь. Беру убогую ферросиликоновую черную шапочку. Знак моего страха перед самим собой. Знак беспомощности. Знак убожества. Знак потерянного времени. Смеясь, натягиваю ее себе на голову.
Хлоп!
В голове схлопнулось.
Мир съежился. Каменное вокруг. Холодное. Чужое. Опасное. Кейс. Мой кейс. Мой родной кейс. Он здесь, в чужом и опасном месте. Мой халат. Мой колпак. Мой эскалибур. Шарики Баодин. Сердце бьется. Холодно. Здесь холодно. Там в кабинете светло. Холодный свет. Чужой свет. Опасный свет. Там стоят двое. Черный. Который в туалете мыл руки. А потом всунул своим языком мне в рот таблетку. И жирный. Который предал Кухню. И убил Квинтет. Желтая свинья. Они стоят. Они смеются. Надо мной. Над всей Кухней. В стеклянном ящике оружие. Золотой маузер. Винтовка. Два охотничьих ружья. Огнемет Smaug-4. Ракетомет Valhalla SM. Это осталось от шершней. Он взял их. На память? И ранец. Белый ранец. Это бомба. Которую принесли с собой шершни. Чтобы взорвать чужой мир. Расстегиваю ранец. Внутри дисплей часового механизма. А в кармашке дистанционный пульт. Можно так. А можно и так. А можно одновременно. Но сперва разнести все из ракетомета, облить напалмом. Убить желтую свинью. Убить свинью! Беру золотой маузер. К-96. Магазин на 20 патронов. Такие только у Квинтета. Которого уже нет. На щеке маузера оттиснут герб Кухни: пылающая книга и два скрещенных эскалибура. Магазин полный. Оттягиваю затвор.
– Геза, твой коктейль готов! Иди к нам.
Со стаканами в руках они смотрят на меня. Поднимаю маузер. Рука трясется. Голова трясется. И я трясусь. Я весь трясусь. Но я хорошо стреляю. Я всегда хорошо стрелял. Я очень хорошо стреляю. Ты очень очень очень хорошо стреляешь, Геза. Ты убьешь желтую свинью.
Выстрел.
Пуля проходит между ними. И делает дырку в стекле. Я трясусь.
Желтая свинья ставит свой стакан, плывет ко мне.
Я целюсь.
Целюсь.
Целюсь.
Свинья приближается. Она все больше. Она большая. Большая и желтая. В нее легко попасть, Геза. В желтое и большое легко попасть. Ты же хорошо стреляешь. Ты очень очень очень хорошо стреляешь!
Рука со смеющимся козлом ложится на ствол маузера.
Желтая свинья забирает маузер.
– Геза, тебе не идет эта шапка. Она старомодна.
Глазки свиньи улыбаются. Свинья стягивает шапку с моей трясущейся головы.
Хлоп!
Мир распахивается. Прекрасный. Огромное лицо Анри. Оно рядом. Оно источает свет, радость и надежду. Я только что мог совершить ужасную ошибку. Анри улыбается мне. Он обнимает меня. Я опускаюсь на колени. Обхватываю руками это большое и бесконечно родное тело.
Рыдания. Они сотрясают меня. Слезы текут потоком.
– Поплачь, поплачь, дорогой, – своими большими руками он по-отечески гладит мои плечи. – Ты дома.
Я плачу. От радости, что я не сделал великой ошибки. От счастья, что все, все, все теперь со мной – Анри, солнце, небо, Манарага, чудесная машина. И будущее, наше ослепительное будущее.
– В которое возьмут всех! Кухня будет доброй ко всем, Геза. Мы будем любить всех. А вот и сюрприз для тебя.
Широкие мягкие пальцы отирают слезы с моего лица.
– Посмотри, кто к тебе пришел.
Дверь открывается. И входят… нет… этого не может быть! Льен и Тяу. Две очаровательные вьетнамочки, близнецы. Те самые, с которыми я был уже трижды счастлив на Пху-Куоке, на Майами и в бухте Халонг. Шлепая резиновыми тапочками по каменному полу, они идут ко мне. Милые, очаровательные! Они в длинных белых махровых халатах.
– Привет, Геза! Привет, Геза! – поют их тоненькие голоса.
– У нас здесь прекрасный бассейн, – сообщает Анри. – Под горой бьют горячие источники. Теперь это наша отопительная система. Манарага – чудесное место во всех смыслах! Все для счастья! Как поплавали, девочки?
– Изумительно! Восхитительно! – поют юные голоса.
– Геза, нам всем предстоит много совместных заплывов.
Девочки медленно приближаются ко мне, пританцовывая. Они очаровательны, за их спиной – райский мир нежных волн, розовых закатов и дальних островов.
– Помнишь, Геза, их песенку, когда ты надевал это? – Анри трясет убогой ферросиликоновой шапочкой.
Как же мне не помнить! Девочки придумали песенку для засыпающих блох, чтобы те не мешали нам любить друг друга на теплом и мокром песке. Песенку на своем смешном английском.
Льен и Тяу запевают ее:
Sleepy fleas, sleepy fleas,
Don’t disturb us make love squeeze!
Голоса их звенят райскими колокольчиками.
– Sque-e-e-eze! Sque-e-e-e-e-e-e-eze! – визжит Анри, растягивая в такт шапочку, как гармошку, своими могучими руками.
Он танцует передо мной, коленопреклоненным, танцует, колышась желтым облаком, изящно играя своим огромным и божественным телом. Он владеет всем. Девочки кружатся вокруг него. Мортен изображает волну и изумительно извивается солнечных лучах.
– Sque-e-e-e-eze!
Шапочка лопается. И вместе с ней – весь мой прошлый мир. Клочья его летят на каменный пол.
– Sque-e-e-e-eze! – облако подталкивает дюймовочек ко мне.
Они распахивают свои халаты и встают… да, в их традиционную утреннюю позу приветствия, разведя и скрестив свои гибкие и гладкие ножки так, что их нефритовые врата соединяются в волшебный знак WW. О, как я люблю его! Я ползу к нему на коленях, приникаю устами. О, этот запах счастья! О, эта нежность! Ты снова со мной. Навсегда. Навеки!
И поток моих слез проливается на юные чресла.
Скучаешь, сладкий? Нужно общество? (нем.)
Почему нет? Присаживайтесь, девочки (нем.).
Как твой Юл Бриннер? (нем.)
В норме! Ждет вас (нем.).
Преувеличение (нем).
Вечное прибытие (нем.).
Вечное возвращение (нем.).
Великий поворот (нем.).
Как пожелаете, сэр (англ.).
К вашим услугам, сэр (англ.).
