«Антон прости за сегодня. Я всё понял. Я договорился о встрече на послезавтра. Если тебя этот день устраивает дай плиз знать».
Сначала я хотел ответить обоим, но потом решил, что эсэмзсится в два часа ночи могут только молодые любовники. С другой стороны, им и был. Сегодня я окончательно понял, что влюблён в медиа. Странно, как я этого не понимал раньше?
Всю ночь мне снились прикольные цветные сны, которые, как всегда, не запоминаются. Уже под утро мне приснилось, что я сидел за столом в большой комнате, похожий на прозрачный куб. На стене перед моими глазами висело штук двадцать экранов, на которых транслировались гонки машинок из игры street racing моего телефона. На столе стоял огромный монитор, разделённый на квадратики, в каждом из которых находился человек, играющий на своём сотовом телефоне в эти долбанные машинки. Некоторые игроки настолько вошли в азарт, что качались на поворотах или чуть подскакивали на стульях в моменты, когда машина, которой они управляли, проходила трамплин. Мне были видны только спины игроков, но во сне я чётко понимал, что знаю каждого из них. Игроки сидели, сосредоточенно вперившись в экраны своих телефонов, увлечённо жали на клавиши, хлопали себя по коленкам, когда проигрывали, искренне радовались, когда их машина приходила первой. Некоторые даже устанавливали персональные рекорды. Они выбирали тактики наиболее быстрого прохождения трассы, старались быстрее жать на клавиши, управляя своими машинами. Тогда как я одним щелчком мыши менял им пейзажи, увеличивал или уменьшал их скорость и даже менял машины. Некоторым вместо безымянных чёрных спорткаров я ставил «Порши», некоторым «Феррари», а иным так и вовсе «Жигули». Я смотрел за движением машин на экранах и одновременно наблюдал за реакцией игроков, которые думали, что это они управляют своими машинками. Каждый из них находился в прозрачной комнате, похожей на мою. Казалось, что если кто-нибудь из них обернётся назад, он непременно увидит меня, сидящего на некотором удалении за большим монитором. Но отчего-то я чётко знал, что никто из них не обернётся назад. То ли из-за того, что каждый был увлечён собственной игрой, то ли из-за того, что никто из играющих даже не допускал самого факта присутствия здесь кого-то ещё, кроме них самих. В общем, я понимал, что никто из них не остановится и не посмотрит назад. А ещё я знал, что, возможно, первый раз за этот год я проснусь с улыбкой.
С прапорщиком Зайцевым мы практически не торговались. К сожалению, выяснилось, что никакой ампутации ног не будет, потому что обморожение было не столь серьёзным, зато зайцевская тяга к деньгам оказалась выше ожиданий. Даже задержание расстраивало Зайцева не столько последующим судом, сколько потерей весьма доходного бизнеса по продаже оружия сомнительным ублюдкам.
Как стало ясно из десятиминутного диалога, подозреваемый прапор задумал облегчить свою участь чистосердечным раскаянием и прозрачными намёками на то, что «не я один».
Мы кивали головами, и, в продолжение его идеи, двинули тему о том, что призрачных намёков ментам будет недостаточно. А вот вломить следакам некоторых «козлов, которые реально, в натуре, обурели» будет очень кстати. Таким образом, рисовалась картина преступной группы из старших офицеров, которые заставляли честных прапоров тащить оружие на рынок. Вполне в духе дедовщины и всяческого издевательства над солдатами. Проблема, правда, была в том, что Зайцев на молодого бойца не тянул, но в конце концов выяснилось, что дедовщина – она… она для каждого своя.
Красочно живописав его пребывание на зоне, рассказав про глумления, которые там происходят, про блатные понятия и то, что суд в рамках борьбы с терроризмом (а терроризм тебе, Толя, пришьют обязательно) даст десятку по максимуму, мы практически не оставили ему шанса. Я говорю практически, потому что даже его минимальные шансы на отказ были блокированы суммой в двадцать тысяч долларов. Конечно, он поломался, скорей для вида, но мы, как опытные переговорщики, быстро объяснили ему, что при том информационном шуме, который мы организуем, официальные власти предпочтут замять дело, нежели придать ему огласку. А ему, Толе Зайцеву, всего и делов-то дать одно интервью, сделать заявление через адвоката, которого мы предоставим, пару раз пообщаться со следаками и отказаться разговаривать с кем бы то ни было, сославшись на плохое самочувствие. Остальное сделают СМИ. В любом случае, Толян, говорили мы, ты ничего не теряешь. Откажешься – пойдёшь по этапу, согласишься – будешь жить, да ещё и с бабками. А как выйдешь из больницы, мы тебя в Европу отправим, лечиться. Вернёшься после выборов, все про тебя уже забудут. Толян, как человек простой и склонный к афёрам, пораскинул мозгами, махнул с нами по сто грамм (несмотря на раннее утро), крякнул «да ебись оно все в рот», и согласился. В самом деле, чего тут было думать, мы же ему не предлагали опять автоматами идти торговать, правда?
По пути из больницы в офис мне приходит CMC от Сашки Епифанова. «Костя Угол стал ответственным отдела экономики в „Коммерсе“.
– Во бля! – вслух говорю я.
– Ты чего? – Вадим, сидящий за рулём, дёргается.
– Ты осторожнее, сейчас въебемся куда-нибудь с твоей дергатней, а у нас сегодня дел вагон.
– А чего ты вскрикиваешь?
– Извини, я случайно. Помнишь, я тебе вчера говорил, что я начал инспирировать в интернете слухи о скором банковском кризисе?
– Ага. Генка ещё «флеш-мобы» там свои мутил со студентами.
– Вот. Наш с Сашкой бывший сокурсник, Костя Угольников, стал ответственным за экономику в «Коммерсанте». Позвоню ему сегодня. Если «Коммерс» поддержит статьёй, мы сможем развить тему «Завтра кризис». А это уже серьёзно. Мы тут такую панику устроим – все в банки побегут деньги свои забирать.
– Слушай, это тема. Ты с ним встречаться будешь сегодня?
– Попробую. Да, чую я, Вадик, что Вербицкий станет нас с тобой на руках скоро носить. Два проекта, и оба ломовые.
День начался просто невероятно. Темы проектов били наотмашь. Я ощущал себя настоящим модератором. Последний раз такая лёгкость мысли была у меня в первые годы работы фриланса – эпоху региональных выборов. Мы ехали молча, и, видимо, каждый радовался за себя. И вдруг, ни с того ни с сего, Вадим отчётливо произнёс:
– Жалко мне этого дурака.
– Ты про кого? Про Костю? Я тебе скажу, он совсем не дурак.
– Нет, я про Зайцева. Разводим дурачка совершенно втёмную. Его же потом с землёй сравняют.
– А не надо было автоматы из части пиздить. Знаешь, Вадим, виноватых без вины не бывает.
– Да знаю я. Просто чего-то совестно стало. Может, зря мы все это замутили?
В этот момент мы встаём на светофоре. Я отворачиваюсь от Вадима, поражённый неожиданной вспышкой его совести, и думаю, что ему ответить. Мой взгляд упирается в стену, испещрённую граффити. Я читаю надписи, потом трогаю за плечо Вадима и указываю ему на стену:
ЗАСУНЬ В ЖОПУ СОВЕСТЬ.
ЭТО РЕАЛЬНОСТЬ!
– Вот, Вадик, читай на стене – глас народа, между прочим. А ты говоришь совесть. Это медиа, коллега. Мы занимаемся реальными вещами. Здесь задачи посложнее организации банкетов и вечеринок. Понимаешь?
– Это точно, – откликается Вадим, разглядывая стену.
Весь оставшийся путь мы ехали молча.
Приехав на работу, мы идём в мой кабинет, я прошу две чашки кофе и коньяку, мы разваливаемся в креслах и несколько минут болтаем о всякой чепухе. Телках, новых фильмах, зарплатах в конкурентных организациях, летнем отдыхе и шмотках. Когда речь заходит о том, что будет, если Путин всё-таки останется на третий срок, Вадим осекается и спрашивает меня:
– Так что мы с Зайцевым-то будем дальше делать?
– С прапором? Дальше все просто. Начинаем готовить СМИ.
– Как именно?
– Скажи, Вадик, а ты «тёмники» когда-нибудь писал?
– Я? Нет. Мне пару раз Вербицкий показывал, и один раз Генке нашему слили «тёмник» из Администрации. Ну, помнишь? Который он в Интернет, в «Лайв-Джорнал» выкладывал?
– Это был фуфловый «тёмник». Генка его, скорее всего, сам и сварганил.
– Ну, не знаю. За что купил, за то продаю.
– А ты знаешь, за сколько он его купил?
– В смысле? – Вадим несколько напрягается.
– Шучу, шучу. В общем, буду тебя учить, как надо готовить информационную среду. Бери бумагу, записывай. Начать стоит c…
Сегодняшним утром, перед встречей с Зайцевым, я предусмотрительно дёрнул из своего тайника в подъезде черновик «тёмника», который мы писали вместе с парой копирайтеров несколько лет назад, в ФЭПе. Поскольку черновик был недописанный, то относительно начала «тёмника» у меня вопросов не было. А вот относительно конца…
Впрочем, интуиция и талант всегда победят инструкцию и бездарность. Тем более, что тренироваться нам предстояло вдвоём. А две головы медийщиков – это практически четверть Останкинской Башни.
– Начать стоит, собственно говоря, с самого события. «Произошло то-то». Затем даётся справка по теме, где приводится хроника аналогичных событий, сведения о жертвах. Делается промежуточный вывод. Записал?
