Врач запрокинул голову, рассматривая двенадцать плафонов потолка, на которых найденный Шарлоттой художник представил в красках, едва подсохших, Нагорную проповедь, начиная с призвания апостола Петра.
— Доктор Бор, — сказал он с улыбкой, — счёл бы это нападением на науку.
— Не нарушить, — процитировала Шарлотта серьёзно, — пришёл Я, но исполнить.[25]
— Меня удивляет, — сказал врач, пытаясь сохранить весёлость, — что вы сделали комнату, выходящую окнами в сад, а не на улицу. С вашей энергией можно было бы всю деревушку Сен-Клу переместить на пару столетий назад.
— Я об этом думала, — ответила Шарлотта. — Но тогда возник бы сложный вопрос об этических обязательствах науки. Я решила оставить Бору возможность ответить на эти вопросы.
Она вспомнила свою беседу с Бором в его кабинете уже более года назад.
— Будущее, — сказала она, — не только поднимет вопрос о перемещении деревни, где живёт полторы тысячи жителей. Оно укажет на крупные города мира и задаст вопрос, а должны ли они вообще существовать.
— У вас в характере, фройляйн Гэбель, — заметил психоаналитик, взглянув на картины на потолке, — есть религиозная черта.
— Нагорная проповедь, — сказала Шарлотта удовлетворённо, — содержит в себе радикальную теорию о любви. Спаситель в ней представляет самого себя, как того, кто несёт человечеству знание о сути любви, которая когда-то существовала, но была утрачена. Это первое в мировой истории интуитивное изложение того, что мы должны здесь доказать: что любовь подвержена распаду.
— Было бы интересно, — заметил врач, — послушать мнение Спасителя о такой трактовке.
— Когда-нибудь, — угрожающе произнесла Шарлотта, — мы пригласим его в лабораторию и спросим.
В тот вечер Шарлотта Гэбель впервые во всех деталях описала эксперимент своему сотруднику, и врач слушал её с глубоким волнением. Сидя за маленьким столиком в саду, они проговорили всю ночь, а по небесному куполу двигались те же созвездия, что сияли в их пролетевшие за работой датские ночи. Теперь время года переместило звёзды на запад, а переезд Шарлотты и врача на юг сдвинул их к северу, и что-то другое, трудно объяснимое как будто приблизило их и сделало более доступными. Когда Шарлотта закончила своё объяснение, врач, который не прикасался к ней с того тягостного вечера десять лет назад во дворце Кольбера, схватил её руку, но на сей раз прикосновение было смиренным, просительным и восторженным.
— Вы, — воскликнул он, — первооткрыватель, который нашёл узкий опасный пролив, ведущий от науки к искусству, и теперь, пренебрегая всякой личной безопасностью, направляетесь туда.
Шарлотта скромно отклонилась назад и посмотрела во тьму, на силуэт того, что врачу казалось похожим на большую бочку.
— Тот, кто ищет, должен найти, — сказала она.
В течение зимы 1928 года Шарлотта Гэбель и её ассистент провели шесть экспериментов с шестью разными людьми. Всё проходило в обстановке полной секретности. Шарлотта никогда позже не упоминала об этих экспериментах. Каждый из них продолжался по два дня, и участвовавшие в них люди до конца своих дней сохраняли упорное молчание о тех сорока восьми часах, которые они провели за высокими стенами.
Нет никаких сомнений в том, что первые опыты завершились неудачей и что, во всяком случае, врач в январе 1929 года стал опасаться, что они никогда не смогут добиться успеха.
В конце февраля Шарлотта увидела в Париже Пьера, того самого глупого садовника с Блайдамсвай. Она вернулась к своей привычке юности — гулять по набережным Сены, когда ей нужно было поразмышлять, — там ей казалось, что мысли её текут спокойно и щедро, как воды реки, — и во время одной из прогулок, проходя по Новому мосту, она обратила внимание на скопление людей посреди маленькой площади позади табачной лавки «Генрих IV».
Люди смотрели на садовника. Сначала Шарлотту захлестнул прилив гнева, который чуть было не смыл её в Сену, но какое-то удивившее её интуитивное чувство подсказало ей, что молодой человек изменился.
Он был один и разыгрывал чудное представление, состоявшее в том, что из мелких событий окружающего мира создавал прямо на глазах зрителей свои собственные композиции. Какая-то женщина проходила мимо, держа за руку ребёнка, и он одним движением, совершенно незаметным для неё, вынимал из её руки руку ребёнка и вместо этого давал ей свою. Согнув колени, он следовал за женщиной, пока смех зрителей не заставлял её опустить глаза и с криком броситься назад за ребёнком. После чего Пьер, заметив мужчину, который шёл мимо с двумя борзыми, начинал рычать так похоже на собаку, что борзые вдруг теряли самообладание и затевали драку. Шарлотта почувствовала непреодолимое желание подойти поближе. Находчивость и энергия садовника были полны безрассудства, безразличия к самому себе, в нём начисто отсутствовал страх перед условностями. «Для него, — подумала Шарлотта, — в это мгновение не существует ни прошлого, ни будущего».
Оказавшись внутри круга зрителей, она увидела, как садовник неожиданно рухнул на мостовую. На минуту ей стало страшно за его жизнь, пока она вместе со всеми остальными не догадалась, что он симулирует сердечный приступ, чтобы из своего лежачего положения заглянуть ей под платье. При этой последней выходке он потерял симпатии публики, и его обступили помрачневшие мужчины. Испуганный, но без всякого сожаления, он поднялся и какое-то мгновение смотрел Шарлотте в глаза. И тут ей стало ясно, что с ним что-то произошло, потому что во взгляде его не светилось узнавания, голубые глаза были пусты и безжизненны, словно необитаемая комната. Но, как позже отметила про себя Шарлотта, вся его фигура, когда он убегал, выражала радость идиота от того, что он привлёк внимание.
В тот вечер Шарлотта написала Бору и в конце письма задала несколько вопросов о его садовнике.
Через три недели она получила ответ. Письмо Бора было сбивчивым и, в основном, касалось дискуссии с Эйнштейном, но в конце он с грустью, ничего не подозревая, писал, что потерял садовника. Вскоре после отъезда Шарлотты молодой человек выстрелил себе в голову. Однако он остался в живых и через несколько месяцев смог выписаться из больницы. Но он не смог вернуться на прежнее место работы. Дело в том, что пуля прошла вдоль lobi frontales[26] и на своём пути закоротила миллиарды мельчайших электрических цепей, которые образуют сумму опыта нашей жизни. Мальчик, насколько понял это Бор, полностью потерял память.
Это письмо Шарлотта показала врачу, рассказав ему одновременно о представлении на Новом мосту и заметив, что этот человек без истории, живущий только в настоящем, — тот, кого они долго и безуспешно искали.
И тут у врача проснулись смутные неловкие сомнения. Он вспомнил то, как молодой садовник, отрываясь от газонокосилки, смотрел в окно кабинета на склонённую голову Шарлотты.
— Я думаю, — сказал он, — что, может быть, вы уже достаточно заставили его пострадать.
Шарлотта подошла к нему вплотную.
— Что я слышу, — сказала она, — психоаналитик апеллирует к невротическим угрызениям совести?
С этого времени она каждый день наведывалась к Новому мосту, и через неделю она нашла юношу. После представления она подошла к нему и встретилась с ним взглядом, одновременно положив ему в шляпу деньги, и её опытный девический ум в этот момент представлял собой бесконечно чувствительный вольтметр, который распознал бы малейший проблеск узнавания. Но ничего не было. Бессмысленная любовь и затем пуля — одно из изобретений европейской физики, имевшее чрезвычайно серьёзные последствия, — раз и навсегда разрядили батареи молодого человека, оставив ему только то, что Шарлотта так долго искала: лишённый всякого прошлого настоящий момент.
Когда он уходил, она на расстоянии последовала за ним вдоль Сены и затем на север к кладбищу Пер-Лашез, где Париж становится тёмным, неприветливым и опасным. Перед дверями дома, в который он вошёл, Шарлотта на мгновение остановилась, размышляя о том, что эксперимент, который переходит границы науки, может также перейти и социальные барьеры. Она вошла в дом.
Он жил в подвальной комнатке, которая была столь мала, что они вдвоём с трудом смогли в ней поместиться. В слабом свете фонаря «летучая мышь» он её узнал.
— Я видел тебя сегодня на улице, — сказал он.
— А мы встречались до этого? — спросила Шарлотта, внимательно глядя ему в лицо.
Он уныло покачал головой.
— Я точно не помню, — ответил он.
— Я пришла, чтобы пригласить тебя выступить — сказала Шарлотта. — Три дня подряд. В Сен-Клу.
— Пятьсот франков, — сказал юноша.
Шарлотта могла бы тут же заплакать от радости, но пока что она не чувствовала полной уверенности.
— Пятьсот франков — это большие деньги, — заметила она.
