На следующий день образ Рут тоже не давал ему покоя. Он хронометрировал движения рабочих на одном из допотопных заводов в штате Нью-Джерси, выпускающих электродрели. Работа займет не одну неделю. «Соединение детали „К“ с деталью „Л“. Правой рукой деталь берется с конвейера — поиск детали, обхват, деталь кладется на конвейер…» Под враждебными взглядами рабочих он шел вдоль сборочной линии с раскрытой папкой в руках. Черные волосы Рут развевались между стропилами. «Неизбежные задержки — 3. Неоправданные задержки — 9». У нее, наверное, продолговатые, как сливы, чуть раскосые глаза. Руки унизаны кольцами, а длинные овальные ногти покрыты ярко-красным лаком.
Вернувшись вечером с работы, он нашел в своей квартире письмо от Эзры с приглашением в ресторан на ближайшую субботу. «Сердечно приглашаю Вас» было написано посредине официального печатного бланка-приглашения — типичная для Эзры шутка. (А может, он это всерьез?) Боже упаси от этих Эзриных обедов. Опять будут тосты и нескладная сентиментальная речь Эзры, в конце которой он объявит какую-нибудь важную новость, в данном случае известит о своей помолвке. Хорошо бы отказаться, подумал Коди, но что толку? Эзра будет безутешен, если недосчитается хотя бы одного члена семьи. Он отменит обед, перенесет его на другой день и будет откладывать до тех пор, пока Коди не согласится, так что лучше уж поехать и отделаться сразу. К тому же он был не прочь познакомиться с этой Рут.
Эзра слушал своего бывшего клиента — тот объявил, что пришел сюда в последний раз.
— Раньше, — говорил клиент, — это был шикарный ресторан.
Эзра кивнул, глядя на собеседника с симпатией и участием; Коди показалось, что думает Эзра о чем-то другом.
— Раньше здесь была замечательная французская кухня, — говорил мужчина, — блюда с коньяком и многое другое… канделябры, гардеробщица, официанты во фраках. Куда подевались официанты?
— Они смущали посетителей, — сказал Эзра. — Считали, что те ходят как на экзамен, а не просто пообедать. Совсем обнаглели.
— А мне так нравились ваши официанты.
— Теперь у нас домашняя обстановка, — сказал Эзра и кивнул на ближайшую официантку, высокую, сутулую, бесцветную девицу с полуоткрытым от усердия ртом; она не сводила глаз с кофейной кружки, которую несла в обеих руках. Осторожно, мелкими шажками она двигалась по залу. Прошла между Эзрой и посетителем. Эзра отступил, пропуская ее.
— «Нетти, — говорю я жене, — продолжал Эзрин собеседник. — Ты должна своими глазами увидеть ресторан Скарлатти. Не ругай Балтимор, пока не увидишь этот ресторан». И вот мы приезжаем, и на месте нет даже вывески. Вы назвали его «Тоска по дому». Что за название? А оформление! Теперь все это похоже на… огромную придорожную забегаловку.
Он был прав. Коди с ним согласился. На полках по стенам зала красовались стеклянные банки с домашними солениями, кухня была открыта для всеобщего обозрения, там топтались неряшливо одетые повара, готовили свои любимые кушанья (популярные закуски, диетические и национальные блюда — все, что приходило им в голову)… С тех пор как Эзре достался в наследство этот ресторан (заметьте, от женщины), он систематически разрушал его. Теперь он иной раз предлагал в вечернем меню одно-единственное блюдо и сам подавал его к столу. В другие дни выбор бывал пошире — четыре-пять названий, написанных мелом на черной доске. Но и тогда вам могли подать совсем не то, что заказано. «Копченый окорок», — попросите вы, а вам несут рагу из окры. «Вы сильно кашляете, — скажет Эзра, — это блюдо вам гораздо полезнее». Но даже если он и прав, разве так должен работать ресторан? Когда заказываешь окорок, должен быть подан окорок. А так и дома поесть можно. «Через год ты окончательно разоришься», — пророчил ему Коди. И вот теперь Эзра действительно почти что разорился: исчезло большинство его завсегдатаев. Правда, некоторые продолжали посещать ресторан, появились даже новые клиенты. Сюда стали заходить одинокие пожилые люди, которые ужинали каждый вечер за постоянными столиками в этом похожем на сарай зале с дощатым полом. Они могли себе это позволить, потому что цены в меню не были обозначены, клиенты расплачивались прямо с официантами по счетам. И могли в случае чего рассчитывать на скидку. (Разве это законно?) Эзру беспокоило, где питаются эти старые люди по воскресеньям, когда ресторан закрыт. С другой стороны, Коди тревожило состояние бухгалтерских книг Эзры, но он не выражал желания ознакомиться с ними. Был уверен, что обнаружит там страшные ошибки, огромные долги. Лучше не знать, не вмешиваться.
— Действительно, у нас произошли кое-какие изменения, — сказал Эзра бывшему клиенту. — Но если вы попробуете нашу еду, то убедитесь, что это прекрасный ресторан. Сегодня в нашем меню всего одно блюдо — тушеное мясо.
— Тушеное мясо!
— Это необыкновенное блюдо — оно успокаивает.
— Тушеное мясо я могу съесть и дома. — Мужчина нахлобучил фетровую шляпу и, резко повернувшись, направился к выходу.
— Ну что ж, — сказал Эзра, — всем не угодишь.
Они прошли в дальний угол зала; на столе, который Эзра обычно отводил для семейных обедов, стояла табличка «Столик заказан». Дженни и матери еще не было. Дженни, приехавшая послеполуденным поездом, попросила мать помочь ей выбрать в магазине свадебное платье. И Эзра был обеспокоен тем, что они опоздают.
— Обед назначен на половину седьмого, — сказал он. — Что же они так долго копаются?
— Ничего страшного, ведь на обед будет всего лишь тушеное мясо.
— Это не «всего лишь» тушеное мясо, — возразил Эзра. Он сидел на стуле, костюм на нем почему-то невообразимо топорщился, словно был сшит на человека больших габаритов. — Это нечто большее. Название «тушеное мясо» к нему никак не подходит, оно скорее похоже на… то, чего так хочется, когда человек в тоске и все донимают его. Понимаешь, у меня сейчас есть повариха, настоящая сельская повариха, и тушеное мясо — самое простое из тех блюд, которые она умеет готовить. К нему будет еще жареная картошка, отварной горох, пресные булочки из отбитого теста, его в самом деле отбивают на колоде обухом топора…
— А вот и они, — сказал Коди.
Дженни с матерью шли по залу. В руках у них не было свертков, но что-то в их облике говорило о том, что они долго ходили по магазинам, — быть может, усталые, недовольные лица. Помада на губах Дженни стерлась, шляпа у Перл сбилась набок, и волосы выбивались из-под нее еще более беспорядочными и мелкими кудряшками, чем обычно.
— Что же вы так долго? — спросил Эзра, вскакивая со стула. — Мы уже начали волноваться.
— Да это все Дженни и ее капризы, — сказала Перл. — Худая как глиста, и надо же! — не желает ни ярких цветов, ни пастельных тонов, ни оборок, ни складок, ни отделки — словом, ничего такого, что бы «толстило» ее… А почему на столе пять приборов?
Этот вопрос застал их врасплох. И впрямь, как теперь заметил Коди, на столе стояло пять тарелок и пять хрустальных рюмок.
— Так почему же? — настаивала Перл.
— Ну… Через минуту вам все будет ясно. Садись, мама, вон туда.
Но Перл будто и не слышала.
— И вот наконец мы отыскали именно то, что надо, — продолжала она, — такое приятное серое платье с кружевным воротничком ручной вязки. Как раз в ее стиле. «Вот это в самый раз для тебя», — говорю я ей. И что вы думаете? Она закатывает мне истерику, прямо посредине универсального магазина Хатцлера!
— Не истерику, мама, — поправила ее Дженни, — я только сказала…
— Ты сказала: «У нас не похороны, мама, я не собираюсь надевать траурный наряд». Можно подумать, я выбрала ей черное вдовье платье! Приятный мягкий серый цвет, вполне нарядное платье, именно то, что нужно для второй свадьбы.
— Антрацит, — сказала Дженни.
— Какой антрацит?
— Продавщица объяснила: этот цвет называется «антрацит». Каменный уголь. Мать считает абсолютно нормальным выдавать меня замуж в подвенечном платье угольного цвета!
— Ну так что же? — сказал Эзра, оглядевшись по сторонам. — Может, мы наконец сядем за стол?
При этих словах спина у Перл стала еще прямее.
— И тогда, — сказала она, обращаясь к сыновьям, — ваша сестра совершенно бездумно, просто так, мне назло, подбегает к ближайшей стойке с одеждой и выдергивает оттуда платье снежной белизны.
— Кремовое, — уточнила Дженни.
— Кремовое, белое — какая разница?.. И то и другое совершенно не годится, когда выходишь замуж во второй раз и развода еще не было, да и жених без постоянной работы. «Вот это я беру», — говорит она. А платье даже не ее размера, она в нем утонет. Пришлось оставить его на переделку.
— А мне оно понравилось, — сказала Дженни.
— Да ты же в нем утонула.
— Оно меня стройнит.
— Не накинуть ли сверху шаль или еще что-нибудь коричневое? — сказала мать. — Надо же хоть как-то приглушить этот цвет.
