В окне мелькнул мужчина, и меня стала неотвязно мучить мысль, что окно открыли для того, чтобы слышны были зачитываемые фамилии...
С грехом пополам, через пень-колоду добрался наконец чекист и до моей фамилии, при этом он издал горлом такие удивительные звуки, что я не вдруг сообразил: он произносит мою фамилию. Не буду кривить душой, он старался изо всех сил, но чем больше тщания он проявлял, тем больше искажал фамилию, и тем больше я почему-то раздражался. Казалось, мне не привыкать, мое имя зачастую коверкали, особенно в России, тем не менее я вызверился до того, что, уже не сдерживаясь, в полный голос, отчетливо, по слогам произнес:
– Го-шхо-те-ли Ре-ваз Со-про-мо-вич. Гражданин Республики Грузия. Князь!
Чекист от всей души расхохотался, опустил глаза на список, почмокал губами и, вдруг помрачнев, гаркнул:
– Повторить! - Видно, "князь" дошло до него с некоторым опозданием.
Спокойно, с той же интонацией я повторил свое имя, даже "князя" не выпустил.
– Покняжишь ты у меня, покняжишь! - огрызнулся он и собрался было продолжить список, как из открытого окна донеслось:
– Самотеев, веди его сюда!
– Есть! - Чекист обернулся но мне: - Следуй за мной, контра!
– Нас двое, - отозвался я.
Начальник, растерявшись, злобно бросил:
– Чего-о-о?!
Но сверху тотчас последовал приказ:
– Самотеев, веди обоих!
– Следовать за мной! - гаркнул чекист так, что, казалось, тотчас за командой грянет туш духового оркестра.
Мы пошли, подталкиваемые чекистом. Пока мы поднимались по лестнице, я попытался представить себе человека, отдавшего из окна приказ, выходило, что он смахивал на молодого парня, за которого просил Теофиле. Я рассмеялся, что только не взбредет в голову обреченному. И тут же мелькнула спасительная мысль, а собственно, почему не может оказаться в этой комнате большевик, скрываться ему как-то не от кого - белых в Одессе нет.
Чекист разрезал бечевки, стягивающие руки за спиной, и провел нас в кабинет.
Это был тот самый молодой человек!
Он пожал нам обоим руки, предложил сесть.
– Революция, гражданская война, Реваз Сопромович! Революция, которую сами делаем! - как бы размышлял он вслух, расхаживая по комнате. - Да, простите... Яремчук Влас Яковлевич! - представился он, подсаживаясь к столу и протягивая нам чистую бумагу. - Напишите разборчиво ваши фамилии, имена, отечества, - попросил он с улыбкой.
Яремчук нажал на кнопку звонка и продиктовал машинистке текст мандатов, затем вызвал сотрудника и велел ему принести акт о нашем обыске и конфискованные ценности с вещами.
Через десять минут нам все вернули. Яремчук извинился, что не может пока отдать пятьдесят червонцев, но пообещал со временем расплатиться. Маузер и оружие Григола он оставил у себя, поскольку большевики запретили гражданским лицам носить оружие. Яремчук предупредил, что останется в Одессе еще на три дня, и, снабдив нас мандатами с печатями, отпустил с наилучшими пожеланиями.
Мы заполучили недельную гарантию жизни и неприкосновенности, если вообще в том беспределе могла существовать какая-либо гарантия.
Из кабинета мы уходили, не помня себя от радости. Едва мы оказались на улице, как грохнул залп десятка ружей. Мы поневоле стянули с головы шапки. Несколько случайных прохожих последовали нашему примеру, потом, осеняя себя крестным знамением, торопливо, как и мы, снова нахлобучили их и быстрым шагом, почти бегом, продолжили путь под беспорядочные ружейные выстрелы.
В Одессе есть улица - запамятовал ее название, - на которой помещаются разного рода мастерские: седельная, шапочная, портняжная. Среди ремесленников было множество грузин. Весть о том, что меня с Григолом повели на расстрел, уже дошла до них, и нас числили в мертвецах. Наше появление вызвало слезы радости. Мы сбросили с себя черкески с архалуками, переоделись в гражданское платье.
На случай, если нас спросят, мы оставили сообщение, что ночуем в той же гостинице.
Когда Яремчук приехал подлечиться в Цхалтубо и разыскал меня, он занимал высокий пост. Я навестил его, мы поговорили, вспомнили прошлое. Вынув из портфеля конверт, он протянул мне пятьдесят червонцев. По тем временам червонец ценился дороже золотой десятки. Я отказался от денег. Он настаивал, и, когда дело дошло до обиды, я сослался на то, что деньги были взяты из кассы национал-демократической партии, а поскольку ее больше не существует, я, естественно, не могу прикарманить чужие деньги. Яремчук растерялся, поскольку тоже не считал возможным оставлять их у себя. Выход нашелся. Пригласив личного секретаря, занимавшего смежную комнату, Яремчук велел внести деньги на депозит!
Резо Гошхотели закончил рассказ. Наплыла тишина. Помолчав, дед Гора задумчиво заметил:
– Человек человеком жив. Кинь добро назад - очутится напереди! По слухам, на этом история не закончилась. Кажется, Ладо Алекси-Месхишвили выбрался из Одессы тоже не без твоего участия...
– Это на потом, уважаемый Иагор, - ответил Гошхотели и, бросив взгляд на часы, поднялся. - Эрекле опаздывает, мне надо идти, как-нибудь в другой раз...
Прошло не меньше года, прежде чем мне довелось услышать продолжение всей этой истории. Праздновали день рождения моей сестры, и гости упросили Резо Гошхотели рассказать о том, как выбирался из Одессы Ладо Алекси-Месхишвили. Рассказывал он интересно, но с отступлениями, несколько сложными для моего младенческого ума, я не во всем разобрался, кое-какие подробности, связанные с оценкой событий и высказываний, я недопонял... Как запомнилось, так и изложу.
Когда Резо рассказывал об уходе из Одессы, которую к тому времени захватили после бегства белых красные, он невольно понижал голос, поскольку отсутствие должного восторга при упоминании Красной Армии могло быть истолковано как похвала белым. Несмотря на то что гражданская война окончилась двенадцать лет тому назад, за равнодушие в изложении некоторых событий рассказчика могли объявить агентом Антанты и мирового империализма, со всеми вытекающими трагическими последствиями. Гошхотели, помню, начал рассказ, и я весь обратился в слух, как меня вдруг мама попросила сбегать за "Боржоми". Я сжался, так не хотелось пропускать что-либо из этого рассказа. Отец, заметив мое отчаяние, взялся выполнить просьбу. В нашей семье детям всегда позволялось присутствовать при беседах взрослых. И делалось это намеренно, по тем соображениям, что эти разговоры помогали разбираться в жизненных ситуациях, тормошили ум, пробуждая его к мысли... Ладно, рассказывай, не отвлекайся...
Господин Ладо, великий актер своего времени, был чрезвычайно популярен еще до первой мировой войны, и все эти годы, включая начало гражданской войны, российские кинофирмы пытались переманить его друг у друга, приглашая на заглавные роли. За этот период он отснялся в тридцати кинофильмах, причем в некоторых из них ему случалось играть по нескольку ролей. Для киноискусства того времени это было нормальным явлением. В разгар гражданской войны фирмы свернули работы. Дороги на юг были отрезаны, местность занята белыми. Случалось, отдельные территории переходили из рук в руки. В этой передряге множество грузин, лишенных возможности выехать, остались в Москве, Петрограде и других российских городах. Те, кто, не убоявшись опасностей, рискнул двинуться в путь, в большинстве погибли от эпидемий или пуль. Их расстреляли именем революции. Одним из таких отчаянных смельчаков был господин Ладо, достигший преклонного возраста.
По Москве сначала прошел слух, что красные взяли Одессу, потом - что пока не взяли, но на днях возьмут. Господин Ладо сел в одесский поезд с намерением добраться до черноморского побережья, а там морем и до Грузии рукой подать. В пути он пробыл полтора месяца. На двадцатое февраля тысяча девятьсот двадцатого года, когда красные взяли Одессу, он находился в пригороде. В течение двух дней, пока красные наводили свой порядок, въезд в город был запрещен. И только двадцать третьего февраля господин Ладо с рассветом вошел в Одессу и, чтобы разузнать об обстановке в городе, о возможности попасть в Грузию, прямиком направился к грузинским ремесленникам, оставив вещи в гостинице. Те выложили все, что знали, и в придачу: как Резо Гошхотели с Григолом Чивадзе избежали смерти, в какой они нынче находятся гостинице, кому не удалось спастись, как расстреляли двух грузинских генералов. Портной Нико Чохели доверительно сообщил господину Ладо, что Резо с Григолом облюбовали в окрестностях Одессы яхту, на которой и собираются тайно отплыть! Господину Ладо пришла в голову мысль взять свой багаж и поселиться вместе с молодыми людьми. Благо, скарб его сильно уменьшился - остался один чемодан с небольшим узелком. Когда он пришел в гостиницу, оказалось, что номер перерыт - ЧК, разыскивая Ладо, устроила обыск.
