— Григорьич, шведская семья это же, вроде, немного другое, — усомнился я.
— А я в сортах говна не разбираюсь, — отчеканил бывший полковник, — мало мы эту заразу в советское время гоняли, да так, похоже, и не выгнали, — погрустнел он.
— Ты же вроде по политике специализировался.
— И по политике, и по… короче хватало дел, — дипломатично ушёл он от ответа, — ты вон лучше полюбуйся на эти старые рожи. Им на кладбище уже давно пропуски ставят, а туда же всё, секса им, видите ли, нормального не хватает.
— Ты полковник отстал от современной жизни, — я принял листок свои руки, — например, в Таиланде, так там вообще уже третий пол появился… Господи! — я даже вздрогнул при виде первой фотографии, на которой цветной принтер изобразил что-то похожее на разъевшуюся гориллу с клочковатой шевелюрой, бородавками по всему лицу и злобным пронизывающим взглядом, — да это же какой-то мужик в женском платье!
Григорьич перегнулся через подлокотник кресла довольный произведённым на меня эффектом.
— А, эта, — сказал он, — Лариска. Нравится?
— Даже под угрозой расстрела, — наотрез отказался я, взглянув на неё (него) и ещё раз вздрогнув, — ты с ума сошёл. Да и остальные, — я присмотрелся к двум другим представленным мне портретам: усатой женщине южного на вид происхождения, представлявшей собой уменьшенную в масштабе модель Львовой и окостенелого вида грымзе с пожухшей физиономией, — надо сказать, тоже на весьма специфического любителя.
Я протянул его лист ему обратно:
— Забирай себе, я хочу без кошмаров сегодня спать.
Напевая: — «наша служба и опасна и трудна», Григорьич забрал листок и посмотрел на меня с ожиданием.
— Первая часть операции завершена, — сказал он, запихивая бумагу снова в себе в карман, — виновные установлены. Теперь надо их, — он сделал скручивающий жеста пальцами, — надо как-то нейтрализовать, чтобы они твоего Валеру на мороз не выгнали.
Я задумался. Раньше мне не приходилось воевать с женщинами, да ещё нестандартной сексуальной ориентации. Борю что ли на них напустить? Так он потом меня сам убьёт за потерю либидо. Хотя вообще, согласно фильмам соответствующей эротической тематики, они все должны были быть красивые и привлекательные. И молодые главное. А здесь, пожалуй, ближе по смыслу подошёл фильм ужасов.
— Слушай Григорьич, — мне вдруг пришёл в голову новый вопрос, — а этот Вовка Корниенко, он то к ним каким боком? Или он им родственник?
Григорьич махнул рукой:
— Не родственник. Он вообще сирота круглый, родители лет десять назад спились. Его Мудова где-то на помойке нашла, пригрела. Он у них, типа на побегушках, шустрит по разным поручениям, — бывший полковник вздохнул, — но психику мальчонке они, похоже, сломали. Он тоже странный какой-то. Сказал мне, что рассказики про несчастную любовь сочиняет и в интернете их выкладывает. Знаю я эту несчастную любовь про тоже самое. Это всё эти старые проститутки из него своего делают.
— Не проститутки, полковник, а лесбиянки, — строго поправил я его, — не создавай путаницу в терминах. Тем более бордель разогнать было бы гораздо проще, а вот что делать с розовым баром? Это ведь нынче не запрещено.
— Вот именно, что не запрещено, — сварливо отозвался Григорьич, — просрали Советский Союз. А там за это была конкретная статья в уголовном кодексе.
— Ну, да, — сказал я с сарказмом, — а если бы не просрали, тогда что было бы?
— Тогда бы я был генералом, — мечтательно вздохнул бывший полковник, — а эти вот дуры, имели бы нормальных мужей алкашей и не лезли бы друг другу куда не надо!
— Ладно, товарищ генерал, — сказал я, — ты лучше скажи, что мы в сегодняшней непростой ситуации делать будем? Вот как их заставить отказаться от аренды нашего, то есть Валериного, — поправился я, — помещения. Тем более, если хозяин согласен.
Несостоявшийся генерал почесал свой красный нос.
— Есть пара способов, — сказал он, — если только ты своим Борей опять всё не испортишь.
— Забудь про него, — попросил я, — уверяю, больше таких накладок не произойдёт. И тем более он не испортил, а даже, как ты сказал, помог.
— Тут дело более тонкое, — заметил Григорьич, — одними пиздюлями не поможешь. Короче говоря, что я ещё выяснил? — спросил он сам у себя и тут же ответил, — ну что, например, эта Мудова строит из себя в РПЦ упёртую набоженку.
— Чего строит? В каком РПЦ?
— В рессорно-пружинном цеху, — рассердился Григорьич, — ты вообще, где живёшь? Про Таиланд с третьим полом знаешь, а про РПЦ нет?
— А, — догадался я и извинился за свою непонятливость, — видишь ли, я тоже родился в советской стране. Там нас учили, что религия — опиум для народа.
— Короче, если её попы узнают, чем она на самом деле занимается, скандал должен будет случиться грандиозный.
— Ну, ты прямо стратег, — сказал я, — только как они узнают? Или ты выйдешь, на этот, как его, амвон, и крикнешь «анафема содомитам!»?
— Не посоветовал бы я такое там кричать, — усмехнулся Григорьич, — нет, у меня свои связи есть в этой организации. Если надо, свяжусь с кем надо.
— А откуда у тебя там связи? — простодушно поинтересовался я, — вы же вроде как были противоборствующими организациями в СССР.
— Ну да, были, — согласился отставной полковник комитета государственной безопасности, — поэтому половина попов у нас и работала. Да у меня там знакомых больше, чем по работе осталось.
Я только покачал головой, вспомнив в каком экстазе слились эти конторы по человеческим душам в теперешнее время, особенно их верхи. Вон, оказывается, откуда корни растут.
— Вовку сначала вызову на разговор, допустим, завтра вечером, — продолжил объяснять Григорьич, — и передам через него предупреждение с парой известных ей фамилий. Должна понять, если не дура.
— А вторую, Ларису, — чем можно припугнуть поинтересовался я.
— Этого-то бородавчатого монстра в юбке? — вздохнул Григорьич, — даже не знаю. Её, по-моему, и недельными пиздюлями не возьмёшь. Только почешется. Да, я думаю, с Танькой прокатит. До конца недели, по крайней мере, точно узнаем.
— Хорошо, — согласился я, — а с Вовкой, что порешим тогда?
— Я бы его в армию отправил на пару лет, — откровенно сказал Григорьич, — чтобы дурь из него всю повыбили. Ну а так? Два раза его уже отмудохали, аж, мама не горюй. Ну и что ещё с ним сделать? Тем более он мне пока нужен. Я сам к этим извращенкам по доброй воле не поеду.
— Ладно, пусть живёт, — решил я, — а вас, полковник, за образцовую службу прошу принять авансом…
Я соскочил со стола и вытащил из стеклянного шкафа бутылку «Курвуазье», на которую уже положил глаз наш рыцарь плаща и кинжала.
— В пакет, в пакет непрозрачный надо положить! — всполошился счастливый Григорьич, — увидят, делиться надо будет!
Отправив вдохновлённого отставника на свершение новых подвигов, я первым делом решил разобраться с хулиганом Борей. Я, конечно, давно уже привык манипулировать людьми за деньги, но всё-таки хотелось бы полностью контролировать ситуации, в которые я этих людей затягиваю. А тут на тебе, такие повороты сюжета, да ещё со впутыванием туда сексуальных меньшинств!
Впрочем, с Борей всё прояснилось довольно быстро, когда я до него сумел дозвониться. С пятого раза. Он немного косноязычно (похмельный синдром), но всё-таки подробно, хотя и с помощью бесчисленных трёхбуквенных вставок объяснил мне, что там на самом деле произошло. Он, понимаете ли, человек (пацан) очень ответственный и всегда относился к полученным заданиям очень серьёзно. Настолько серьёзно, что пребывая в дрезину пьяным и в полном беспамятстве, он смог (сам он этого не помнил) перепоручить боевую задачу другому бойцу Петрову, тому самому об которого ломались бейсбольные биты. Ну, тот и выполнил, как просили, на все сто процентов. А когда Боря проспался и вспомнил про порученное ему мероприятие, то он естественно, с чистой совестью (и памятью) выполнил задачу ещё раз. И поскольку жалоб на работу не поступало, то он хотел бы, если это возможно, получить двойной гонорар. Потому что Петров тоже правильный пацан и вообще. Что мне было делать? Пришлось пообещать, под бурный аккомпанемент Бориных междометий.
Но всё это не испортило мне настроения. Все задачи и проблемы с трудом и потом (московский заказ) и даже небольшим количеством крови (как оказалось, Вовке слегка согнули нос), но решались. А кто сказал, что легка жизнь современного бизнесмена? Нам наоборот тяжелее, чем простым людям, столько проблем приходится решать. Но ведь решаем. Поэтому, весело насвистывая мотивчик «Money is crime», незабвенного Пинк Флойда, я собрал нужные для москвичей технические файлы на компактный электронный носитель (флэшку) и отправился в соседнюю комнату к нашим инженерам-погромистам, чтобы обеспечить их на сегодня сверхурочной работой.
