Последние его слова заглушил такой удар грома, от которого содрогнулась земля и, казалось, едва устояли стены дома. Окно у Ванги за спиной вспыхнуло сплошным белым сиянием – молнии перечеркнули его.
– Я начну войну с Россией! – исступленно закричал Гитлер. – И выиграю ее! Моя судьба – это мой выбор!
– Твой выбор позади, – помолчав, с прежним спокойствием сказала Ванга. – У тебя его больше нет.
Дверь за вылетевшим из комнаты Гитлером захлопнулась со звуком пушечного выстрела. Переводчик открыл ее снова и выскользнул наружу уже бесшумно. Ванга осталась в комнате одна. Если не считать грозы, сотрясающей стены.
Когда Гитлер выскочил из дома во двор, дождя по-прежнему не было.
– Мы уезжаем, – едва сдерживая клокотание в горле, скомандовал он.
– Мы можем взять эту бабу с собой, – предложил Генрих. И сразу же добавил: – Или расстрелять прямо здесь.
– Не надо! – зло бросил Гитлер.
– Что – не надо? – осторожно поинтересовался Генрих.
– Ничего не надо! – рявкнул Гитлер. – Забыть!
Он быстро пошел к машине. Охранники бросились следом, распахнули перед ним дверцу. Уже садясь в автомобиль, Гитлер остановил взгляд на переводчике. Потом посмотрел на начальника охраны.
– Будет сделано, мой фюрер, – кивнул тот.
В окно отъезжающей машины было видно, как два охранника берут под руки переводчика, слышно было, как тот кричит. Но ни Гитлер, ни усевшийся вместе с ним в машину Генрих уже не обращали на это внимания.
– Вы уверены, что эту бабу не надо… – снова начал было Генрих.
– Уверен, – резко проговорил Гитлер. – Таких, как она, лучше не трогать. Неужели ты этого до сих пор не понял?
Как только двор опустел, Любка бросилась в дом. Стоило Гитлеру уехать, сразу же начался наконец дождь, и Любка была мокрая насквозь.
– Ой, Ванга! – воскликнула она с порога.
И разрыдалась.
– Что ты плачешь, Любка? – спросила Ванга.
Лицо ее не переменилось ни единой чертою. То же мрачное спокойствие было на нем, что и при разговоре с Гитлером.
– Я за тебя так испугалась! – сквозь слезы проговорила Любка. – Думала, он прикажет, и убьют тебя.
– Его мне нечего бояться, – пожала плечами Ванга.
– Как же нечего? – всплеснула руками Любка. – Да это же знаешь кто был? Сам Гитлер!
– Я знала.
– Знала – и не боялась? – не поверила Любка. – Почему, Ванга?
– Он думает, что он хозяин жизни, – объяснила она. – Таких бояться нечего.
– Почему?
– Потому что у жизни нет хозяев. Только глупец этого не понимает.
– Ой, не знаю… – покачала головой Любка. – Может, и так. Только я со страху чуть не померла.
Ванга подошла к окну, распахнула створки. Дождь ворвался в комнату – шумом, свежестью, дальним горным гулом.
Что происходило там, в этих горах, какие там сейчас царили силы? И что знала о них слепая женщина, подставляющая ладони дождевым струям, и какими нитями была она связана и с горами этими, и с дождем, и с тучами в небесах? Вряд ли кто-нибудь на всем белом свете мог это понять.
– О чем ты думаешь, Ванга? – осторожно спросила Любка.
– Об Ольге, – сказала Ванга.
– Почему вдруг о ней? – удивилась Любка.
– Когда мы последний раз виделись, я ей сказала, что ни она, ни ее близкие не погибнут. Но теперь мне тревожно за нее.
«Ну что у нее в голове? – почти сердито подумала Любка. – У самой жизнь на волоске висит, а она – про подругу… Главное, и видится-то с этой своей Ольгой раз в сто лет!»
Но что она могла сказать сестре? Любка давно уже привыкла, что у Вангелии в жизни для всего какие-то свои, особенные резоны.
Глава 7
– Почему ты не спишь? – спросила Ольга. – Что случилось?
На последнем месяце беременности сон ее сделался каким-то поверхностным, некрепким, поэтому она сразу почувствовала, что мужа нет рядом, и сразу же проснулась. А может, просто не давала ей спать июньская жара. Или, может, она ощущала эту тревогу и раньше – еще когда ожидала мужа с работы. Сегодня он вернулся поздно, сказал, что был на важной встрече, но с кем, не сказал.
Сейчас Алексей курил у открытого окна в кухне. Увидев жену, в ночной рубашке стоящую на пороге, он погасил сигарету и сказал, разгоняя дым рукой:
– Зачем ты пришла, Оля? Я накурил здесь.
– Что случилось, Алеша? – повторила она.
– Да ничего нового, – с горечью ответил он. – Немецкая армия победоносно наступает от Бреста по всей территории СССР.
– Но ведь ты не только поэтому, – помолчав, сказала Ольга. И добавила, уже не пытаясь скрыть волнение: – Алеша, я давно хотела тебя спросить… Ведь ты открыл мне только второе дно. Но не третье.
– Ты о чем? – В голосе его послышалось раздражение. – Не понимаю!
– Ванга мне однажды сказала, что мой муж для всех будет человек с двойным дном и даже с тройным, – с некоторым смущением объяснила Ольга.
– Чушь какая-то. Ванга твоя… Пророчица сельского разлива! – хмыкнул Алексей.
– Но от меня, она сказала, у мужа не будет секретов, – закончила Ольга. – Весь он будет мой – так она сказала.
Алексей всмотрелся в ее взволнованное лицо и улыбнулся.
– Вот это правда, – подтвердил он, обнимая жену. – Весь я твой.
– Тогда не таись от меня! – Ольга даже из объятий его высвободилась, пусть ей этого совсем и не хотелось. – Ведь ты не всю правду о себе сказал.
– Почему ты так решила?
Алексей пожал плечами так естественно, что заподозрить его в неискренности было невозможно. Но и обмануть Ольгу невозможно было тоже.
– Потому, например, что твои родители никогда не жили в Тамбовской губернии, – отчеканила она. – То есть, может быть, они там и жили. Но у них не было там имения. Среди дворян Тамбовской губернии нет Незнамовых. И не было никогда.
Она быстро открыла шкаф, достала из него старинную книгу, положила на стол перед мужем.
– Это еще что? – спросил он.
– Гербовник Тамбовской губернии. Мне бабушка подарила. Я его все детство разглядывала, – волнуясь, объяснила Ольга. – Недавно еще раз специально перелистала. Нет там Незнамовых, Алеша, – повторила она.
Он молчал, не глядя на нее. Потом усмехнулся:
– Тебя очень беспокоит мое недворянское происхождение?
– Меня беспокоит, что ты не хочешь быть со мной откровенным. Даже сейчас.
Как ни странно, именно в эту минуту Ольга перестала волноваться. Наверное, недосказанность, которую она чувствовала в отношениях с мужем, могла избыться только словами. Вот такими словами, которые произнесла она сейчас – прямыми, без обиняков.
Она ожидала чего угодно, даже того, что Алексей повернется, ни слова ни говоря, и выйдет, хлопнув дверью. Но он…
– Оля, милая, что я с тобой наделал!
Ольга почувствовала, как руки мужа обхватывают ее колени. Она почти с ужасом смотрела на него, стоящего на коленях перед нею, слышала никогда прежде не слышанные нотки отчаянной рестерянности в его голосе.
– Алеша, ты что?.. – с трудом выговорила она.
– Я же понимаю, как ты из-за меня рискуешь, чем рискуешь!.. Страшная перед тобой вина!
Он коснулся ее колен лбом, плечи его вздрогнули и замерли.
Ольга порывисто наклонилась к нему.
– Алеша, милый, что ты? – воскликнула она. – Какая вина? Мне жизни нет без тебя! Когда я узнала, кто ты… Разве что-нибудь переменилось? Я тебя люблю…
Он поднял глаза. Счастье проступало в них сквозь тоску и отчаяние. И то же счастье было в его руках, когда, поднявшись, он обнял Ольгу, прижал к себе, и счастьем дышали его губы, касаясь ее губ…
– Ну да, не все я тебе сказал, – смущенно кивнул он, когда они перестали целоваться и наконец смогли посмотреть друг другу в глаза. – Есть третье дно! Ишь, как Ванга твоя догадалась… Конечно, никакой я не тамбовский помещик, Оля. В Москве родился, на Пресне. Отец рабочий, мать прачка. Правда, к деду с бабкой летом под Тамбов ездил. Они в деревне жили, крестьяне. А дворянство – это легенда.
– И в Праге ты не учился? – спросила Ольга.
Ей было легко, даже весело почему-то. Правда и любовь, которые были в ее муже, заполнили ее тоже, до самой глубины ее существа, и счастье хлынуло в нее вместе с этой правдой и с этой полной, окончательной его любовью. В таком ощущении бесконечного счастья ей и расспрашивать его хотелось бесконечно – обо всем.
– В Праге учился, – сказал Алексей. – Но только год, по заданию уже, чтобы биографическая достоверность была. А вообще-то я медицинский в Москве еще закончил. Перед разведшколой.
