Стали слипаться глаза, Оля засобиралась домой, всем хотелось провалиться в пустоту и не выныривать из нее до завтрашнего дня.
На следующий день после аукциона пришлось ехать к Китайцу. За ночь ушли все остатки ОМ, и Максимус знал, что вскоре он вновь понадобится.
Вчера был повод для празднования. Эммануэль продала все, что выставила, и по хорошим ценам. У него больше половины лотов тоже были проданы, и он рассчитывал на приличные комиссионные. Торги за очередной мавританский дворец Витаса были настолько успешными, что Максимус сразу же после аукциона скупил все оставшиеся участки в арабском районе, потому что знал, что даже в виртуальном пространстве арабы селятся рядом друг с другом, и когда Витас понаставит там своих дворцов, то появятся желающие, которым понадобятся участки рядом и которым придется заплатить Максимусу двойную цену за свое желание. Конечно, он понимал, что вся прибыль делится на четверых, но если согласовывать покупку с тремя компаньонами, то обязательно найдется сомневающийся, а так он контролирует ситуацию и влияет на политику внутри сообщества.
Он давно не был на рынке и обнаружил, что смотрит на него уже другими глазами. Раньше казалось, что здесь кипит коммерция и это – то самое место, где можно собрать стартовый капитал, чтобы заварить что-либо серьезное. Сейчас он понимал, что настоящие площадки для заработков находятся в других местах, и был искренне рад, что ему удалось отыскать одну из них.
– Давно не заходил. Зачем пришел? – встретил его Китаец.
При этом его лицо от улыбки покрылось сплошной сетью морщин, а глаза превратились в две узкие щелочки. Невозможно было понять, сколько ему лет: то ли тридцать, то ли шестьдесят. Внутри скучала девочка, которая для прикрытия числилась у него продавцом, а сам Китаец представлялся грузчиком.
– Пойди погуляй! – распорядился Китаец, и девочка исчезла.
Максимус изложил свои пожелания по количеству и по ценам. Китаец разулыбался еще больше, и глазки совсем исчезли.
– Большим человеком стал, – признал он. – А деньги есть?
Пришлось, как это водится, на секунду продемонстрировать толщину пачки купюр и тут же убрать ее. Торговля по ценам продолжалась минут десять. Китаец, по-видимому, догадывался, что у него не было надежных поставщиков, и уступал неохотно. В конце концов, Максимусу это надоело, и он согласился, потому что рассчитывал отыграться на Боровке из выпускного класса, который прислал ему уже две эсэмэски.
Китаец подозвал азиатского мальчика, который крутился поблизости, дал ему какую-то команду, и тот исчез.
«Хорошо у него все организовано!»
Мальчик появился минут через пять с черным полиэтиленовым пакетом в руках. Китаец запер павильон изнутри, и начался акт приема-передачи товара. Это был самый напряженный момент, и у Макса отлегло на душе, когда он наконец вышел на воздух из духоты павильона, для вида забитого всяким пыльным хламом.
Следующим этапом был Боровок. Они встретились на обычном месте, и, как всегда, обошлось без приветствий. И тот и другой презирали друг друга. Максимус всегда ожидал от Боровка какого-нибудь подвоха, и не ошибся.
– «Крокодил» торкнул? – для начала спросил Боровок.
В суматохе последних аукционов он уже совсем забыл про эпизод с таблеткой.
– Я отдаю предпочтение традициям.
В ответ Боровок назвал цифру, и цена была почти разумной, но Максимус сомневался, стоит ли ввязываться.
– И я отдаю их в счет половины стоимости твоего товара, – добавил Боровок.
– Мы так не договаривались.
– Придется договориться. У меня проблемы с налом, поэтому отдаю так дешево.
Максимус понял, что этот подонок берет его за горло. Он вложил деньги и мог остаться с горой товара. Других покупателей он давно растерял. Но если подумать, «Крокодил» заменит и травку, и кокс. Можно как-нибудь попробовать самому и дать ребятам. Расходы поделятся на четверых, и это уже не так больно. И он назвал цену, которую считал приемлемой. Торговля была недолгой, и сделка состоялась.
Время пролетало с сумасшедшей скоростью. Следующий день был занят покупкой и установкой новой аппаратуры. Да еще и раскладных столов к ней, которые заказала Эммануэль. А во вторник пришлось ехать с Витасом в мастерскую на другом конце города. Он не мог ему отказать. По его совету Витас расплатился только за работу и сказал, что остальное оплатит, когда установка надгробия будет закончена. В результате его друг опять остался без денег.
Они нервничали. У обоих стояла работа, а поймать машину, чтобы уехать с кладбища, не удавалось. Наконец нашелся какой-то водила, который согласился подбросить их до метро, а оттуда уехать будет проще.
Когда Максимус вышел из машины возле метро, то сразу почувствовал опасность. Водила высадил их возле компании здоровенных жлобов откуда-то из области, которые были уже навеселе и не знали, чем бы заняться. Немедленно один из них отделился и направился прямиком к Максимусу.
– Дай закурить! – рявкнул он, глядя на него в упор.
Другие с интересом уставились на них.
Прежде чем он успел что-либо сообразить, вступил Витас:
– Я тебе дам закурить, – и у него в руках вдруг оказался здоровенный черный пистолет, и он передернул затвор.
Парень побелел и стал пятиться назад, разведя руки в стороны и повторяя: «Э! Вы че, пацаны?» Его друзья вмиг рассыпались и исчезли. Максимус вышел из шока от происходящего и, закрыв Витаса от прохожих, зашипел:
– Убери скорее! Здесь метро. Милиция.
Он оглянулся. Но прохожие шли, не обращая на них никакого внимания. Максимус отчаянно замахал проезжающим машинам, и из потока вынырнул и притормозил старенький «жигуленок». Они втиснулись на заднее сиденье и только после этого сказали, куда ехать. Всю дорогу ехали молча. Он соображал, откуда у Витаса могло взяться оружие, но спросить не решился. Максимус нашел что сказать, только когда они шли к подъезду дома.
– Спасибо тебе. Выручил.
– Я сам не собираюсь попадать в больницу из-за какой-то мрази и не допущу, чтобы от них пострадали мои друзья.
Судя по решимости, с которой Витас сказал, он почувствовал, что это – не простые слова. Максимусу стало приятно от ощущения, что у него есть друг. По большому счету у него была масса знакомых, но никогда не было настоящих друзей.
Дома у Эммануэль пришлось продолжить организацию рабочих мест и перенос мешающей мебели. Затем проводить дополнительную линию Интернета. В результате по квартире можно было ходить только боком, постоянно протискиваясь между нагромождением столов с аппаратурой. Ну а когда почти все было закончено, раздался звонок сотового. Это не была СМС. Это была мать, и она требовала его на разговор. И немедленно.
«Ну и денек!»
Он стал мрачно собираться. Все понимающе молчали. У каждого из них были свои непростые отношения с родителями.
– Ты где был все это время? – встретила его мать.
На этот раз присутствовал и отчим. До этого он всегда старался держаться за кулисами.
– У товарища. А почему тебя это волнует?
– А ты что, сам не понимаешь? – начала заводиться мать. – У нас семья. Я отвечаю за тебя.
– У тебя семья с этим.
Он кивнул на молчащего отчима. Тот побелел.
– А меня ты уже давно не считаешь своей семьей. Поэтому я не понимаю, отчего такое беспокойство.
Мать не знала что сказать и вопросительно взглянула на отчима. Тот решил, что настал его черед:
– Если так, то что ты здесь делаешь? Убирайся отсюда, если мы не твоя семья! А то привык тут сидеть в нахлебниках, и даже работать не желаешь.
Максимус предполагал, о чем будет разговор, и по дороге приготовился ко всякому.
– Во-первых, я здесь прописан и имею право находиться в этой квартире. Во-вторых, мне не нужна твоя вонючая работа, потому что я сам зарабатываю себе деньги.
Он вынул из кармана смятую пачку купюр.
– Еще вопросы?
В комнате воцарилось молчание.
– Я тебе говорил, что он промышляет чем-то незаконным, – обратился отчим к матери.
– Откуда у тебя деньги? – все больше заводилась мать.
«Господи! Как он ее обработал, что его всегда ласковая и любящая мама стала смотреть на него как на врага!»
– Я их честно заработал своей головой.
– Я представляю, – язвительно сказал отчим.
– Ты даже представить себе не можешь как. Это не для твоих мозгов.
– Что? – заорал отчим. – Как ты со мной разговариваешь, черный выродок!
Максимус плохо помнил, что он прокричал в ответ, но четко видел, как отчим стал угрожающе на-двигаться на него, поэтому схватил вазу, которую приметил, когда входил в комнату, и возле которой держался во время перепалки. Он вспомнил слова Витаса о мрази и замахнулся вазой.
– Я тебе сейчас голову расшибу!
В это время мать бросилась оттаскивать отчима, и тот совсем не сопротивлялся. При всей своей силе он был трусоват.
«Вот сейчас мать сделала свой окончательный выбор. Она стала защищать его, а не меня, своего сына. Это все».
