2
Ветерок с реки обдувал лицо.
Низкие берега скользили, уходя за корму катера.
Я был прав, подумал Семин. Интервью Ивановой было подготовлено заранее.
Покачав головой, внес в органайзер: «Золотаревский – двойное интервью Ивановой… Договориться с газетами «Век», «Труд-7», «Новой газетой», «Известиями»… Оценка работы «Бассейна» специалистами…»
…Как вы относитесь к господину Кузнецову? Казалось бы, самый простой вопрос, но господин Липецкий уклонился от ответа. Что, впрочем, немудрено. Ведь его интересует только он сам, его интересует только прибыль, удачно разделяемая с командой. А то, что закрываются детские садики и медпункты, обслуживавшие до того обычных акционеров, господина Липецкого нисколько не волнует…
На первую полосу, кстати, были вынесены фотографии с пожара.
Время ушло, но снимки дымящей гостиницы появились только сейчас. И подобраны они были так, что мощными клубами дыма застлало весь берег. Понятно, даны врезки с испуганными лицами… Даны обдуманные подписи… «Акционеры «Бассейна» глядят, как огонь уничтожает их собственность»… И крупно – полуголая Мария, спускающаяся по лестнице. Снятая так, чтобы в кадр попали голые груди, но не лицо. «Приезжают пожарные, – гласила наглая врезка. – Видят – возле бани мужик ржет: «Опоздали, братки!» – «Как опоздали? – разматывают пожарники шланг. – Баня-то еще горит». – «Ну, баня-то горит, а голые бабы разбежались». И тут же выделенные шрифтом вопросы:
кто пользуется недвижимостью так называемых обыкновенных акционеров?кто пользуется роскошными номерами люкс?кто снимает роскошных девочек за валюту?
«Тех, кого интересуют эти вовсе не простые вопросы, советуем позвонить лично господину Липецкому, – указывала Полина Иванова. – Это он отвечает за то, как и кем используется недвижимость акционеров Общества».
Тут же приводились номера приемной «Бассейна», рабочий – Липецкого, его же – домашний. В ближайшие дни длинноногой Оксане, да и жене Липецкого придется туго, усмехнулся Семин. Занервничает рыба в тонированном аквариуме. Господин Липецкий, конечно, выдвинет упрямую челюсть, но сделать уже ничего нельзя: запачканная репутация – это запачканная репутация.
Пометил в органайзере: «Золотаревскому – дать в газетах фото и нормальный отчет о пожаре. Прокомментировать снимки свидетельствами пожарников и свидетелей». Пусть читатели знают, что никакая это не гостиничная валютная проститутка спускалась по лестнице, испуганно отворачивая в сторону лицо, а насмерть перепуганная юристка Сибирской регистрационной компании. Это Семину подсказал Элим Золотаревский. – «Раньше не мог сказать?» – «Ты не спрашивал».
Поднял голову.
На носу катера на палубной скамье сидела Мария.
Красный пиджак, красная юбка. Черные чулки, высокий каблук.
Мария явно была смущена приказом Шермана помочь московскому гостю, но таковы причуды жизни. Семин вынул сотовый и набрал номер. Увидел, как юристка вздрогнула.
«Видели сегодняшние газеты?»
«Нет. А что там?»
«Отчет о пожаре в гостинице. Оказывается, газетчики приняли вас за представительницу очень древней профессии».
«Вы, кажется, тоже».
Он усмехнулся и закрыл сотовый.
Вот с Катериной Чистяковой из Рядновки он поговорил бы дольше.
Может, она появится на базе? Мысль странным образом выровняла его настроение. Он сразу ощутил нежность плывущего за бортом пейзажа. Мохнатые ели в неопрятных седых бородах лишайника. Серые обрывы. Заиленные косы. Он глубоко вдохнул влажный воздух. Кажется, Катерина не нуждается в совершенствовании. Колотовкин не понимает – с кем спит. Впрочем, не все ли равно с кем? «И Джуди О`Греди, и знатная леди во всем остальном равны…» По какой-то ассоциации Семин вспомнил звонок Шермана недельной давности. – «Андрей Семенович, я чего звоню? Кузнецов опять на меня наехал. Опять требует выписку из реестра. Теперь категорически. И запрос в этот раз прислал в таком виде, что не придерешься. Отказать мотивированно не могу. А откажу немотивированно – будет выглядеть как саботаж. С Кузнецова станется, подключит Федеральную комиссию по ценным бумагам». – «Да отдайте вы им этот реестр».
Шерман ошеломленно замолчал.
Зато бывший полковник КГБ Федин все понял. Только спросил:
«Пора?»
«Теперь да. Отправлю к тебе юриста с документами».
Семин улыбнулся.
Уголовное дело возбуждено. Опытный следак ждет на базе.
На базу плывет и Мария, присутствия которой при допросе категорически потребовал Шерман. Странно, что Марии так часто звонят. Проверяя некую мысль, набрал номер Золотаревского: «Элим, перезвони». Увидел, как при звонке Элима дрогнули впереди плечи Марии. Да, похожее ее мобильник настроен на их волну. – «Мария тоже на борту? – Золотаревский о подслушке не знал, потому и заржал так нагло, что Семин невольно пожалел юристку. – Помнишь петуха, который все звал приятелей в магазин? Дескать, куры там голые!»
Семин ждал, что Мария спрячет трубку, но она сидела прямо, с каменной спиной.
Ее сотовый, несомненно, ловил входящие Семина. Косоглазый директор регистрационной компании пожелал вести свою игру… Что ж… Берега в нежной дымке… Вода как плавящееся зеркало…
Снова вынув мобильник, он сделал три звонка.
Ничего не значащих, чисто проверочных. Один, кстати, Кузнецову.
Директор КАСЕ, правда, не откликнулся, зато Мария все слышала.
В следователе Звонкове ничего необычного не оказалось.
Сухощав, сдержан. Гладкое, незапоминающееся лицо. Семин знал, что года три назад Звонкова выгнали из прокуратуры. Вроде не взял какие-то большие деньги, дурак, вот его и выгнали с помощью тех же денег. Однако, мир не без добрых людей: бывший полковник КГБ Федин подобрал честного служаку.
Протянув руку, Звонков улыбнулся. Улыбка некрасиво искривила нижнюю губу, по щеке пробежал мелкий тик. Был Звонков в штатском, но при оружии: кобура угадывалась под спортивным пиджаком.
– Можете присутствовать при допросе, – кивнул он Семину. Но негромко предупредил: – В допрос ни в каком случае не встревать.
– А если понадобится задать вопрос?
– Тогда через меня.
– Понятно.
В старом низком кресле напротив окна сидела рыхлая баба в допотопной, затертой до блеска бархатной жилетке, в серой юбке ниже колен. Голые щиколотки покусаны комарами, лицо в морщинках. Серая кожа бабы странным образом оттенила нежный загар Марии.
Семин устроился рядом с Марией.
Следак неторопливо снял пиджак, повесил на спинку стула. Баба испуганно покосилась на желтую кобуру:
– Это что же такое будет?
– А это будет допрос, гражданка Ермолова.
– А почему меня? Я что, одна такая? Зачем такое?
– А чтобы подтвердить или отмести факт мошенничества.
– Мошенничества? Какого мошенничества? – совсем растерялась баба.
– Самого обыкновенного. Связанного с перепродажей акций ОАО «Бассейн», – скучно пояснил следак.
Колено Семина нечаянно коснулось Марии.
Колено Марии не было прикрыто длинной юбкой, как у гражданки Ермоловой, поэтому она положила на прозрачный чулок руку. Красивую узкую руку. С двумя тоненькими серебряными колечками на длинных пальцах.
– Фамилия? Имя? Отчество?
– Ермолова я. Ольга Николаевна. Будто не знаете, – удивилась баба.
– Вам хочется домой? – сухо спросил следак.
– А можно?
– Как только ответите на вопросы.
– Ой, хорошо! В два часа будет катер, – страшно обрадовалась баба. – Мы успеем к двум часам?
– Это зависит от вас.
– Тогда чего? – отмахнулась баба. – Спрашивайте.
– Адрес проживания? Семейное положение? Место работы?
– Да благушинская я. Здешняя. Живу одна, семьи нет, а работаю в поселковом совете, вы же все знаете, – опять удивилась Ермолова. – Вы к нам приезжали. Я помню. Когда посадили Архипова. А у меня всех делов в поселковом совете – печать шлепнуть. Справляюсь. Как председатель скажет, так и шлепну.
– Печать хранится у вас? – уточнил Звонков.
– Ну да.
– И в чужие руки не попадает?
– Кому она нужна? – еще больше удивилась Ермолова. – Ну, внучка иногда приходит в совет. Если печать лежит на столе, то поиграет.
– Значит, печати на документах, которые лежат перед вами, – Звонков передвинул бумаги поближе к бабе. – Значит, печать на этих документах оттиснуты вами? И подписи вами заверены?
– Ну да. Председатель так и говорит: ты Олька, шлепни! И показывает, куда шлепнуть.
– Сколько вы получаете?
– Ой, уж получаю! – некрасиво отмахнулась баба. Лицо у нее было расплывшееся, в морщинках, но все же не старое. Обыкновенное неопределенное усталое лицо. – Весь оклад у меня – шестьсот семьдесят. Обхохочешься.
Слушая Ермолову, Семин чуть отклонился назад.
