И скоро к трем пирующим присоединилась Элиза.
— Ласточки слетаются в родное гнездо, — слова эти обронил Стадерини.
В девять вечера, когда на балконах догорали последние лучи и на виа дель Корно, освещенную одиноким фонарем, спустилась мрачная тень, черная, как глубокий колодец, на улицу, громыхая по булыжной мостовой, въехала пролетка. Извозчик щелкнул кнутом, чтобы отогнать Джиджи Лукателли и Джордано Чекки, которые играли на деньги «в пристеночку». Мачисте поставил возле кузницы недавно купленный мотоцикл, вокруг которого сразу же собрались ценители: Нанни, Беппо Каррези и Стадерини.
Пролетка остановилась возле дома номер один, и из нее вышли Отелло и Аурора. Аурора была в белом платье с красным поясом, у Отелло на левом рукаве пиджака чернела траурная повязка. Они выгрузили два легких чемодана и заплатили извозчику на лиру больше, чем показывал счетчик. Джордано бросился обнимать сестру; Отелло велел ему позвать мать и отца, а потом всей семьей зайти к нему домой.
— Ну и бесстыжая эта Аурора! Другая бы не посмела вернуться! — попробовала съязвить Клоринда, но Фидальма быстро заткнула ей рот:
0 Так— то учит тебя господь любить ближнего? Смотри лучше, чтобы у тебя миндаль не подгорел.
Но истинно народной мудростью проникнуты были слова матери Бруно:
— Мертвые не воскресают, а жизнь берет свое.
Даже тени неодобрения не было в ее словах.
Семья Чекки вышла из дома вдовы Нези поздним вечером. Повесив на дверях угольной лавки объявление: «Закрыто до шестого сентября по случаю семейного траура», — Отелло пошел проводить гостей до дому. Женщины, собравшиеся в кружок у дверей, пытались заговорить с ним, но он быстро завернул за угол. Отелло спешил на Борго Пинти забрать вещи Ауроры. Стадерини пристал к нему как с ножом к горлу, однако ничего не выпытал. Отелло отговорился тем, что очень торопится.
— Мы еще не раз увидимся, — сказал он, — но я вас заранее предупреждаю, что прошлое для меня умерло и похоронено.
Луиза оказалась более разговорчивой. Несмотря на недвусмысленные намеки мужа и старания Музетты, отчаянно дергавшей мать за юбку, она оповестила обитателей виа дель Корно, что когда вскрыли несгораемый шкаф, думая найти в нем деньги и ценности, то обнаружили, что старый Нези не оставил ничего наличными — одни только облигации займа, в общем, сущие пустяки. Угольная лавка да грузовики — вот и все его богатство. Отелло будет продолжать отцовскую торговлю, Аурора во избежание лишних расходов поселится с ребенком в доме свекрови. Но главную новость, которая так взбудоражила виа дель Корно, что в этот вечер все улеглись спать позже обычного, Луиза выболтала против своей воли (хотя, по правде сказать, у нее уже давно чесался язык и она сгорала от нетерпения открыть соседям свою тайну). Теперь уже все знают, что ребенок — сын Отелло и что старого дурака Нези «водили за нос». Между тем с Отелло и Ауророй Луиза ни разу об этом не говорила. Ее вполне убедили слова вдовы Нези.
Эта новость восстановила в глазах виа дель Корно репутацию старого Нези, сильно подорванную в последние месяцы его жизни. Теперь о старом Нези, успокоившемся на кладбище в Треспиано, наша улица вспоминает с жалостью и даже с сочувствием, как о порядочном человеке. Женщины мигом подхватили слова Луизы; но она-то думала поднять таким путем репутацию дочки, а добилась обратного. Аурора лишилась ореола несчастной девушки, и мнение о ней сильно изменилось. Да и Отелло предстал теперь в совсем ином свете.
Вечером, когда женщины собрались, как обычно, поболтать, Клоринда предложила хоть ненадолго объявить бойкот угольной лавке молодого Нези. Угольщик на виа Моска, кажется, приличный человек, и камней в его угле никто пока не находил. Женщины ответили, что они подумают над ее предложением.
Прошел ночной обход. Отелло и Аурора, осторожно прикрыв дверь, вышли из дома. Они бесшумно пересекли улицу, направляясь с визитом к Синьоре. (Ведь это Аурора, вконец растерявшись, написала Синьоре о своем отчаянном положении. Синьора переслала ей через Джезуину письмо с подробными инструкциями и тысячу лир. Отелло сразу же согласился с советом Синьоры бежать из дому, «чтобы поставить старого Нези перед совершившимся фактом».)
Синьора приняла Аурору и Отелло в своей комнате, где почти ничего не изменилось. По-прежнему, словно назойливая муха, жужжит вентилятор, правда, крутится он немного медленнее, чем днем, но во время пауз в разговоре его шум слышен особенно отчетливо. Нового в комнате только ваза с цветами, стоящая на комоде. С тех пор как Синьора заболела, она возненавидела цветы, потому что они ассоциировались у нее с представлением о смерти. Но Лилиана любит их до безумия, и вот теперь Синьора снова считает цветы символом жизни.
Лилиана сидит у Синьоры в изголовье. На ней розового цвета капот, волосы рассыпались по плечам. Джезуина так и не вышла, она укачивала ребенка Лилианы в своей комнате возле кухни. Аурора не замедлила отметить про себя это изменение обстановки. Синьора задержала руку Ауроры в своей, медленно погладила ее и пожелала Ауроре счастья. Она пригласила Аурору заходить к ней в гости, когда ей захочется. Синьора закашлялась; Лилиана принесла успокаивающее лекарство и стала уговаривать ее не утомляться. Отелло стоял у спинки кровати и тщетно пытался отвести глаза от Синьоры: ее взгляд обволакивал, точно тенета паутины попавшую в них муху. Когда Лилиана нагнулась над Синьорой, халат у нее распахнулся, и Отелло увидел ее упругие, нежные груди. На его лице отразилось мгновенное волнение, и он непроизвольно сравнил их с немного уже опавшим бюстом Ауроры. В глазах Отелло блеснул огонек и тут же погас. Но искра этого огня попала в глубоко запавшие глаза Синьоры и зажгла их. Синьора обратилась к Отелло с каким-то вопросом. Она снова обрела голос, но он по-прежнему напоминал стрекотание цикады. Только хорошо натренированный слух мог разобрать, что она говорит. Отелло не понял смысла ее слов. Аурора перевела:
— Синьора спрашивает, что ты собираешься делать.
Отелло в смущении вертел пуговицу своей рубашки а lа Робеспьер с отложным воротничком, выпущенным поверх летнего пиджака. Было видно, что вопрос его раздосадовал и привел в замешательство.
— Послезавтра я снова открою лавку, — сказал он. — Я еще не знаю, как быть, не продать ли все грузовики, чтобы выручить немного денег для оборота. Но уж от одного грузовика мне наверняка придется отказаться.
Он сразу же раскаялся в своей откровенности. Синьора, пожалуй, собирается и дальше учить его, как себя вести. Отелло только что избавился от гнетущей опеки отца, но эта опека оставила в нем глубокий след, и он до сих пор придает особый смысл любому слову. Синьора не внушает ему доверия, и Отелло боится, что слишком доверился ей. Ведь он не видел Синьору целых пять лет. Тогда он был еще мальчиком, и у него сохранились о ней самые смутные воспоминания. Отелло казалось, что он видит перед собой незнакомую женщину, настоящую сивиллу, предвозвестницу несчастий и горя. Когда он вошел в комнату, его первой мыслью было: «Она похожа на ведьму». Несмотря на все случившееся, а может быть, именно поэтому, Отелло мучила мысль, что он виноват в смерти отца. И чем упорнее старался он отогнать от себя тяжелые воспоминания, тем сильнее они одолевали его. Отелло живо ощущал также, что Синьора — соучастница его преступления: лишь благодаря ей ему удалось бежать с Ауророй из дома. Мысль об этом камнем лежала у него на сердце. Взгляд сообщницы пугал его, а хитрое ее лицо настораживало и вызывало отвращение. Улыбка Синьоры казалась ему довольной гримасой тигрицы, насладившейся добычей.
Отелло неуверенно сказал:
— Я еще не решил, стоит ли и дальше заниматься транспортными операциями.
Тигрица удовлетворенно улыбается, оскалив зубы. Теперь она заговорила довольно отчетливо, и Отелло ее понял.
. — Веди себя как следует, не то берегись! Я люблю Аурору и буду охранять ее как зеницу ока. Если ты будешь мучить жену, я найду способ защитить ее. — Потом она добавила: — А как будет с ребенком? Аурора писала мне, что ты его терпеть не можешь!
Аурора, покраснев от смущения, попыталась что-то сказать, но госпожа Тигрица остановила ее величественным жестом.
— Советую вам отдать его на воспитание. В Галлуццо живет семья крестьян, готовых ради меня пойти в огонь и воду. Они будут обращаться с ребенком, как со своим сыном. Лилиана тоже отдаст им дочку. В этой семье две невестки недавно родили, и вы могли бы отдать туда своего ребенка.
Она умолкла и вопросительно посмотрела на Отелло. Аурора с готовностью ответила:
— Ваше предложение нам очень подходит. Мы и сами думали…
Но тут Отелло прервал ее:
— Мы еще ничего не решили окончательно. Моя мать привязалась к ребенку и, пожалуй, не захочет с ним расстаться.
Наступила долгая, томительная пауза. Монотонный шум вентилятора лишь усиливал неловкость этого молчания.
