И положил трубку.
— А теперь ты, козел, иди домой, подмой сопли, выспись и сделай вид, что тебе это все приснилось. Но помни, что ты тоже козел и из-за тебя чуть не вышел международный конфликт. А может, тебя все же выдать? Шучу!
Сколько раз, я сказал, меня прихватывали? Два раза? Нет! Начинаем загибать пальцы. Загнули? Теперь сосчитали. Не так быстро! Итого… Я ж говорил! Целых четыре раза власти садились мне на хвост. Но это все фигня, я его откидывал вместе с властями, и они оставались с моим хвостом — на память от Рыжего!
Никто не верит, что я участвовал в ликвидации… последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Откуда я тогда об этом знаю, помню все до мелочей? А если я там не был, то… че я там, блин, тогда делал? На «ифе»? В центре? Еще и под дождь попал в мае, в Киеве, в Жулянах, под радиоактивный. От меня так и отскакивало, так и отщелкивало.
Нет, точно был в Чернобыле. А кто меня туда, бедного, послал? Министерство культуры. В пионерлагерь бюст Ленина отвезти. С Вовкой. На пятнадцатый день после… Откуда в Министерстве знали, что это пятнадцатый день? Там вообще ничего не знали. Культура же, блин, была отлучена от государства. На хрен!
Ленина мы в пионерлагерь сдали благополучно. Начальник лагеря, правда, был недоволен:
— Я просил настольного, а вы что притащили? Напольного! Это ж целое надгробие!
— Министерство мелочь не пришлет. Вот в «Киевских сувенирах» мелкого Ленина навалом, сам видел.
Но обедом в лагере все же накормили. А после обеда я говорю Вовке:
— Знаешь, тут где-то атомная электростанция прячется. Давай посмотрим.
— Там же забор, не пустят.
— Нас пустят! Ну хоть до забора доедем, а что дальше — и представить нетрудно. Че, у нас фантазии не хватит? Ты когда-нибудь большие бабки в руках держал? А Мерлин Монро трахал? А представление об этом имеешь. Вот! Мы же советские люди!
Вовка на все согласен. Станцию мы почему-то быстро нашли. Откуда я знаю почему? По закону земного притяжения. Я говорю:
— Вов! А где же охрана? Гляди, въезд свободный и выезд тоже.
— Тихо, Рыжий! Она, видно, спит. Заезжай.
АЭС мне понравилась. Но пахло здесь чем-то паленым. Какой-то гарью, химией и покойником одновременно. Вот, думаю, как атом пахнет. Интересно!
В центре станции — огромная домина, как элеватор. Но какая-то странная…
— Вовка! Сегодня какое число?
— Начало мая…
— А не двадцать второго июня? Ты не слушал радио? Там войну не объявляли?
— С кем?
— Откуда я знаю? Может, опять с Германией. Ты что, слепой? Тут же совсем недавно бомбили, кругом же развалины, и крышу с этой домины снесло.
— Точно! — мычит Вовка. — Давай отсюда драпать, а то в плен попадем.
— Поздно! Вон к нам уже оккупанты бегут.
Нас окружили сразу несколько человек. Все в намордниках. Я от волнения даже немного оглох.
— Вовка! На каком языке они говорят?
— Не знаю, но почти все понятно!
— А что, блин, говорят?
— Вроде спрашивают, откуда мы?
— Скажи скорей, что мы из Министерства культуры. Ленина привезли. Сказал?
— Сказал. А они говорят: какого хрена? Да еще с Лениным.
— Ну, скажи им, что мы сейчас уедем. Нас срочно вызывают в министерство.
— А они говорят, никуда вы теперь отсюда не уедете. Вы — зараженные объекты, разносчики инфекции. Отсюда, говорят, одна дорога…
— Куда, Вовка?
— Говорят, в Мавзолей, к Ленину! Говорят, сейчас вас почистят, обмоют, намордники наденут, и будете ждать… Как все…
— Чего ждать?..
— Конца, говорят… ликвидации. А там, — как начальство решит.
Все! Мы в глубокой заднице. Что тут случилось, как громыхнуло, все теперь знают не хуже меня, вся Европа знает. Но кое-что я видел собственными глазами. Не самое страшное, туда, слава богу, нас не пускали, но жутко грустное и забавное одновременно.
Нас с Вовкой приодели, приобули, проинструктировали и прикрепили к одному физику-дозиметристу из Челябинска, Мише. Он постоянно был всем недоволен, как будто кто-то виноват, что он родился дозиметристом, а не главным референтом Министерства культуры.
К вечеру пригнали еще солдат, они и стали все ликвидировать. И начался дурдом. Приходим мы со своим дозиметристом на зараженную площадку, там солдатики стоят, курят.
— Что вы тут копаетесь? — спрашивает наш физик.
— Закончили ликвидацию… час назад.
— Так что ж вы, идиоты, час назад отсюда не сбежали? Здесь же больше получаса даже идиотам быть западло!
— Так нет же приказа!
— А где командир?
— Ушел.
Побежали мы искать этого придурка с погонами. Стоит он себе в кругу себе подобных и тоже курит.
— Ты, курва, почему людей в зоне сверх нормы держишь? — орет ему Миша. — Службы не знаешь? Разжалую, гнида!
— О, господи! — подскочил придурок, аж погоны затряслись. — А я никак не могу вспомнить, о чем же я забыл!
Ну, смерть шпионам!
— Все эти солдатики — смертники, — разговорился как-то Миша. — Мы тоже, но они точно. Мы получили секретный приказ: использовать до конца. Домой не отпускать.
Только — никому! Короче, после каждого рабочего дня мы солдатиков обследуем и если доза превышает допустимую, мы должны отправлять их на Большую землю для полной демобилизации. А новый приказ требует: санитарные нормы завышать, домой не отправлять, словом, нуклеидов не жалеть.
И точно, использовали солдат, как хотели. В каком-то отсеке обнаружили утечку радиоактивной воды. Нужен был робот, чтоб собрать. Счас! Пришлют тебе его! Из-за границы выпишут. Из Министерства культуры Украины.
Взвод солдат построили. Рядом с лужей ведро поставили с тряпкой. Солдат бежит, макает тряпку в лужу, отжимает в ведро и бежит на место. Следующий — за ним и так далее. Один поскользнулся. Что — ну и что? Прямо рожей в эту мертвую лужу. Вот что! Ну да. Кто его после этого отряхивать будет? Только сам. Но тряпку он все равно в ведро отжал: приказ! Теперь его можно было и не менять. Хорошо, что я не солдат-сверхсрочник…
Под конец эти дети армии уже светились и трещали, как печка.
Идем мы по территории, видим множество черных «волг» и каких-то чурок в черных костюмах возле них. Подошли. Оказывается, это объединенная комиссия партаппаратов Киева, Минска и Могилева. Стоят, радуются жизни, фоткаются.
— Мужики, — обращаются к нам, — вы герои нашего времени! Дуйте после работы с нами в баню, попаримся, закусим, чем Бог послал.
А физик наш им в ответ:
— Мужики! Надо срочно детей из пионерлагерей вывозить. Помрут же.
— А вот паники, дорогой товарищ, не надо. Не надо паники. Вы же ученые, должны понимать: авария ликвидирована, в целом. Дальше этого места ни один нукле… отид не двинется, партия ему этого не позволит. Так и по телевидению уже передали. А начни детей вывозить — вся Европа на дыбы встанет. Она, блин, у нас… нервная…
— Но дети едят отравленную пищу и пьют отравленную воду. Кстати, вы ее здесь тоже будете жрать!
— Ни хрена подобного! Мы что, дети? Науку не понимаем? Все спецпродукты мы привезли с собой из Могилева. Там, где их делают, таракана не найдешь, не то что радиации. Ну, насмешили, товарищ!
У, суки! В баню мы с ними, конечно, не пошли и жрать их спецжратву тоже не стали. А вожди там долго и не были, поснимались еще, передали пламенный привет от руководства партии и правительства и адью.
— Бегите, ребята, отсюда. Пока нас еще плотно не обложили, — бурчал Мишка. — Вы люди здесь случайные, вас никто искать не будет. Завтра, может, уже и не убежите. Да и нуклеидов нахватаетесь. Они вас быстрее пуль догонят.
— А вы?
— Здесь все мобилизованные, не только солдатики. Куда нам? Поэтому и кордоны пока дырявые. Знаете, как на Урале зовут тех, кто работает в ядерных закрытых городах? О «сороковке» слыхали? Запомните: их зовут «шоколадники». Тех городов на карте нет, и людей тех вроде как нет, а жизнь в тех городах, даже в самые голодные годы, была сладкой, но и страшно короткой, короче не бывает. Мы здесь — тоже «шоколадники»! Ха-ха-ха!
Мы с Вовкой видим: ну, прав мужик. Ученый же! Физик! Дал я ему свой адрес: напиши, говорю, братуха, как и что. Очень ждать буду.
— Напишу. А вы в Киеве молчите, где были. Я знаю: чернобыльцам уже сейчас запрещено селиться в Киеве и других крупных городах, как врагам народа. Прописки не дают, население настраивают, высылают обратно в зону карантина. Якобы чтоб зараза не расходилась. Туфта! Правды боятся.
До этого он классно промыл нашу «ифу», деза… активировал, что ли. И ночью мы с Вовкой внезапно исчезли с этого чумного места. Тихо-тихо, под шорох колес, даже «ифа» старалась не шуметь, понимала, стерва, что иначе ее даже на металлолом не сдадут, а на десять метров в землю зароют, хоть она уже и чистая, как черт после бани. Миша нам и карманный дозиметр дал. Мы потом себя и «ифу» долго изучали. Вроде бы не искрит.
