Та хмыкнула, вынула из сумочки косметический карандаш, черкнула что-то и отдала записку обратно. Ушлая девка вывела после ноля еще один ноль. Он поаплодировал и отвернулся, утратив к ней интерес.
Трассу расчистили, и застывший автомобильный поток наконец сдвинулся с места.
Дома Немов принял контрастный душ, после чего созвонился с приятелем.
– Подтягивайся в клуб, мы тут ненадолго зависнем, а потом решим, куда двинуться дальше, – весело отрапортовал Завацкий.
– Кто в компании?
– Жека Орлов из «Фазана» и Глебов из «Мосяни».
– Старик, когда ты уразумеешь: мужики вне сферы моих интересов. Я про баб спросил. Как ту блондинку величали? Олеся, что ли? Позови ее.
– Вот это я понимаю, наш разговор! Сделаю все, что смогу.
– Э, нет, брат. Просто позови ее, а все остальное я смогу сделать сам, – Андрей провел ладонью по щеке, раздумывая, бриться или нет.
Он уже выходил из дома, когда пришла sms от Сони с глупейшим вопросом в стиле высокодуховных дев: «Какой стих у Маяковского твой любимый?» Андрей редко набирал сообщения на мобильном телефоне, считая это бестолковой тратой времени – не проще ли позвонить? Однако на сей раз не поленился, написал длинный ответ:
«Я в Париже, живу, как денди. Женщин имею до ста. Мой член, как сюжет в легенде, Переходит из уст в уста».
И отправил. Соня не ответила.
Тело требовало движения. Крайтон осторожно поднялся, пригнув голову, и шагнул в сторону. Здесь высота потолка позволила ему выпрямиться. Он покрутил головой, повращал плечами и снова опустился на пол, почувствовав резкую слабость. Горло саднило, будто обтесанное наждачной бумагой. Сколько его уже держат здесь? Ни воды, ни еды ему так и не принесли.
Он пытался сосредоточиться, прикинуть возможные и невозможные варианты спасения дочери, но сознание путалось, крутилось, как шары в барабане лото, и выбрасывало случайные мысли.
Однажды в баре Томас познакомился с профессором, доктором наук. Тот изрядно выпил и завел речь про свойства глаза. Говорил долго и умно, используя научные термины, – Крайтон понимал не все, но один факт из той научной лекции врезался в память. Оказывается, человек со стопроцентным зрением в полной темноте будет видеть идеально черное поле. Если же зрение хромает, то на фоне обязательно будут присутствовать разноцветные вкрапления, пятна и полосы. Томаса окружала монотонная, ровная чернота. Он почти проклинал свое совершенное зрение, из-за которого лишился хоть какого-то разнообразия в карцере.
Он облизнул запекшиеся губы, мысленно усмехнувшись. Может, его осудили на закрытом заседании и приговорили к инквизиторской казни через обезвоживание? С этих блюстителей морали станется. В деле наказания отступников борцы за добродетель испокон века проявляли садистскую изобретательность…
Тишина буравила череп отбойным молотком. Томас вздрогнул от ужаса: каким-то образом он очутился привязанным к стоматологическому креслу. Толпа врачей в белых забрызганных кровью халатах окружила пациента. Вставленный в его рот расширитель не давал сомкнуть челюсти. Сумасшедшие дантисты разом включили бормашинки и начали сверлить его зубы. Он дергался и мычал, теряя рассудок от боли, но ремни крепко держали. Рот наполнился теплой соленой влагой, Томас начал захлебываться собственной кровью, и, словно бы добавляя мучений, вспыхнула, ослепляя, яркая лампа.
Томас проснулся, щурясь от яркого света. В открывшейся двери возник темный силуэт:
– На выход!
Крайтон шагал нетвердой походкой, моргая слезящимися, отвыкшими от света глазами. После спертого душного карцера вентилируемый тюремный воздух казался упоительно свежим.
– Стоять! – рявкнул надзиратель и звякнул ключами. Расстегнул наручники, подтолкнул арестанта в душевой отсек. – У тебя пять минут.
Неловким движением Томас стянул одежду, сложил ее на лавке и открыл вентиль с холодной водой. Ледяная струя обрушилась на голову, возвращая его к жизни. Он запрокинул лицо и принялся жадно пить.
Его привели в камеру перед самым отбоем. В полной тишине он проследовал к своему матрасу, мечтая повалиться на живот и проспать часов двенадцать. Но сперва следовало кое-что уладить. Он повернулся к сидевшим на нарах латиносам и помедлил, подыскивая слова.
– Я был не прав, – Томас кашлянул. – Мне следовало нормально с вами познакомиться, а не лезть в бочку.
Тьяго вскинул мощный подбородок, с интересом разглядывая новенького. Он уважал физическую силу, и то, как этот белый махался в столовой, произвело на него впечатление. К тому же не заложил надзирателям, что само по себе заслуживает уважения. Со странностями, конечно, и не простой, это Тьяго сразу понял. Оскорбление охранника – проступок тот еще, но определенно не на двое суток карцера! Расспросить бы его подробно, по какой статье прибыл, понять, что за человек. После того как отомстить ему за разбитый нос.
– Был не прав, это факт! – доброжелательно отозвался мексиканец. – Но мы люди не злые, да, Мигель?
Тот недобро усмехнулся, отчего шрам на лбу ожил, зашевелился как насекомое, добавив и без того неприветливому лицу едва ли не зловещее выражение.
– Твоя роль на сегодня – ползать в ногах и умолять о прощении, – Мигель переглянулся с соседом, ища его одобрения.
– Прости, я с этой ролью не знаком, – хмыкнул Крайтон. – Может, ты мне сам продемонстрируешь? Или слова на бумажке напишешь?
Мигель дернулся вперед, но бугай остановил его еле приметным жестом:
– А ты юморной парень, это хорошо. Думаю, мы тебя простим, – Тьяго поднялся и протянул руку. – Будем знакомы.
Томас ответил на рукопожатие и почти сразу же получил мощный удар в челюсть. Первым порывом было ответить тем же, но Крайтон запретил себе дергаться: нужно наладить нормальные отношения с соседями по камере, иначе долго ему здесь не продержаться. Он не защищался, позволяя себя избивать. Когда присоединившийся к драке Мигель не на шутку разошелся, бугай остановил его:
– Ладно, хватит! Не будем собаками. Амиго осознал свою ошибку и раскаялся.
С большой неохотой Мигель опустил кулаки, продолжая буравить белого полным ненависти взглядом.
Томас согнулся, уперев ладони в колени, и несколько секунд стоял, тяжело дыша. Затем вытер кровь с разбитого лица и посмотрел на латиносов:
– Удовлетворены?
– Вполне, – Тьяго ответил за двоих, лучезарно улыбаясь. – Теперь можно и познакомиться.
Следующим утром, уплетая безвкусные бобы с рыбной котлетой, Томас узнал, что тюрьма эта не самая худшая в штате. В распоряжении зэков имелись просторный блок, спортивный зал, библиотека и мастерские. Заключенным полагалась ежедневная часовая прогулка и трехразовое питание. Подъем в 6:30, отбой в 21:00. В целях профилактики безопасности действовал запрет на командные игры, так что развлечения исчерпывались шахматами, чтением газет и книг и просмотром телевизора. Относительно последнего действовало железное правило: два из пяти телевизоров принадлежали черным, два – латиносам, а тот, что в спортзале, не принадлежал никому – любой, кто включил его первым, имел право выбирать программу и наслаждаться просмотром. Из запретных развлечений имелись азартные игры. Заключенные резались в покер, из-за чего регулярно возникали стычки: кого-то ловили на жульничестве, кто-то не хотел смириться с проигрышем, кто-то не спешил отдавать долг…
Ярых межрасовых конфликтов не наблюдалось, но группы организовывались по этническому признаку. Если на кого-то из группы нападали, товарищи обязаны были вступиться на защиту.
– Понимаешь, обычно белого или латиноса не сажают в камеру к черным, и наоборот, чтобы не провоцировать конфликты, – Тьяго проглотил котлету целиком, почти не жуя. – То, что тебе наплели про переполненные камеры, – полная хрень. Кому-то ты там, на воле, насолил, видно. На Мигеля не сердись, он мужик неплохой, хоть и буйный. Но даже он проникся тем, как ты надзирателю нахамил. Вообще, я тебе скажу, с охраной поосторожней, если не хочешь сдохнуть раньше времени. Они тут лютуют. Не так давно один черный (два пожизненных отбывал) – как там его звали? а, неважно – пришел в столовую, и надзиратель его завернул, мол, почему личная карточка не прикреплена к карману – и плюнул ему прямо в харю, прикинь, падла какая? Так черный метнулся в камеру, достал заточку, вернулся в столовую и продырявил охранника в нескольких местах – жестко переклинило, в общем. На него накинулись всей сворой, повалили на пол, пинали, дубинками хреначили, пока бедолагу в реанимацию не отвезли. А знаешь, в чем самый прикол? – Тьяго усмехнулся, предчувствуя, какой произведет эффект. – Эти уроды пришли к нему в палату и отключили от аппарата жизнеобеспечения. И ничего им за это не было.
После завтрака он провел Томаса по блоку, устроив импровизированную экскурсию и попутно рассказывая о тюремном житье. Сам Тьяго отбывал срок за распространение нелегальных препаратов. На воле увлекался бодибилдингом и попутно незаконно продавал анаболические стероиды. Жил припеваючи, покуда подставной клиент не выдал его полиции. На зоне снискал авторитет за внушительную мускулатуру и фанатизм на почве культуризма. В тренажерном зале он проводил по несколько часов в день и неплохо подрабатывал консультациями на эту тему.
