— А тряпочка зачем?
— Тряпочка? А!.. В нее-то и заряжается камешек.
Сев на веранде, папа достал из ящика с инструментами буравчик, проделал в ткани два аккуратных отверстия, вдел в них резинку. Потом зажал тряпочку в пальцах, несколько раз натянул и ослабил резинку — и наконец поднялся на ноги.
— Ну вот, Рина… Пойдем! — бросил он и зашагал прочь так быстро и взволнованно, что мне пришлось догонять его бегом.
Как только мы вошли в лес, папа велел мне шагать как можно бесшумней, а сам поднял голову и посмотрел куда-то вверх, будто выискивая что-то глазами.
Вскоре, однако, он замер и прошептал мне на ухо:
— Вот он! Жди меня здесь, Рина, хорошо? И чтобы ни звука!
Оставив меня на тропинке, он подобрал с земли несколько камешков и углубился в чащу. Затаив дыхание, я наблюдала за ним.
Подкравшись поближе к большому дереву, папа зарядил камень в тряпочку и, насколько хватило руки, оттянул резинку назад — точь-в-точь, как лучник тетиву. Испугавшись, я уже хотела крикнуть, что резинка сейчас порвется, но тут его пальцы разжались — и камень, как пуля, врезался в густую листву. Целая стая каких-то пичужек, фыркнув крыльями, взмыла над деревом и заметалась испуганно в небесах.
— Смотри-ка! — с азартом воскликнул папа. — Хватку еще не потерял!
Неторопливо подойдя к дереву, он нагнулся, поднял с травы какой-то предмет. Он держал его в обеих руках, так что я не видела, что это. Затем перехватил находку одной рукой, а другой взял за руку меня, и мы зашагали назад. Как ни старалась я подглядеть, что же он несет, папино тело так и застило мне обзор до самого дома.
— Зажарь-ка это для Рины, будь добра! — попросил он Бабулю, когда мы пришли на кухню.
И без того морщинистое, лицо Бабули сморщилось еще сильнее — так, словно она собралась чихнуть.
— Воробей?! — поразилась она. — Достойный улов, нечего сказать! Откуда ты его притащил?
У ее ног стояла большая бамбуковая корзина с овощами, которые она только что собрала на ужин.
Бабуля перевела взгляд на меня.
— Тогда и ты садись помогай! — велела она.
Послушно усевшись между тетей и старшей кузиной, я стала чистить с ними картошку, но постоянно вертелась, стараясь подглядеть, чем занята Бабуля, так что проку от моей помощи не было никакого.
Вскоре Бабуля выложила на газету какой-то черный комок и протянула мне.
— Осторожно, не обожгись! — предупредила она.
— Ну же, Рина, попробуй! — сказал папа.
Не сразу кивнув, я с опаской протянула руку и взяла то, что мне предлагали. Куда сильней это смахивало на крошечную мумию, нежели на воробья. Едва я надкусила обугленную тушку, в нос ударил такой аппетитный запах, что мой пустой желудок призывно заурчал. Я тут же открыла рот, чтобы откусить побольше, но зубы уперлись в кость.
Наблюдавшая за мной Бабуля весело рассмеялась.
— Да что там есть-то? Сплошные косточки!
— Это верно, — согласился папа. — Но все равно вкусно, правда, Рина?
— О да! — радостно закивала я.
В те далекие дни я была уверена, что маленькие птички созревают на деревьях, как фрукты. В отличие от городского мяса в магазинной упаковке, мясо, которое собирают в горах, оказалось мелким и скорченным на вид. Но своим вкусом свежесорванный воробей куда лучше убеждал меня в том, что еще недавно он был живым, а его крошечная тушка умудрилась сохранить в себе целую гамму привкусов. Когда я сказала, что больше всего мне понравилась мягкая и сочная голова, папа рассмеялся.
— Так это же мозг! Деликатес, которым закусывают саке. Может, и ты у нас, когда вырастешь, станешь образцовой пьянчужкой?
«Вот было бы здорово, если б я могла каждый вечер гулять по городу и собирать еду так же, как это делал мой папа в горах!» — мечтала я по дороге домой.
Вокруг нашего офиса в Нихонбáси [26] деревьев почти не растет, отчего я еще сильнее тоскую по пейзажам из детских воспоминаний. А в этой реальности глаз радуют разве что клумбы, утыканные табличками с названиями цветов — будто в подтверждение того, что цветы эти росли здесь не сами, а высажены садоводами напоказ.
Шагая по тротуару к метро, я вдруг заметила странный садовый горшок — огромный, перепачканный черноземом и забытый здесь, между клумбами, точно безвестный герой, обреченный погибать в одиночку.
Похоже, садоводы решили от него избавиться, подумала я, подходя к горшку. И тут наконец разглядела, что из горшка торчит маленькое мертвое деревцо. Земля вокруг высохшего ствола буйно заросла сорняками, меж которых желтел совсем ранний, чуть ли не первый на весь Токио одуванчик. Удивившись, я протянула руку. «Сто лет уже не видела одуванчиков!» — подумала я, срывая желтый цветок. Едва коснувшись полого стебелька, я вспомнила, что в детстве смастерила на берегу ручья целую водяную мельничку из бамбука, перевязывая его стеблями одуванчиков. Но как именно я это делала — припомнить уже не смогла бы.
С одуванчиком в руке я двинулась дальше по тротуару, но какая-то элегантного вида бабулька, шагавшая мне навстречу, вдруг насмешливо улыбнулась. Все-таки срывать одуванчики — забава для малышей, и в ее глазах я, наверное, выглядела как девчонка. Смутившись, я спрятала цветок в сумку и ускорила шаг.
Вернувшись домой, я открыла сумку и увидела цветок, о котором совсем забыла. Я поскорей извлекла одуванчик обратно на свет, но тот уже изрядно поник и измялся. И лишь когда я поставила его в банку с водой, он немного ожил и приподнял желтую головку.
На следующий день мы с Юки обедали, как обычно, в пустующем конференц-зале. Без какой-либо задней мысли я делилась с ней событиями своего вчерашнего дня, но едва дошла до воспоминаний об одуванчиках, она вдруг с азартом наклонилась вперед.
— Как же я тебе завидую! А я всю жизнь проторчала в Токио. И все мои бабки-дедки родом отсюда. Так что я никогда не отдыхала в деревне, не собирала цветы в поле. И уж точно венков не плела и водяных мельниц не мастерила… Но я обожаю такие истории!
— Да что ты?
— О да! Они звучат очень здраво. И очень по-человечески. Вот я хожу раз в неделю в спортзал, но как-то не чувствую, что становлюсь здоровее! А когда погуляешь в горах, соберешь цветы, потом вернешься домой и украсишь ими комнату — наверняка почувствуешь себя лучше, чем от ароматерапии с маслами!
— Ну, лично я в горах букетов не собирала… Хотя мой папа собирал там землянику.
— Ух ты! Это еще круче!
— Круче? Не знаю… В целом, конечно, люди там живут к земле поближе. И куда спокойнее относятся к тому, от чего у городских обычно волосы дыбом встают. Например, когда мой папа был маленьким, у него была курица, и он ее очень любил. Но как только она перестала нести яйца — его папа, то есть мой дедушка, зарезал бедняжку на ужин, и ее спокойно стрескали всей семьей. Даже папа не очень-то жалел свою любимицу, когда рассказывал, что она оказалась еще и вкусной.
Юки рассмеялась.
— Ну а что плохого? От природы не спрячешься! Все-таки, обитая в деревне, учишься ценить жизнь, разве нет?
Разговор больше не был таким беспечным.
— Я слышала, кое-где в Токио растет полынь, — сообщила я, жуя свою булку из комбини. — Может, пособирать как-нибудь? Все-таки домашние мóти [27] с полынью — совсем не то, что покупные!
Несмотря на мой шутливый тон, Юки с серьезным видом кивнула.
— Попробуй… Физическая нагрузка плюс сбор овощей — двойная польза для здоровья!
Я окинула взглядом свой нехитрый обед. Большая сладкая ватрушка и бутерброд. Никаких овощей на этой неделе я даже не пробовала. Хотя за калорийностью своей пищи стараюсь следить. Но дохлые овощи из супермаркета на дух не переношу. А полынь, собранную своими руками, могла бы есть с удовольствием.
— Пожалуй, так и сделаю… Может, хоть это немного излечит меня от ненависти к овощам?
— Если получатся моти с полынью — дашь попробовать, хорошо? — улыбнулась Юки.
