– Нет, я буду мыться сейчас! – упрямо отвечала девочка. – Как только вы приведете все в божеский вид.
– Господи, скорее бы ты уехала! – пробурчала себе под нос Виолетта. На следующей неделе Катя с подружкой и ее родителями должна была отправиться на две недели во Францию, и гувернантка с нетерпением ждала этого дня. Общаться с девочкой ей становилось все труднее и труднее.
Виолетта как раз закончила вытирать стены и только собиралась перейти к полу, как услыхала жуткий крик, переходящий в рев, – оставленный без присмотра воспитанник принялся скакать по лестнице, упал, разбил обе коленки и в довершение расквасил нос. Чертыхаясь про себя, гувернантка наспех промыла раны перекисью водорода, кое-как утешила плачущего мальчика и с трудом заставила улечься. Сашура согласился пойти в кровать только при условии, что ему почитают «Малыша и Карлсона», с интересом слушал, смеялся и никак не хотел засыпать. Едва он угомонился и закрыл глаза, как в комнату заглянула Тина:
– Вы еще здесь? А я хотела с вами пошептаться...
– Мама, мама! – тут же подскочил мальчик. – А я упал, ударился, вот смотри! Столько крови было! Тетя Лето моет, а она течет, моет, а она течет! Так больно было, я так плакал! А сейчас мне тетя Лето про Карлсона читает, как он в шкаф залез, так прикольно!
– Я обязательно зайду к вам, Тина! – пообещала, стиснув зубы, Виолетта. Пришлось снова открывать книгу Линдгрен и начинать все сначала.
Словом, до своей комнаты Виолетта добралась уже в двенадцатом часу и сразу схватила мобильник. Только бы он был дома...
– Опять кому-то звонишь? – поинтересовалась Старуха. – Хорошо, что Марьяна за телефон платит, а то ты бы разорилась. И кто, интересно, будет следующим номером нашей программы?
– Паша Игнатьев, твой любимец, – отвечала Виолетта, прислушиваясь в ожидании соединения к шумам и потрескиваниям в трубке. – И умоляю, дай мне поговорить с ним спокойно, не бубни в ухо!
Трубку сняли после третьего звонка, и у Виолетты екнуло сердце. Голос у него совсем не изменился.
– Игнатьев слушает!
– Пашенька, здравствуй, дорогой, – пропела она. – Ты меня еще узнаешь?
– Летта! Мать твою, какими судьбами?
– Надо же, не забыл...
– Летка, да разве ж тебя забудешь?
– Ты, Паша, говорят, теперь совсем большой человек стал. Вся Москва под тобой ходит...
– Ну уж, это ты хватила! – было слышно, как он усмехнулся. – Так уж и вся... Да и не Москва, а область!
«Ну, это меня даже больше устраивает!» – подумала Виолетта.
– Ну а ты сама-то где, как?
– Спасибо, милый, твоими молитвами.
– А серьезно?
– Это долго рассказывать. Но если бы у тебя нашлось время, то рассказала бы при встрече.
– Понятно. Опять тебе что-то от меня надо.
– Ну что ты, Пашенька, я просто соскучилась.
– Знаю я твое соскучилась! Небось снова кто-то из твоих мужиков в историю влип.
– Да нет же, милый, нет у меня никаких мужиков. Вот только тебя одного до сих пор забыть не могу!
– Ой, как сладко поешь, чуть было не поверил! Только не забывай, что я тебя знаю как никто. Лисой была, лисой и осталась. Ладно, давай встретимся. Когда, где?
– Завтра можешь? Лучше бы в первой половине дня.
– Погодь, в склерознике посмотрю, что-то у меня на завтра было... Старый стал, ничего в башке не держится! Ага, завтра с утра могу, только не с ранья. С одиннадцати до полудня тебя устроит?
– Хорошо, в одиннадцать. Можно на Осеннем бульваре? Там на углу такая кафешка есть...
* * *
«Встреть я его на улице, так, пожалуй, даже и не узнала бы», – подумала Виолетта, разглядывая приближающегося к ее столику мужчину. За эти годы Игнатьев сильно сдал, потолстел, обрюзг. Он был в штатском, в довольно приличном костюме, но и пиджак и брюки уже были ему маловаты. Лицо Игнатьева сделалось одутловатым, под глазами появились темные мешки. «Пьет, – заключила Виолетта и с удовлетворением констатировала про себя: – Нет, все-таки правильно я тогда сделала, что с ним рассталась».
Павел неуклюже протиснулся между слишком близко стоящими столиками, наклонившись, чмокнул Виолетту в щеку и грузно опустился на стул, жалобно скрипнувший под его массивным телом.
– Привет! А ты совсем не меняешься. Все такая же!
– Какая? – кокетливо поинтересовалась Виолетта, подперев щеки кулаками.
– Хитроглазая, – усмехнулся Игнатьев, окинул ее взглядом и добавил: – Девчонка.
Этот эпитет понравился Виолетте куда больше, чем напыщенные словеса Клавдия.
– Да и ты не стареешь, – попыталась она вернуть комплимент, но Павел только махнул здоровенной ладонью – мол, не трепи языком, сам все про себя знаю.
Подскочил юркий смазливый официант, но Игнатьев даже не стал брать у него меню.
– Два кофе! – приказал он. – И для барышни что-нибудь, какое ни то безе-крем-брюле.
Парнишка удивленно вытаращился сперва на него, потом на «барышню», но переспрашивать ничего не стал.
Виолетте совсем не хотелось кофе, она лучше выпила бы соку. Она открыла было рот, чтобы возразить, но, подумав, захлопнула его и промолчала.
– Ну давай, вываливай, что там у тебя! – велел Павел, как только официант отошел от их столика. – У меня времени всего двадцать пять минут. Ты же не просто так сюда пришла, не на меня полюбоваться.
– Откуда ты знаешь? – кокетливый тон вновь вернулся к Виолетте. – Может, именно за этим и пришла.
– Да так уж себе зрелище, – усмехнулся офицер. – Средней паршивости. Давай излагай, не тяни кота за яйца.
– Пашенька, мне нужно инсценировать ДТП, – ангельским голоском попросила Виолетта.
Огромная рука Игнатьева, опустившаяся было в карман, очевидно, за сигаретами, замерла на полдороге.
– Это в каком смысле?
– В прямом. Видишь ли, Паша, тут такое дело... – У Виолетты сделалось то проникновенное выражение лица, с каким женщины обычно смотрят латиноамериканские телесериалы. – Одна моя подруга замужем за очень богатым бизнесменом. Но она полюбила другого человека и хочет уехать с ним за границу. А муж – настоящий Отелло! – не только не дает ей развода, но и совсем голову от ревности потерял, запер ее дома, грозится разыскать и убить ее любимого... Словом, кошмар. Вот мы и придумали: надо сделать вид, что она погибла в автокатастрофе.
– И как ты себе это представляешь? – он все-таки закурил.
Появился парнишка официант, поставил на стол две дымящиеся чашечки и креманку с тающим мороженым, испуганно взглянул на Игнатьева и тут же исчез.
– Скажи, Паша, ведь бывает такое, что машина попадает в аварию и загорается? – поинтересовалась Виолетта, втыкая ложечку в пышную бледно-золотистую массу.
– Бывает. Правда, в кино намного чаще, чем в жизни. И что?
– Надо разыграть аварию, поджечь ее машину. И там найдут обгорелый труп женщины. – Она поднесла ложечку ко рту и попробовала мороженое. Действительно, крем-брюле.
– Ну совсем офигели бабы! – почесал коротко стриженный затылок Игнатьев. – А труп-то где собираетесь брать? Убьете, что ль, кого-нибудь для пользы дела?
– Да нет же, успокойся. Труп мы одолжим в крематории. Ты же помнишь, у меня был друг, заведовал кладбищем, остались знакомства... – Виолетта положила несколько ложечек мороженого в чашку. Получилось кофе-гляссе.
– Понятно. Одолжите, значит. – Павел отхлебнул кофе. В его огромной ручище крошечная чашечка смотрелась несколько комично.
– Так вот, на чем я остановилась? – невозмутимо продолжала Виолетта. – Машина обгорит, внутри будет труп. Естественно, происшествие зарегистрируют, вызовут мужа, который к тому времени будет ее вовсю разыскивать, он опознает машину, какие-то вещи, возможно, паспорт...
– Подожди-подожди! Какой паспорт? Если все сгорело, то как мог уцелеть паспорт? – Он курил, держа сигарету между большим и указательным пальцем.
– Ну, значит, не паспорт, – Виолетта была сама покладистость. – Значит, еще что-нибудь, кольцо золотое, например, золото не горит. И муж опознает в машине их автомобиль, а в трупе – соответственно свою жену.
– Летка, фигню ты городишь! Первая же экспертиза...
Виолетта пристально посмотрела на него:
– А вот никаких экспертиз и не надо, Павлик. Я за этим к тебе и обращаюсь, чтобы не было экспертиз.
– Идиотская затея. Только бабы до такого могли додуматься! – Игнатьев с силой расплющил бычок в пепельнице.
Виолетта подняла на него кроткий взгляд:
– Пашенька, ты помнишь семьдесят третий год?
Павел пожал плечами:
– Ну, вроде помню.
– И что тогда было?
– Да много чего было. Мы с тобой расстались, например.
– Не забыл, – у Виолетты потеплело на душе. – А скажи, Паша, ты помнишь, что ты обещал мне перед расставанием?
– Ну? – нехотя отозвался Игнатьев.
– Ты сказал, что я всегда смогу к тебе обратиться, когда ты мне понадобишься.
– И что, разве я не помогал тебе? И когда этого твоего кладбищенского хахаля убили, и когда у Эдуарда были проблемы...
– Да, Паша, именно так все и было. Но теперь твоя помощь нужна мне не меньше, чем тогда, – а может, даже и больше.
