– А если все на самом деле плохо, что делать? - спросила Маша. - Скажем, если депрессия?
Она вспомнила Борю Цейтмана, подумала про Таню, про Ивана, про всех людей, которые еще долго не смогут отвечать на этот вопрос искренним "отлично".
– Очень просто, - сказал Денис. - Если депрессия - вспоминаешь, когда последний раз была мания и как тебе при этом было. И, вызвав на секунду в себе это ощущение, отвечаешь, - тут Денис набрал воздуха в легкие и улыбнулся всем лицом: - "Замечательно!"
Маша засмеялась.
– Мы приложили столько усилий, - продолжал Денис, - чтобы кайф был в нашей жизни. Теперь не верим в кризис, потому что кафе и вообще жизнь, которой мы живем, стала продолжением этой радости, этого кайфа, потому что все это связано для нас - ну, хотя бы для меня и Вадима - с острым, почти болезненным счастьем, счастьем от самых простых вещей - от чашки кофе, от хорошей одежды, удобных ботинок, комфортабельного рабочего места…
– Дорогой машины, - подсказала Маша.
– При чем тут цена, - махнул рукой Денис. - Вот кофе, вот тирамису, вот книжка лежит - при чем тут деньги? - Он перевернул книжку и радостно улыбнулся: - Вот, а ты говоришь - "совок". Вполне себе психоделическая классика, "Новейший ускоритель".
– Почему психоделическая? - спросила Маша.
– Потому что на самом деле - про наркотики. У Уэллса есть рассказ про ЛСД, "Дверь в стене" называется, и вот эта, "Новейший ускоритель", про амфетамины. На самом деле, тоже история девяностых, история безумного возбуждения.
За соседнем столиком зазвонил телефон. Девушка в узких оранжевых джинсах и очках "Fendi", напоминавшая солнцелюбивую черепаху из старого мультфильма, взяла со стола трубку и довольно громко сказала: "Нет, не пойдет, я не согласна, давайте встречаться и обсуждать… да, хоть сейчас подъезжай в "Кофе Бин", посмотрим бумаги, побеседуем".
– Вот видишь, - сказал Денис, - вот это, наоборот, островок девяностых в наших спокойных водах. Тот же амфетаминовый драйв, невозможность остановиться и расслабиться. Она уверена, что, если будет работать круглые сутки, заработает больше денег. Жаль только, что за эти годы она все равно потеряет навык радости, а без него и деньги не в кайф. Смотри, она пришла в кафе, потому что знает: это - модно, это, как сказали бы пару лет назад, стильно. Жаль, она не понимает, что приходить сюда надо прежде всего, чтобы почувствовать: время работы кончилось. Ты отдыхаешь. А деньги… что деньги? У нас же их нет. Мы их тратим быстрее, чем зарабатываем. Главное - ощущение внутреннего покоя.
– Мне почему-то кажется, - сказала Маша, - что во всем офисе ты один так считаешь. Ну, может быть, Вадим еще или Света, которая объясняет, что не нужно напрягаться, все случится само.
– Это у Светы все случается само? - вдруг взорвался Денис. - Ты больше ее слушай! Она же прет, как танк. Она была без образования, без талантов, без всего, пришла операционисткой, теперь сейл. Ты знаешь, что Федор выгнал Олега Хлебникова, чтобы ее продвинуть? Придрался к какой-то неудачной сделке - и все. Она обычная провинциалка, очень энергичная, агрессивная и пробивная. Это не московский снобизм, я против приезжих ничего не имею. Да и вообще, пойми, я не возражаю: пусть получит все, что хочет, мне не жалко. Но хорошо бы она оставила Вадима в покое. Хотя это, конечно, тоже не моего ума дело.
– Что значит - оставила в покое? - спросила Маша.
– Ну, как-то расставила точки над i, что ли, - пожал плечами Денис. - Она же с ним продолжает спать. Не часто, да, иногда, но ведь тем хуже. Сказала бы, нет, все, до свидания, забудь, ничего не было, или все было, но больше не будет, без разницы. Ты свободен, я тебя отпускаю. Так нет же. Потому что это ее природа - подбирать все, что плохо лежит, переть как танк, завоевывать признание. А тут сколько ни цитируй Лори Кебот, ничего не изменится.
Наверное, это и есть путь, который проложен для нее в сердце Великой Матери, подумала Маша, а вслух сказала:
– А разве не то же самое Сережа делал с Таней?
Денис внимательно посмотрел на нее и сказал:
– А вот о покойных мы говорить не будем. Тут - либо хорошее, либо ничего. Так что этот вопрос задай кому-нибудь другому, а я тебе лучше еще кофе принесу. Хочешь Кауайи? По ощущениям - все равно что гаванскую сигару выкурить. Но никакого никотина. Прекрасный финал для ужина, ты только попробуй.
Когда Елизавета Парфенова перевозила маму в недавно купленную квартиру, мама сказала:
– Все-таки, Лизонька, ты оказалась неплохой дочерью. Папа бы порадовался.
До этого Нинель Федоровна жила в двухкомнатной на Заревом проспекте и Лиза, трижды в неделю навещавшая маму, сама решила перевести ее поближе к центру, куда-нибудь на Пролетарку, а потом уже самой определиться, где купить квартиру себе, чтобы и от работы, и от мамы недалеко. Но мама неожиданно сказала, что привыкла жить рядом с рекой и у нее слишком много вещей, это ведь не просто мебель, это память об отце, ты сама должна понимать, так что в однокомнатную я не поеду, и не надейся. Не особо рассчитывая на успех, Лиза обзвонила риэлтеров, попросив подыскать недорогую двушку рядом с рекой и поближе к центру - но через неделю мама позвонила сама, счастливая и гордая. Она нашла то, что надо, ты не поверишь, Лизонька, я там была, это просто песня. Все влезает, и прекрасный вид из окна, правда, надо доплатить немного, но ты же говорила, что откладывала деньги, ведь так? Ты же не все просадила на тряпки, я знаю, у тебя вполне приличная зарплата, нормальные люди столько не получают.
Когда Лиза поняла, что мама присмотрела квартиру в сталинском доме на Фрунзенской набережной, она впервые за много лет попыталась взбунтоваться. Девочкой она не перечила родителям, когда они не захотели отдать ее в музыкальную школу ("надо будет купить пианино, а папе удалось достать две путевки в Болгарию, нельзя упускать такой шанс"), школьницей не спорила, когда ей объяснили, что Николай из дома напротив ей не пара, потому что его мать - продавщица, а значит - воровка, ты же не хочешь, чтобы твои дети были внуками воров, подростком не возражала, когда не спросясь ее определили в Институт связи, где у отца старые знакомые, которые присмотрят за тобой, если надо. Но сейчас она сказала:
– Мама, Фрунзенская набережная - это запредельно дорого. Это район не моего уровня, не нашего уровня. Я даже себе не смогла бы там купить квартиру.
– Мне особенно неприятно слышать это "даже себе", - сказала мама, и Лиза ясно увидела, как мама поджимает губы, там, у себя в Медведково. - Как хочешь, конечно.
И повесила трубку.
Мамин звонок застал Елизавету в офисе. Ну и пусть бросает трубку, подумала она со злостью, ну и пусть. До конца рабочего дня еще надо было провести одно совещание и отчитаться по новой схеме перестрахования. Квартира на Фрунзенской! Это какая же должна быть доплата, а? С ума сойти можно, пусть остается в Медведково, просто не буду к ней ездить, вот и все. Посмотрим, как она тогда запоет.
В восемь Лиза уже была у мамы. Я уверена, убеждала она себя, мне удастся объяснить, что Фрунзенская - это не вариант. Мама же всегда была разумной женщиной, логические доводы производили на нее впечатление - по крайней мере, когда их приводил отец. Выяснилось, однако, что у Нинель Федоровны были свои логические доводы: квартира стоит удивительно дешево, она уже узнала цены на рынке и вообще, если мы ее не купим, то потеряем аванс, который я внесла днем.
– Какой аванс, мама? - спросила Лиза, холодея.
– Три тысячи, - гордо ответила Нинель Федоровна. - Ты мне давала деньги, а я их не тратила, я откладывала!
Выходило, что мама сказала Лизе "как хочешь, конечно", бросила трубку, а потом пошла и заплатила аванс, отрезав все пути к отступлению. Ты понимаешь, Лизонька, позвонил риэлтер, с которым я говорила, это такой выгодный случай, никак нельзя его упустить, не могу же я ждать, пока ты образумишься. В конце концов, это же была не моя идея, ты сама хотела, чтобы я жила поближе к тебе.
Своя квартира появилась у Лизы только через два года, скромная однокомнатная в районе "Пролетарской", как раз такая, как она собиралась купить маме. Жаль, что теперь пришлось заплатить больше, чем Лиза предполагала когда-то - цены росли как на дрожжах, и оставалось утешаться тем, что и квартира на Фрунзенской с тех пор подорожала. В любом случае, годам экономии пришел конец: теперь Лиза смогла, наконец, свободно тратить деньги - и уже не могла остановиться. С облегчением она пересела из видавшей виды "девятки" в подержанную "ауди", купила в "Руслан Мёбель" лучшей мебели, а в "Leo" - дорогущего постельного белья, с каждой зарплаты отправлялась в бутики "Петровского пассажа", а особо удачные сделки отмечала ужином в "Ностальжи" с бутылкой сотерна "Шато д"Экем". Она откладывала так долго, что теперь тратила все заработанные деньги до последнего цента. Несколько раз Лиза сама ужаснулась, подсчитав, что ее костюм, туфли, белье и сумочка стоят дороже ее собственной машины. В такие дни ее охватывала паника - и Лиза решала, что будет экономить. Нельзя носить костюм за две тысячи, если твоя зарплата всего три, говорила она себе.
