Все это напоминает компьютерную игру — лети, Сана, лети! Аховый твой полет, пожалуй, и уместится на прокрустовом ложе, предназначенном для того самого словечка, которое тщетно пытался сложить Кай в замке Снежной королевы — впрочем, мумия Хатшепсут упрекнет тебя в самоповторах: она же помнит все твои трещинки,[163] она же считает, будто ты подсажена на Андерсена… Лети, Сана, лети-и! — обернись-ка налево, обернись-ка направо — хороша ли экскурсия, тепло ли тебе, девица?.. Все, что нужно сейчас, — зацепиться: ветку-то видишь? Отче наш… — закрывает глаза Сана и вдруг замечает, что уже не скользит: молись, detka, молись, а главное — не думай о хромой обезьяне.
«Жива?» — с плохо скрываемой тревогой спросит ее, висящую над обрывом, подбежавший шаман. «Цела, не сломана» — «Это страхи твои ушли — нет их теперь больше… С крещением!» — он прищуривается, а Сана, которую, на самом-то деле, распирает от странной, неведомой доселе, гордости — цела! не сломана! — вымученно улыбается и, опираясь на шамана, находит силы усмехнуться: «Спасибо».
Она не чувствует рук, не чувствует онемевших, красных от холода, пальцев — не замечает, как капает на лед кровь из нежной ладони, распоротой острым камнем — она ест снег, горсть за горстью: здравствуй, Плохиш, ну, здравствуй — онемел, разве?.. Да кто, черт возьми, обманул тебя, сказав, будто люди не летают?.. Не набить ли ему морду?..
…
Адам, улыбалась Сана, разглядывая купающегося под высоченным водопадом шамана и представляла его почему-то в костюме «In credibles»:[164] длиннополый жакет, сутажные брюки, серый цилиндр… Недолго думая, она скинула с себя одежду и побежала к другому водопаду: поток оглушил, обрушившись на грудь тяжелой лавиной; прозрачная, хрустально чистая, переливающаяся под солнечными лучами, вода смывала не только кровь, давно струящуюся по ногам, но и, казалось, топила в камнях уродливые сгустки фантомных болей. Сана знала: если перейдет все перевалы, если спустится живой к морю и ощутит неизменность чувства, значит, безусловная любовь, не имеющая к привязке[165] никакого отношения, существует. На кой черт тебе это, вклиниваюсь я, неужто не надоело?.. Осталось немного: дойти живой, отмахивается Сана, вот и идет — идет, чтобы найти камень в форме сердца, а потом, на высоте две тысячи метров, сорвать у горного озера семь шаманских цветков. Как странно, вздыхает Сана, глядя на воду, зеленая трава и белый снег — не пародия ли это на их с П. отношения?.. Она поднимается на холм и, оперевшись о камень, смотрит на скалы. Тишина стреляет сначала в голову, а потом целится в сердце. Найдя пятилепестковую сирень, Сана кладет ее на кончик языка; на спуске она уже не пытается никого догнать — скоро земля, тропа обязательно выведет, упс, приплыли: аул, еще аул, да вот же оно, море, скотина.[166]
…
Эвтаназия: счастье навсегдаСвобода воли и свобода выбора: не об этом ли мечтают люди всю жизнь?
Старость и недуг помогут Вам насладиться этой поистине королевской роскошью, а высококлассные специалисты, работающие в нашем Эвтоцентре, с радостью обслужат Вас по первой Вашей просьбе.
С нами Вы поверите в то, что такие «три кита», как
УСПЕХ,
НАДЕЖНОСТЬ,
и УВЕРЕННОСТЬ
лежат в основе нашей эксклюзивной концепции, позволяющей в кратчайший срок добиться полного удовлетворения даже самого взыскательного клиента.
Ноу-хау заключается в безболезненности осознанного перехода — каждый, обратившийся к нам, получает уникальный шанс ощутить их на собственном теле. Пусть вас не беспокоит то, что оно потеряло форму — высочайшего качества свежие гробы из душистого кедра, изготовленные тут же, в нашей маленькой и уютной мастерской, навсегда скроют его от посторонних глаз.
Мы работаем по предоплате со 100 %-ной гарантией и с гордостью называем нашу услугу уникальной.
Одиноким предоставляются скидки.
Пожизненный результат в день обращения
Мы работаем, чтобы подарить Вам билет в бесконечность!
Сана открывает глаза: да, ее сны — или, что любопытней, тексты снов — вдохновят, возможно, не одного психиатра — или, на худой конец, копирайтера. Впрочем, к черту тексты: она закуривает и вспоминает шамана да брошенное им вскользь молодец. А ведь — надо же! — ни одного человека, пожалуй, не приходилось прижимать ей к себе с такой силой, прощаясь: и П. — П. тоже — при всех — не приходилось…
Странно: впервые в жизни Сане кажется, что мозг ее наконец-то умолкает — и происходит это не в горах, как прописано «в сценарии», а здесь, на банальном курорте. Впервые в жизни не раздражают праздно шатающийся народец, шансон, запахи шашлыков… Она почти летает по узким улочкам, любуется пальмами да сидит на берегу моря — сидит до тех самых пор, пока красная полоска солнца не скроется за горами — в голове нет ни одной мысли, и даже о П. как-то не думается.
«Заходы, кырасавыца, я тьибэ сьичас пакажу таакой сорт — закачаэшьса! Какая ты кырасавыца! Муш эсть? Дэти эсть? Как эта адна? Нэ веэрю, абманываишь!». Перелив часть жидкости счастья во фляжку — табличка на заборе ВИНО ДОМАШНИЙ-таки примагнитила — Сана отправляется на прогулку и, отмахиваясь от впаянных в мозг цитаток типа «Любовь — это когда вас рвет в один унитаз»,[167] делает большой глоток вина: как хорошо ей сейчас, как спокойно… Если на свете и есть райский уголок, то он, возможно, здесь, вполне искренне думает она в ту минуту и, забредая в лавчонку, покупает сувениры, один нелепей другого.
Когда же поезд тронется, Сана совершенно отчетливо увидит, что они с Плохишом — ОПЯТЬ С ПЛОХИШОМ, ВСТРЕВАЮ Я — сидят на ее кухне — НО ТАК НЕ БЫВАЕТ, Я ЗНАЮ, О ЧЕМ ГОВОРЮ, — пьют южное вино, — ЭТО ПРОСТО МЫЛЬНАЯ ОПЕРА, Я НИКОГДА НЕ ПОСТАВЛЮ ПОД ТАКИМ, М-М-М, РОМАН[С]ОМ, СВОЕГО ИМЕНИ!.. — да, пьют южное вино, — ДОПИСЫВАЕТ САНА, НЕ ОБРАЩАЯ НА МЕНЯ НИКАКОГО ВНИМАНИЯ, — чтобы никогда больше не расставаться, — У МЕНЯ ОПУСКАЮТСЯ РУКИ: СДАЮСЬ, ДА И ЧТО ПРИКАЖЕТЕ ДЕЛАТЬ?.. — «Я развожусь», глуповато улыбается Плохиш и, заглядывая Сане в зрачки, застывает, что на него не похоже. — А КАК ЖЕ ТВОЯ Ж.? ДОБЕЖАВШИЕ СПЕРМАТОЗОИДЫ? КРЕДИТ?.. — «Я люблю тебя…» — ЧТО? ОНИ СОВЕРШЕННО НЕУПРАВЛЯЕМЫ, ЭТИ ПЕРСОНАЖИ! — «Что? Повтори», просит Сана, и Плохиш повторяет: «Я люблю тебя…» — НО ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! ЭТО НЕВОЗМОЖНО, НЕВЕРОЯТНО! ОН НЕ УМЕЕТ, ЕМУ НЕ ДАНО! КЛАССИЧЕСКИЙ «СТРАДАЮЩИЙ ЭГОИСТ» — ИЗБАЛОВАННЫЙ И, АХ-С, НЕСЧАСТНЫЙ ПАПИК СЕМЕЙСТВА! ЕГО УМ ИЗВРАЩЕН, К ТОМУ ЖЕ… — «Я люблю тебя…», повторяет Плохиш как завороженный. — ЧТО? ТЫ? КАКИМ, ИНТЕРЕСНО, МЕСТОМ? СКОЛЬКО ЕЩЕ ЛЕТ ТЫ БУДЕШЬ МОРОЧИТЬ ЕЙ ГОЛОВУ?.. — «Что? Громче!», требует Сана. — «Я люблю тебя!», кричит Плохиш и, опускаясь на колени, целует ей руки: бразильский сериал, да и только. — ДА КАК ВЫ СМЕЕТЕ… — «Еще! Еще громче!», приказывает Сана, полностью дискредитируя методу новейшего реализма[168] со всеми ея трактовочками птахи-жысти и ливером оной. — «Я люблю тебя!», разрывается Плохиш. — Я НЕРВНО ЩЕЛКАЮ «МЫШКОЙ» (ВОТ ТАК ИСТОРИЯ!) И, МЫСЛЕННО ОБРАЩАЯСЬ К HERO-ЛЮБОВНИКУ, ЛЮБОПЫТСТВУЮ, В СОСТОЯНИИ ЛИ ОН СДЕЛАТЬ САНУ ХОТЯ БЫ ЧУТЬ-ЧУТЬ СЧАСТЛИВОЙ, А ПОТОМ… — «Никого нельзя сделать счастливым, — встревает моя неофитка: извергаемые ею банальности убивают всякое желание общаться дальше. — К тому же, не ты ли сама твердила, будто искать счастье извне глупо?» — НО ВЕДЬ ТЫ… ВОТ ИМЕННО ТЫ — ИСКАЛА? (Я старательно сдерживаюсь: не хватало еще нахамить под конец главной heгоИньке.) ВЕДЬ ИМЕННО ТЫ ПОШЛА В ЧЕРТОВЫ ЭТИ ГОРЫ, ЧТОБЫ СПУСТИТЬСЯ ЖИВОЙ К МОРЮ? СНЯЛА КОЖУ… ВЗЯЛА ПЯЛЬЦА… НАТЯНУЛА… КРЕСТИКОМ-КОЗЛИКОМ — ЖИВОЙ ЖИЛОЙ — ВЫШИЛА… СКАЖИ, ЭТО ВЕДЬ ТЫ — ТЫ — БЫЛА ТАМ, ПОКА Я ПИСАЛА «СПЕРМАТОЗОИДЫ»? — «Да она сумасшедшая, просто сумасшедшая…», переглядываются Сана и Плохиш, а, заметив, что я устало снимаю с лица покрасневшие глаза и механически прячу их — расс, двасс — в карман, дипломатично смущаются: «Ну что ты, что ты…».
* * *
2009
В результате партогенеза на свет появляются только самки.
Острый опыт, без анестезии.
Зд.: «Варварское аллегро» Б. Бартока.
Подмосковная.
Brain washing — промывание мозгов (англ.)
Гипноз, вызывающий воспоминания прошлых жизней.
