Робин в изумлении остановился.
Александра увидела его и тихо произнесла сухими губами:
– Thank you for coming. They throw me out. (Спасибо, что пришли. Они выбросили меня.)
«Кто? Почему?» – спросил он жестами.
– Teenagers. They’ve made a pill-pad here. (Подростки. Они устроили тут притон.) – И, увидев, что он повернулся к двери, добавила: – Нет! Не ходите туда!..
Но он вошел в эту дверь, по-прежнему держа в руке букет.
То, что он увидел, даже трудно назвать русским словом «притон» или английским pill-pad. А легче – хлевом или зверинцем для пьяных и только входящих в матерый возраст свиней. Огромная трехсотсвечовая лампа горела в маленькой прихожей, заваленной куртками и другой одеждой, зато в комнате и на кухне все верхние лампы были вывернуты и нечто вроде красного ночника мигало в углу в такт оглушительной «хэви-металл». Под эту музыку человек двадцать полуголых подростков от тринадцати до семнадцати лет, валяясь на полу, курили марихуану, пили водку, тискали таких же пьяных и накуренных полуголых девчонок и с хохотом надували гондоны, протыкая их затем сигаретами. В темном туалете трое занимались групповым сексом, а в ванной какой-то парень, хмельно шатаясь, слепо мочился мимо умывальной раковины.
Робин понял, что в одиночку ему с этим стадом не справиться, и повернулся, чтобы уйти. Но в этот момент какая-то девка, пробегая, выхватила у него цветы, а сзади возле уха он ощутил нож, острием впившийся в шею.
– Стой, бля, зарежу! – сказал ломкий мужской голос.
Робин замер, и тут же сильный удар в спину бросил его лицом к стене, какие-то руки ухватили за локти и за ноги, а на голову набросили полиэтиленовый мешок и на шею – разом затянувшуюся петлю. Поняв, что это конец, Робин дико замычал и дернулся с той неимоверной силой, которая бывает только у немых, но петля от этого затянулась еще туже – под радостно-торжествующий хохот подростков и быстрые руки, снимающие с Робина часы и вытаскивающие деньги из его карманов.
Он задохнулся и почувствовал, что от боли глаза полезли из орбит, а его тело уже само, без его воли, продолжает дергаться, теряя силу…
Но он слышал смех – его убивали весело, шутя, под музыку «хэви-металл».
Внезапно раздался выстрел, и с оглушительным звоном взорвалась трехсотсвечовая лампа; стало абсолютно темно, и в этой темноте неузнаваемо жесткий голос Александры хрипло сказал:
– Лежать, бляди! Все на пол! Кто стоит – перестреляю в жопу!!
И в темноте действительно прозвучал еще один выстрел, но только Робин своим профессиональным слухом различил, что стреляли мелкой дробью из какого-то очень старого дробовика. А подросткам было не до этих тонкостей, они упали на пол, и в тот же миг сухая рука Александры схватила Робина за руку и потащила прочь из квартиры. Он уже на ходу, на лестнице сорвал с головы полиэтиленовый мешок, краем глаза успел заметить маленького старичка, удовлетворенно закрывшего дверь своей соседней квартиры, и снова – вниз, бегом, за Александрой, волочившей за собой уже пустую двустволку.
Они выбежали во двор, в пургу и, даже не чувствуя ее ледяного ожога, прямо по сугробам побежали на улицу, Александра на ходу замахала винтовкой катившему по мостовой автобусу. Но водитель автобуса лишь сделал вид, что тормозит, а когда Александра и Робин подбежали к двери, дал газ и укатил из страха перед их двустволкой. Александра матерно выругалась, забросила винтовку в снег и потащила Робина куда-то вперед, в темень – к метро.
Однако без денег их и в метро не пустили, а когда через три часа они «зайцами» – на троллейбусах и трамваях – все же добрались до Пушкинской площади и, обмороженные, поднялись в квартиру, там сидел Винсент, только что прилетевший из Хельсинки.
– Oh, – сказал он ревниво. – Where have you been? Bolshoy theater? (Где вы были? В Большом театре?)
– Водки! – попросила Александра, сбрасывая пальто.
Но Винсент, заметив свежий круговой рубец на шее Робина, округлил глаза:
– Что это? Она пыталась тебя линчевать?
– Give us vodka! – приказала ему Александра. – Быстрей!
Винсент переводил глаза с Робина на Александру и обратно, пытаясь определить, что случилось между ними, но никаких конкретных выводов сделать не смог и принес с кухни бутылку водки и стаканы.
Александра взяла только бутылку, поставила ее на пол, а сама, сев на табурет, спустила на колени чулки и стала стаскивать с себя промороженные сапоги. Но они не снимались.
– Помогите мне. – Она протянула ноги Винсенту и повернулась к Робину: – Ты тоже снимай ботинки! Now! Быстрей!
– Слушай, – сказал ей Винсент, потянув за сапоги. – Я думаю, я нашел для тебя новую работу. Американской команде, которую я привез, нужен хороший переводчик. Я сказал им, что ты – самая лучшая…
Тут ее сапоги слетели вместе с примерзшими чулками, и Винсент увидел, что ее ноги бело-ледяные, как алебастровые.
– Oh, my God! – испугался он. – Ты их отморозила!
– It’s alright. – Александра плеснула водку себе на ноги и стала изо всех сил растирать левую, самую замерзшую. – Помогите Робину.
– Он сам справится. – Винсент стал перед ней на колени и, растирая ей водкой ноги, спросил: – Ну? Что ты думаешь насчет этой работы? А?
– Well… Я не знаю… – Александра глотнула водку прямо из бутылки и передала ее Робину, пытаясь заглянуть ему в глаза. Но он взял бутылку, избежав ее взгляда, и, отводя глаза, стал тоже растирать водкой свои замерзшие ноги.
МЕМОРАНДУМ № 1
Руководителям Штаба избирательной кампании
Президента Российской Федерации
Уважаемые господа! Благодарим Вас за приглашение принять участие в проведении Вашей избирательной кампании. До выборов осталось меньше трех месяцев, а согласно опубликованным данным рейтинг популярности Вашего кандидата драматически уступает рейтингу его соперников. Считая себя теперь членами Вашей команды и учитывая свой многолетний опыт проведения избирательных кампаний, предлагаем следующую программу предварительных действий:
1. Срочное и любой ценой прекращение войны в провинции Чечня – история не знает случаев переизбрания Президента, который проигрывает войну.
2. Полное удаление Президента от рутинно-административной работы, его концентрация на выработке стратегии и мероприятий по созданию экономической стабильности в стране. История не знает примеров переизбрания Президента в условиях падения экономики.
3. Немедленное создание небольших, из трех – пяти человек, оперативных бригад социологов, которые под руководством членов нашей группы должны в двухнедельный срок облететь двадцать пять – тридцать регионов страны, чтобы с помощью разработанной на Западе методики определить на «фокус-группах» городских и сельских избирателей приоритетные политические, экономические и эмоциональные ориентиры Вашего населения и отношение избирателей к платформам Президента и его соперников.
4…
Маршал Сос Кор Цинь отложил меморандум и поднял глаза на Юрия Болотникова.
– Какие еще «фокус-группы»? – сказал он по-русски. – Что за херня?
– Они могут объяснить подробно. – Болотников кивнул на сидевших в маршальском кабинете Хью Риверса и Марка Бреслау. – Насколько я понимаю, это и есть их главная карта. Они опрашивают избирателей и по своей методике точно определяют, есть у кандидата шансы на победу или нет. Но самое главное – они выпытывают, что эти избиратели хотят. После этого их кандидат обещает народу именно это и – выигрывает.
– Да? – Маршал саркастически усмехнулся. – И за этой херней ты летал в Калифорнию? Переведи им: наш народ хочет «а», – он стал загибать пальцы, – реки с молочными берегами, «б» – скатерть-самобранку и «в» – иметь в президентах золотую рыбку. Или щуку, ага – чтоб жить по щучьему велению, но по своему хотению. Сможешь перевести?
– Боюсь, что у них другой фольклор, – сказал Болотников и перевел американцам: – Маршал считает, что наши избиратели хотят жить как в сказке: ничего не делать, но все иметь.
– Он имеет в виду: как в раю? – спросил Бреслау. – Или как при коммунизме?
– Как раз это мы и должны выяснить, – сказал Риверс.
Оба американца утопали в старинных, семнадцатого века царских креслах с витыми позолоченными ножками и подлокотниками и, судя по их лицам, были потрясены имперскими размерами маршальского кабинета и богатством его отделки. Но если б знали они, в каком состоянии этот дворец достался маршалу от прежней власти! Все ковры были протерты, паркет скрипел и вываливался даже в кабинетах Брежнева и Суслова, а кондиционеров не было вообще! Президенту страны негде было принять иностранных гостей! Он, Сос Кор Цинь, всего за три года буквально возродил царственное величие и золотую лепоту кремлевских зданий! Да так, что у любого иностранца – от Клинтона и Коля до этих америкашек – челюсть отваливается от изумления…
Часы на соседней Спасской башне пробили без четверти полдень. Сос Кор Цинь подошел к окну, в которое билась снежная метель. Окно выходило на Ивановскую площадь в Кремле и на стоявший на этой площади гранитный памятник Ленину – покрытый снегом и окруженный заснеженными соснами. Солдат в расстегнутом полушубке широкой лопатой расчищал дорожку к памятнику, но позади него поземка тут же наметала новый сугроб.
