Полина замерла, между лопаток прошел холодок. Она молча смотрела в окно с приклеенной картонкой из-под пиццы.
– Не знаю кто, сам ли Ленц или кто еще распустил слух, что училка чокнулась. Короче, когда она исчезла, никто особо не удивился. Ты слушаешь?
Полина встала, тихо прошла к двери.
– Ты куда? Погоди… – Старик привстал, Полина, не оборачиваясь, вышла.
В трубке плыли гудки, долгие и гундосые. Потом кто-то ленивый отозвался:
– Полиция.
– Але! – Полина растерялась. – Полиция?
– Ну, полиция, полиция. Говорите.
– Вы можете приехать? – Полина вдруг поняла, что старик сосед оказался прав: она даже не могла толком объяснить, что произошло. – У меня тут… Кто-то проник в дом…
– Фамилия, адрес? – ленивый устало вздохнул на том конце. – Ну?
– Полина Рыжик, Розенкранц сто одиннадцать. Это у кладбища, последний дом.
Полицейский «Плимут», шоколадный с рыжей полосой на боку и белой надписью «Шериф», остановился посередине улицы. Задняя дверь распахнулась, шериф Ленц молодцевато выскочил, потянулся, разминая кулаками поясницу. Напялил белую шляпу, глянул в отражение в стекле «Плимута», аккуратно поправил поля и направился к дому. Хрястнула шоферская дверь, появился еще один полицейский, Полина, подглядывавшая из гостиной, отпрянула от окна и пошла открывать.
Шериф Ленц вблизи оказался загорелым сорокапятилетним (или около того) здоровяком с крепкой шеей и белесыми рыбьими глазами, странно смотревшими сквозь собеседника. Он слушал Полину не перебивая, иногда одобрительно кивал мясистой головой, каждый кивок состоял из трех коротких кивочков. Полина старалась говорить спокойно, рассудительно, пару раз она осаживала себя, замечая, что начинает частить. Главное, произвести впечатление уравновешенного, здорового человека.
Второй полицейский, увалень с деревенским лицом, остался в коридоре, достал блокнот и что-то начал туда записывать. Он изредка поглядывал на Полину, потом снова утыкался в блокнот, писал, шевеля губами.
Полина выдохлась, рассказав все, она замолчала. Шериф совершил очередной ритуальный кивок, пожевал губами и, глядя сквозь Полину, безразлично спросил:
– Это внизу?
Она кивнула.
– Ну, тогда пошли. – Ленц, не глядя, кивнул коллеге-писарю.
Кровь на столе засохла и стала коричневой. Птичьи лапки сухими ветками торчали вверх. Полина двумя пальцами держала полотенце, потом незаметно бросила его в угол. Шериф, скрипя тугими сапогами, обошел стол по часовой стрелке, потом против.
– Сержант, – не глядя, обратился он к коллеге.
Тот вынул из нагрудного кармана дешевую камеру, сделал несколько снимков. От вспышки у Полины поплыли круги перед глазами. Шериф протер глаза, дошел до двери в сад, подергал за ручку. Удовлетворенно кивнул три раза.
– Вот моя визитка, тут телефон. Звоните, если что.
Полина взяла картонку, растерянно посмотрела на Ленца.
– Советую сменить замок, – подавшись вперед, словно по секрету произнес он. Полина уловила запах мыла, детского розового мыла.
– А… как же… – она кивнула в сторону стола.
– Полиция Данцига убийством птиц не занимается, мэм. – Ленц, ухмыляясь, приложил два пальца к шляпе. – Мы не Гринпис.
Полина отодвинула занавеску. Шоколадный «Плимут» зарычал, широко развернулся и не спеша покатил в сторону центра.
Полина вернулась на кухню. Подняла полотенце, прикусив губу, обошла вокруг стола. То, что было птицей, быстрым, летающим, щебечущим существом, теперь мало чем отличалось по своей безжизненности от стола, табуретки, капающего крана или тусклой лампы в мутном шаре над столом.
Сложив полотенце вдвое, Полина осторожно, словно боясь сломать, взяла птицу и, выставив руку, понесла к мусорному ведру. Труп оказался мягким, как плюшевая игрушка, но тяжелым, тяжелей, чем она могла предположить.
За ночь не случилось ничего, Полина, не раздеваясь, спала на диване в гостиной. Рядом на полу лежал хлебный нож, а у дверей были составлены баррикады из стульев.
После урока класс быстро пустел, ученики, топая и толкаясь, вываливались в коридор. Полина записывала в журнал; подняв голову, она увидела, что Михаэль, сын белошляпого шерифа-боровика, остался. Шарлотта, его подружка, шепнув ему что-то, вышла из класса и притворила дверь. Полина вопросительно посмотрела, Ленц-младший ухмыльнулся и поощрительно ей кивнул, мол, продолжайте, я подожду.
«Ну и наглец! – вспыхнула Полина, наклоняясь над писаниной, хотя все уже было заполнено. Она теперь просто водила ручкой, поправляя закорючки у букв. – Что папаша, что сынок! Ничего, пусть подождет».
Полина украдкой подняла глаза, тут же столкнулась с его взглядом – Михаэль без церемоний пялился на нее, разглядывал, вальяжно закинув локоть за спинку стула и выставив в проход длинные ноги. Полина уткнулась в журнал. Ей показалось, что она краснеет. Только этого не хватало! У букв начали появляться завитки и узорные цветочки. Полина глубоко вдохнула, отодвинула журнал.
– Что тебе? – Голос получился почти сердитым, она добавила мягче: – Что-нибудь случилось, Михаэль?
Ленц не ответил, заложив руки за голову, он снова ухмыльнулся и перекинул ногу на ногу, движения были по-кошачьи плавными, грациозными, и мерзавец знал это. Полина терпеливо молчала.
– Я слышал про робина. – Михаэль проговорил тихо, у него были детские губы, розовые и влажные. – Про птицу. Отец звонил кому-то, я услышал.
Полину удивило, что шериф вообще помнил об этом.
– Ерунда, – она махнула рукой и стала смотреть в окно, там собирался дождь, кто-то в школьном дворе подкидывал мяч, и он заглядывал в окно то красным, то синим боком – подлетал, замирал на секунду, а после падал вниз.
Ленц перестал улыбаться и отрицательно покачал головой:
– Не ерунда. Вам нужно поменять замки…
– Уже, – перебила его Полина. – Уже позвонила, через час приедут и поменяют.
Она встала, сунула журнал в сумку, поглядела на Ленца. Тот не двигался, от его взгляда Полине становилось неловко, она перекинула сумку через плечо.
– Все?
– Нет.
Полина растерялась, ответ прозвучал спокойно, уверенно.
– Послушай, что тебе нужно? – вышло слишком взвинченно, но Полине уже было все равно. – Если вы думаете напугать меня своей волчицей или еще какими-то сказками – зря! Не страшно. – Сорвав сумку с плеча, она грохнула ее на стол. – Не боюсь! Я приехала в ваш чертов Данциг преподавать литературу, именно литературой я хочу и ограничиться. Я не знаю, что вы тут хотите устроить – христианскую общину, безалкогольную секту, тайное братство – мне плевать! Ваши дела!
Ленц слушал молча, внимательно глядя ей в лицо.
– И я уеду отсюда при первой возможности! – Полина рванула сумку со стола, распахнула дверь.
С той стороны подслушивала Шарлотта, она отскочила, испуганно моргая.
– Замечательно! – Полина крикнула через плечо и быстро, почти бегом пошла по коридору в сторону лестницы.
Аккуратный старичок по имени Иероним – имя было вышито желтой ниткой на кармане его опрятного синего комбинезона – ловко поменял оба замка, проверил задвижки и собачки, брызнул из медной масленки внутрь стальных механизмов. Протянул Полине ключи:
– Эти вот, на медном карабине – от входной, вот эти – от двери в сад. – Иероним улыбнулся, округлив розовые фарфоровые щеки. У него были белые усы, похожие на колючую зубную щетку.
Оставшись одна, Полина заперла обе двери, поднялась в спальню, села на кровать. На стенах лежали полосатые тени от жалюзи, от паркета пахло нагретой мастикой и пылью. Лорейн Андик так же разглядывала эти тени, вдыхала запах теплого дома. Полина подняла взгляд, с потолка из пятна выглянул хитрый турок, там, в углу когда-то протекла крыша. Там чердак, оттуда Лорейн слышала какие-то звуки, – Полина пыталась вспомнить, кто ей говорил про звуки с чердака. Майор?
Полина тихо встала, разглядывая потолок, прошла к двери. Где-то должен быть люк наверх, на чердак. Лорейн слышала звуки, а потом исчезла, уехала, бросив все. Все оставила и уехала. Уехала?
Полина зашла в ванную, там тоже не было люка. А может, эта Лорейн полезла на чердак? Может, эта любопытная Лорейн, услышав эти чертовы звуки, нашла люк и забралась наверх? Полина села на край ванны.
– Господи, – прошептала она. – А вдруг она…
У Полины прошел холод по спине, тут же полезли в голову высохшие мертвецы с черными дырами глазниц, забытые покойники, случайные мумии, – вспомнилась нью-йоркская история про старушку, которую нашли через месяц, бедняга так и сидела в кресле с чашкой чая.
Но запах! Полина втянула воздух: в ванной пахло сырым мылом, еще чем-то парфюмерным. Она вернулась в спальню, настороженно, как охотничий пес, пошла кругами, стала принюхиваться. Пахло мастикой, старым деревом, горьковато тянуло сухой плесенью. Полина распахнула встроенный шкаф, мускусный дух мастики усилился. Над верхней полкой в потолке она разглядела квадрат люка. Из люка торчало кольцо с обрывком толстой веревки. Полина сжала кулаки, она стояла в полутемном шкафу среди вешалок со своими блузками и разглядывала квадрат люка. «Нужно просто принести стул, забраться и потянуть за кольцо. Сейчас принесу фонарик, встану на стул, открою люк. Просто загляну, даже не буду залезать». Воображение нарисовало балки, тусклый луч шарит по старым доскам, изнанка крыши, ржавые гвозди, с темных балок свисает серая паутина, в углу старые картонки, коробки, чердачный хлам, клочья пыли, луч натыкается на кучу какого-то тряпья, похоже на выброшенную одежду, в лохмотьях что-то белеет, матово и округло, луч останавливается, теперь уже можно разглядеть спутанные волосы.
