Мои надпочечники мощно выбросили в кровь тройную порцию адреналина, и я с силой дернула на себя ручку двери.
Тонкий крючок из нержавейки не выдержал, и дверь распахнулась, отбросив меня к стене.
Генри лежал на полу.
Без сознания.
Я подскочила к нему и принялась бить его по щекам, истерично визжа.
Димка очнулся и испуганно посмотрел на меня.
– Ты чего орешь?
Я стояла над ним и голосом, срывающимся на визг, вопила:
– Чего я ору?! Чего ору?! А ты бы не орал, если бы я час не выходила из ванной, а потом ты сломал бы дверь и увидел меня на полу без сознания? Не орал бы?
Генри хлопал глазами.
– Ты сломала дверь? А зачем? Кто был без сознания?
Я перестала орать и внимательно посмотрела на Димку. Что-то в его взгляде мне не понравилось, и я быстро обшарила глазами ванную.
Генри сделал какое-то движение рукой, и я успела его засечь.
– Что там?
– Где?
– Тебе в рифму ответить? Что ты сунул под ванну?
– Сдурела, что ли? Ничего я…
Но я уже наклонилась и заглянула под ванну.
Потом медленно поднялась и повернулась к Димке, держа в руке тонкий инсулиновый шприц и столовую ложку с кусочком мокрой ваты.
Генри молчал.
Я тоже.
Надпочечники снова не пожалели для меня адреналина, и я почувствовала, как меня затрясло. Не своим голосом я выдавила:
– Вон из моего дома.
– Ксень…
– Вон! Вон отсюда, скотина! Вон, наркоман сраный! Ты… Ты сдурел, что ли?! Ты… Ты что творишь, а? Да я тебя… Я ж тебя… – Я визжала как поросенок, я била его по лицу, царапала ногтями, я стучала его ложкой по голове и топала ногами. – Я убью тебя, тварь такая! Ты же сдохнешь, идиот! Я для чего тебя с того света вытаскивала, а? Чтобы ты сам туда полез, причем с радостью? На себя тебе плевать, так хоть бы меня пожалел, сволочь! Вон отсюда!
Димка выскочил из ванной и бросился в комнату. Я вылетела за ним.
– Быстро одевайся! Быстро! И чтобы духу твоего здесь не было! У меня ребенок дома! А ты сюда заразу таскать мне будешь, гад?
Генри быстро напяливал джинсы и свитер, а я все не могла остановиться:
– Знаешь, сколько бабла я угробила на твое лечение? Знаешь, сколько нервов потратила? Для чего? Зачем? Знала бы, что ты такой мудак, – пальцем бы не шевельнула! Пил бы свой «иммунал», пока не подох бы от пневмонии! Сволочь! Ненавижу!
– А я не просил тебя вытаскивать меня, ясно? Сама в больницу отвезла, сама к Марчелу отвела… Я тебя не заставлял!
Я опешила от такой откровенной наглости, а потом заорала с утроенной силой:
– Что?! А кто у меня в ногах валялся, кто ныл: «Ксюша, я не хочу умирать»? Кто? Агния Барто, блин?! Да я сама чуть в клинику неврозов не загремела по тихой грусти! И все из-за тебя!
– И ничего я не валялся!
– Валялся! Еще как валялся!
– И что ты от меня хочешь? Чтобы я тебе спасибо сказал? Спасибо, Ксеня, ты мне очень помогла. Теперь всё?
Я подавилась словами и стала хватать ртом воздух. А потом рухнула в кресло, прижала руки к груди и простонала:
– Ты же умрешь, придурок… Рано или поздно – умрешь ведь…
Генри уже застегивал «молнию» на куртке.
– Да с чего ты взяла, что я наркоман? Баян нашла? И что? Ты меня, между прочим, от бухары закодировала. И что мне делать? Я полгода уже не пью! Мне нужно как-то расслабляться или нет? Подумаешь, попробовал разочек!
– Дима, с разочка все и начинается…
– Ты меня учить будешь? Я сказал, что только попробовал, – и всё. Больше не собираюсь!
– Я тебя нашла в ванной, на полу… Без сознания… А если б меня рядом не было, а?
– Ну и что? Проперделся бы и встал сам.
– Дима, это был передоз?
– Дура ты, – ответил Генри уже из прихожей. – Ты еще передоза никогда не видала.
– А ты видал?! – крикнула я ему вдогонку, но он уже хлопнул дверью.
Я закрыла лицо руками, посидела так с полчаса, потом прошла на кухню и выгребла дрожащими руками все лекарства из аптечки.
Валерьянка кончилась.
Зато не кончилась водка.
Достав из холодильника початую бутылку, я присосалась к бутылочному горлу и сделала два больших глотка, после чего закашлялась и сложилась пополам.
Я стояла на полу, на коленях.
Жалкая, потная, зареванная, слюнявая…
И ревела белугой.
Рассказать о том, что сейчас произошло, я не могла никому. А это значит, что мне опять придется плыть против течения и переть напролом. Одной.
На следующий день я позвонила Димкиной маме.
– Мам, ты мне очень нужна. Можешь приехать?
– Дочка, что случилось? Я по голосу слышу…
– Мам… Я не знаю, как тебе сказать… Я… В общем, это не по телефону. Ты приедешь?
– Только на следующей неделе. Ксень, не тяни нервы: говори, что случилось?
Я собралась с силами и выдохнула в трубку:
– Димка колется.
Надо отдать должное его маме, она не стала переспрашивать.
– Сама видела? – как-то по-деловому спросила она.
– Да. Нашла его у себя в ванной, на полу.
– Отъехал, что ли?
Ее осведомленность меня насторожила:
– Ты что, не удивлена?
В трубке что-то зашуршало, а потом она сказала:
– Я сегодня приеду.
Я положила трубку еще более взволнованной, чем была до звонка. Если я не ошибаюсь, меня ждет интересный рассказ…
– Дочк, – свекровь отводила глаза и гладила мою руку, – дочура моя, я думала, ты знаешь…
– О чем? – Я не сводила с нее глаз.
– Про Димку… Он ведь… Он же пять лет на игле сидел… Я охнула и зажмурилась.
– Как?! Когда?!
– А вот как в институт поступил, так и понеслось… Дружка себе там нашел, Генку. Чтоб ему, заразе, сдохнуть, Господи прости… С ним и начал бахаться. Уж чего мы только не делали: и на юг его сестра возила, и брат с ним уезжал из Москвы, куда подальше, и лечили его, и дома запирали, в туалете… Передозы у него были… Думала, сама умру вместе с ним. Страшно-то как, дочка…
– Страшно… А что ж вы молчали-то столько времени, а? Она прижалась ко мне.
– Прости меня, доченька, прости, дуру старую… Я думала, Димка тебе сам все расскажет. Хотя он уже два года как не кололся. Пил вот, правда…
– А я, дубина, его закодировала… Мама погладила меня по голове.
– А кто ж знал-то, дочк? Давай лучше думать, что дальше делать?
Я посмотрела на свекровь.
– Не знаю, мам. Я вообще ничего теперь не знаю… Мы женаты только четыре месяца, а я уже начала хлебать дерьмо полной ложкой. По-новой… Это какое-то проклятие просто. И что мне делать?
– Поговори с ним. И я поговорю. Может, все образуется, а? Я подняла глаза.
Уверенности в ее взгляде я не обнаружила… Господи, за что?!
– Привет! – услышала я за спиной и обернулась.
Позади меня стояла и улыбалась, играя ямочками на щеках, моя бывшая одноклассница Наташка.
– Привет, Натали! Давно тебя не видела. Как сама, как детишки?
Наташка подошла ближе:
– Да все нормально. Мелкие сейчас в Краснодаре, у моей бабушки, а я дома отдыхаю.
– Работаешь?
– Не-а. Рустам не разрешает. Хотя сам, придурок, три копейки домой приносит. Хорошо еще, мать моя бабла подкидывает.
Наташка была самой тихой и самой скромной девочкой в нашем классе. По-моему, ее даже к доске никогда не вызывали. Потому что Наташка моментально краснела и начинала что-то тихо шептать себе под нос. Когда на нее обращал внимание больше чем один человек, она сразу же теряла дар речи. Эту Наташ-кину особенность знали все, и никто над ней не издевался. Даже учителя относились с пониманием. Сразу после школы она выскочила замуж и родила одного за другим двоих детишек. Мальчика и девочку. Когда я еще жила с родителями, мы с Наташкой частенько вместе гуляли с детьми, а потом наши дороги разбежались.
От общих знакомых я слышала краем уха, что Рустам, Наташ-кин муж, торгует наркотой у нас в районе. Спрашивать об этом подругу мне совершенно не хотелось. И тем не менее я спросила:
– А что, Рустам еще и работает?
Наташка кинула на меня быстрый взгляд и тихо ответила:
– Денег всегда не хватает. Я вскинула брови:
– А что, его… э-э… бизнес разве дохода не приносит? Бывшая одноклассница залилась краской и опустила глаза:
– Какой там бизнес, Ксень? Мы с ним оба давно торчим. Хватает только самим на дозу. А у нас еще дети растут, их кормить нужно.
Я посмотрела на Наташку с ужасом:
– Ефремова, как ты могла? Такая девка была…
– А что я? – фыркнула Наташка. – Твой муженек тоже хорош…
Я вытянулась в струну.
– В смысле?
– Ой, а то ты не знаешь… Думаешь, у кого он белый берет? Я вся как-то сразу сдулась и опустила голову. Ефремова
погладила меня по плечу.
– Ксень, ты что? Не знала? Я скинула ее руку.
– Знала. Но вот что он у тебя берет… Наташка засмеялась.
– Тоже мне, секрет какой! Да у нас с Рустамом весь район отоваривается!
Я посмотрела на нее тяжелым взглядом.
– А ментов не боишься? Смех оборвался.
– А это не мои проблемы. У Рустама свои завязки есть. Я помолчала, а потом спросила:
– Слушай… А Генри… Он часто к тебе заходит?
– Каждый день.
И все вокруг вдруг закружилось и завертелось… В голове эхом отдавался Наташкин голос: «Каждый день»… «Каждый день»…
