Маленькое кафе было тесное, темное и очень старое. Но еду там подавали на чудесном фарфоре, на столиках стояли свежие цветы, а кофе был крепкий и ароматный.
Эдвина отхлебнула щедрый глоток.
— Это мне и было нужно.
— Мне показалось, ты выглядишь утомленной. Ты хорошо себя чувствуешь?
— Да. Просто устала, пока закупала продукты. И почему это так скучно?
— Думаю, за долгие годы брака мы привыкаем выполнять одну и ту же программу. Как компьютеры. А где это обедает Генри?
— У Кейт и Тони. Они с Тони все утро провели за обсуждением финансовых вопросов.
Кейт была сестрой Генри. Ее муж Тони вел их финансовые дела, и его контора находилась в нескольких шагах от просторного дома Эдвины и Генри в Релкирке.
— Генри нравится жизнь на пенсии?
— Думаю, да. Он почти все время занят.
— А он не путается у тебя под ногами? Когда Джеймс вышел в отставку, я чуть с ума не сошла. Он постоянно являлся на кухню, выключал мой радиоприемник и задавал массу вопросов.
— Каких, например?
— О, да как обычно. «Ты не видела мой калькулятор?» «Что случилось с газонокосилкой?» «Во сколько будет ланч?» Кто это сказал, что мы выходим замуж, чтобы быть вместе в горе и в радости, но только не на кухне?
— Герцогиня Виндзорская.
Розмари рассмеялась. Они встретились глазами, и внезапно смех ее стих.
— Все-таки в чем дело? Обычно ты гораздо более разговорчива.
Эдвина пожала плечами и вздохнула.
— Даже не знаю… Хотя, вообще-то, знаю. Сегодня утром я заглянула в свой ежедневник и поняла, что в следующем месяце у нас с Генри годовщина. Тридцать лет свадьбы.
— Надо же! Жемчужная свадьба. Значит, с серебряной прошло уже пять лет? Как чудесно! Отличный предлог закатить праздник.
— А какой в нем смысл, если дети все равно не смогут приехать…
— Почему это не смогут?
— Потому что Родни у себя на корабле, патрулирует в Хормузском проливе. Присцилла в Сассексе, поглощена семьей: Бобом и детьми. А Тесса наконец-то нашла себе работу в Лондоне, но зарабатывает совсем крохи, поэтому, даже если ей удастся отпроситься на пару дней, ей не хватит денег на билет. К тому же, тридцать лет со дня свадьбы это не повод веселиться. Для меня это как водораздел… Кажется, будто вершина пройдена и теперь нам предстоит катиться вниз…
— Прошу, перестань говорить такие ужасные вещи!
— …И чего, собственно, мы достигли? Чему тут радоваться?
Розмари со свойственным ей здравомыслием не стала комментировать эти слова. Помешивая ложечкой кофе, она заговорила на совсем другую тему.
— Ты так пристально рассматривала дом миссис Тишфилд… У тебя есть на то причина?
— В некотором роде. Я внезапно осознала, что мне уже пятьдесят два, а Генри шестьдесят семь и что недалек тот день, когда мы физически не сможем оставаться в Хилл-хаусе. Мы и сейчас чувствуем себя там как две сухих горошины на дне банки, а каждую свободную минуту тратим на то, чтобы поддерживать сад в пристойном виде.
— Он очень красивый.
— Да, красивый, и мы его очень любим, и дом тоже. Но он всегда был для нас слишком велик, даже когда все трое детей жили с нами.
— Если ты задумаешь переезжать, тебе придется приложить немало усилий, чтобы уговорить Генри.
— Ох, не напоминай!
— Генри унаследовал Хилл-хаус от родителей. Он прожил в нем всю свою жизнь и помнил дни, когда у них был целый штат прислуги и два садовника. Сейчас осталась одна Бесси Дигли, да и она могла приходить только три раза в неделю.
— Мне будет тяжело смириться с мыслью, что вы больше там не живете. Ты не слишком торопишься? В конце концов, вы совсем не старые — у вас еще масса времени впереди. Скоро внуки начнут приезжать к вам на каникулы. Где вы будете их размещать?
— Я думала об этом. Но тебе не кажется, что нам лучше переехать, пока мы не состарились и можем насладиться новым жилищем? Вспомни бедных стареньких Перри! Они изо всех сил держались за свой особняк, пока не стали совсем развалинами, а потом были просто вынуждены его продать и купить тот ужасный крошечный домишко, где миссис Перри упала с лестницы и сломала шейку бедра, — вот как грустно все закончилось. Представь себе, что мы с Генри купим дом миссис Тишфилд. Разве не здорово будет переделывать его вместе? Обновить интерьеры, перепланировать сад? Я знаю, что дом небольшой, но он прямо в деревне. Мне не придется ездить за семь миль всякий раз, когда понадобится купить свежего хлеба или фунт салями. Мы сможем его как следует отапливать, а зимой нас не будет заносить снегом. И дети не будут беспокоиться, как мы тут.
— А что, они беспокоятся?
— Пока нет, но скоро начнут.
Розмари усмехнулась.
— По-моему, я знаю, что с тобой происходит. Ты просто скучаешь по детям. Все они вылетели из гнезда, даже малютка Тесса, и ты скучаешь по ним. Но это не значит, что вы должны спешно переезжать. Найди какое-то занятие, чтобы заполнить свою жизнь. Пускай Генри свозит тебя в круиз.
— Я не хочу ни в какой круиз.
— Тогда займись йогой. Делай что-нибудь!
Наконец они расстались, и Эдвина покатила за семь миль обратно в Хилл-хаус. Она подъехала к белым воротам, открыла их и двинулась к дому по забирающей вверх подъездной аллее, обсаженной высокими буками и густыми кустами рододендронов. За деревьями зеленела лужайка, на которой весной буйствовали желтые нарциссы. Дальше стоял дом — большой, основательный, в георгианском стиле; его окна сверкали, отражая последние лучи низкого февральского солнца.
Припарковав машину на заднем дворе, Эдвина занесла покупки внутрь. Кухня у нее была большая и очень уютная; в буфере красовался дорогой фарфор, в корзине было сложено белье на глажку, и два лабрадора дожидались, пока их выведут на прогулку.
Без Генри дом показался ей до ужаса пустым. Она внезапно с пронзительной остротой ощутила, сколько безлюдных комнат у нее вокруг и над головой. Большая гостиная с мебелью, закрытой от пыли чехлами; гигантская викторианская столовая, свидетельница множества праздничных семейных обедов, которой они с Генри почти не пользовались, предпочитая есть на кухне. Ее воображение бесплотным духом взлетело по ступенькам на широкую лестничную площадку и начало странствовать по просторным спальням, где когда-то жили дети, останавливались гости — порой целыми семьями; миновало коридор, в который выходили двери комнат для прислуги, бельевой и прачечной; вскарабкалось на чердак, где мирно покоились давно забытые предметы домашнего обихода и хранились детские велосипеды, коляски и кукольные домики.
Дом превратился в памятник их семье. Дети выросли и перестали быть детьми. И почему только время летит так быстро?
Ответа не было. Собаки не могли больше ждать, поэтому она оставила покупки на кухонном столе, сунула ноги в зеленые резиновые сапоги и отправилась в длительную прогулку.
Тем вечером за ужином, расхрабрившись от выпитого бокала вина, Эдвина заговорила о покупке дома миссис Тишфилд.
— Я думаю, его скоро выставят на продажу.
— Наверняка.
— Почему бы нам его не купить?
Генри поднял свою красивую седую голову от газеты и в недоумении уставился на нее.
— Купить? Ради всего святого, зачем?
Эдвина набралась мужества и сказала:
— Чтобы там жить.
— Но мы живем здесь.
— Мы уже немолоды. Хилл-хаус становится для нас слишком велик.
— Мы далеко не такие старые.
— Просто я подумала, что это будет разумно.
— А что ты хочешь делать с этим домом?
— Ну… Если Родни скажет, что собирается когда-нибудь здесь поселиться, мы сдадим его в аренду. А если нет, можем продать.
При этих словах Генри отложил нож и вилку и потянулся за скотчем с содовой. Она не отрываясь глядела на мужа. Он отставил стакан и спросил:
— И когда же тебя посетила столь гениальная идея?
— Сегодня. Нет, пожалуй не сегодня. Она уже некоторое время крутилась у меня в голове. Генри, я люблю Хилл-хаус не меньше, чем ты. Но давай посмотрим фактам в глаза: дети разъехались. У них теперь собственная жизнь. А мы не сможем вечно жить в этом доме…
— Не понимаю почему.
— Потому что за ним нужно смотреть. Сад…
— Если у меня не будет сада, чем я стану заниматься? Только представь меня в доме миссис Тишфилд: как я каждый раз бьюсь лбом о притолоку, проходя через двери. Если я не умру от черепно-мозговой травмы, то сойду с ума на почве клаустрофобии. Закончу свои дни как эти старые бедолаги, которые в полдень являются в паб и сидят там до закрытия. К тому же, это ведь наш дом…
— Просто я подумала… Стоит заглянуть немного вперед…
— Я постоянно заглядываю вперед. Жду весны, когда проклюнутся луковицы. Потом лета, когда зацветут мои розы. Жду, когда Родни найдет себе невесту, а Тесса — жениха и мы сыграем их свадьбы в этом доме. Жду, когда они с семьями будут приезжать к нам на каникулы. Мы преодолели немало трудностей, пока растили детей, так что теперь имеем полное право наслаждаться жизнью.
