— Не уверен, что вы каждый день делаете коллегам обездвиживающие уколы и угоняете «скорые помощи».
— Угнать «скорую» придумал ваш лучший друг.
— Так я и думал!
Официант вернулся к их столику и спросил Лорен, не нужно ли ей чего-нибудь.
— Нет, а что?
— Мне показалось, что вы меня подзывали, — свысока ответил официант.
Лорен проводила его взглядом, пожала плечами и возобновила беседу.
— Ваш друг рассказывал мне, что вы познакомились в пансионе.
— Мама умерла, когда мне было десять лет, мы с ней были очень близки.
— Смелые слова, чаще люди не произносят это слово, они говорят об умершем «ушёл» или даже «покинул нас».
— Уходят и покидают по собственной воле.
— Вы росли один?
— Одиночество может быть формой общения. А вы? Как поживают ваши родители?
— У меня только мама. После того как я попала в аварию, у нас с ней натянутые отношения, она меня слишком опекает.
— Авария?
— Моя машина перевернулась, меня выбросило, меня сочли мёртвой, но один из моих профессоров не сдался и после нескольких месяцев комы вернул меня к жизни.
— У вас не осталось никаких воспоминаний о тех месяцах?
— Помню только последние минуты перед столкновением, а после этого в моей жизни зияет дыра размером в одиннадцать месяцев.
— Неужели никто никогда не пытался вспомнить о том, что происходило с ним в это время? — спросил Артур с надеждой.
Лорен улыбнулась, косясь на тележку с десертами, красующуюся неподалёку от неё.
— Во время комы? Это невозможно! Человек лежит без сознания, с ним ничего не происходит.
— Но разве вокруг него не продолжается жизнь?
— Это вас действительно интересует? Вы не обязаны быть до такой степени учтивым.
Артур поклялся, что испытывает искреннее любопытство. Тогда Лорен объяснила, что на сей счёт существует много теорий, но мало что известно точно. Осознают ли пациенты то, что их окружает? С медицинской точки зрения она в это слабо перила.
— Вы сказали «с медицинской точки зрения». А не с медицинской?
— Мне ведь пришлось пережить кому.
— И вы пришли к другим умозаключениям?
Лорен не торопилась с ответом. Она указала официанту на тележку с десертами, и тележка оказалась у их столика. Она выбрала для себя шоколадный мусс, а для Артура, ничего не заказывавшего, шоколадный эклер.
— Два чудесных десерта для мисс, — провозгласил официант, ставя на столик тарелки.
— Иногда у меня бывают странные сны, похожие на обрывки воспоминаний, на возвращающиеся ощущения. Но я знаю, что мозг способен превращать в воспоминания то, что человеку рассказывали.
— Что же вам рассказывали?
— Ничего особенного. Со мной всегда была мать, ещё Бетти, медсестра из моего отделения. Ну, и всякие мелкие вещи.
— Например?
— Мой будильник… Но мы уже достаточно обо всём этом поговорили, пора вам полакомиться этими десертами!
— Не сердитесь, но у меня аллергия на шоколад.
— А чего-нибудь ещё не хотите? Вы ничего не ели и не пили.
— Я понимаю вашу мать, её поведение может выглядеть навязчивым, но это от любви.
— Она бы в вас влюбилась, если бы это услышала.
— Знаю, это один из моих главных недостатков.
— Какой?
— Я из тех мужчин, о которых часто вспоминают тёщи, но не их дочери.
— У вас было много тёщ? — спросила Лорен, зачерпывая полную ложку шоколадного мусса.
Артур смотрел на неё с восторгом: у неё была шоколадная полоска над верхней губой. Он протянул руку, словно желая стереть отметку, оставленную стрелой Купидона, но не посмел.
Бармен удивлённо смотрел на них из-за своей стойки.
— Я холост.
— В это верится с трудом.
— А вы? — спросил Артур.
Лорен подыскивала слова, чтобы ответить.
— У меня есть один человек, но мы не живём вместе. Иногда так случается, чувства затухают. А вы давно один?
— Довольно давно.
— Вот в это я совсем не верю.
— Что вам кажется таким невероятным?
— Чтобы такой, как вы, оставался один.
— Я не один.
— Вот видите!
— Можно кого-то любить и оставаться при этом холостым. Бывает, что чувство не встречает взаимности или что любимая не свободна.
И можно всё это время хранить кому-то верность?
— Если «кто-то» — женщина вашей жизни, то стоит её подождать.
Итак, вы не холосты.
— В сердце — нет.
Лорен сделала большой глоток кофе и состроила гримасу. Кофе оказался холодным. Артур хотел было заказать ещё чашку, но она опередила его и показала официанту на кофейник, гревшийся на плитке.
— Сколько чашек желает мисс — одну или две? — осведомился официант с иронической улыбкой.
— У вас какие-то трудности? — отозвалась Лорен ему в тон.
— Нет, никаких, — ответил официант, удаляясь.
— Как вы думаете, он сердится из-за того, что вы ничего не заказали? — спросила она Артура.
— Вам понравилось? — спросил он Лорен.
— Ужасно! — сказала она смеясь.
— Почему тогда вы выбрали это место? — спросил Артур, разделяя её весёлость.
— Мне нравится ощущать дыхание моря, его напряжение, его настроение.
Смех Артура сменился грустной улыбкой, в его глазах была печаль, тоска имела солёный привкус.
— Что с вами? — спросила Лорен.
— Ничего, просто вспомнил кое-что… Лорен жестом попросила у официанта счёт.
— Ей повезло, — промолвила она, отхлёбывая кофе.
— О ком вы?
— О той, которую вы давно ждёте.
— Правда?
— Чистая правда! Почему вы расстались?
— Несходство характеров.
— Вы не ладили?
— Очень даже ладили. Мы вместе хохотали до упаду, у нас были одни и те же желания. Даже поклялись друг другу составить как-нибудь список будущих приятных дел, он бы назывался «Были бы счастливы сделать это».
— Что же вам помешало составить этот список?
— Время разлучило нас раньше.
— Вы больше не виделись?
Официант положил на столик счёт, Артур хотел взять его, но Лорен проявила больше проворства.
— Ценю вашу галантность, — сказала она, — но даже думать не смейте, единственным вашим блюдом здесь были мои речи. Я не феминистка, но всему есть предел!
Времени спорить у Артура не было, Лорен уже отдала официанту свою кредитную карточку.
— Мне надо возвращаться и работать дальше, — сказала Лорен, — а ведь мне совершенно не хочется!
— Тогда давайте погуляем, день великолепный, и у меня тоже нет никакого желания вас отпускать.
Она отодвинула кресло и встала.
— Прогулка так прогулка!
Они покинули ресторан, официант покачал головой.
Ей захотелось в парк «Президио», где она любила гулять под большими секвойями. Она часто спускалась к мысу, на котором громоздилась одна из опор «Золотых Ворот». Артур хорошо знал это место: оттуда подвесной мост тянулся вдаль, как черта в небе между заливом и открытым океаном.
Лорен надо было забирать у матери собаку. Артур пообещал дождаться её в парке. Лорен рассталась с ним у края мола, он молча смотрел ей вслед. Некоторые мгновения имеют привкус вечности.
Он ждал её под мостом, присев на каменную стенку. Здесь смешивались, кипя, волны океана и залива, будто в вечной битве, никогда не стихавшей.
— Я заставила вас ждать? — спросила она извиняющимся тоном.
— Где Кали? — спросил в свою очередь он.
— Понятия не имею, я не застала мать.
— Пойдёмте погуляем по ту сторону моста, мне хочется полюбоваться океаном, — ответил Артур.
Они забрались на холм и спустились по другому склону. Пляж тянулся на многие километры. Они зашагали у самой воды.
— Вы не такой, как другие, — сказала Лорен.
— Не такой, как кто?
— Как никто.
— Ну, это нетрудно.
— Не говорите глупостей.
— Вас что-то во мне смущает?
— Меня ничего не смущает, просто вы всё время такой спокойный!
— Это недостаток?
— Нет, но это сбивает с толку. Такое впечатление, что для вас ничто не составляет труда.
— Я люблю искать решения, это семейное, моя мать была такой же.
— Вы тоскуете по родителям?
— Своего отца я почти не знал. У матери был собственный подход к жизни, не такой, как у других, как вы выражаетесь.
Артур опустился на корточки и зачерпнул горсть песка.
— Однажды, — начал он, — я нашёл в саду долларовую монету и решил, что сказочно богат. Я побежал к матери, сжимая в кулаке своё сокровище, и показал ей, страшно гордый находкой. Выслушав перечисление всего, что я намеревался приобрести на эти деньжищи, она заставила меня снова сжать кулак, перевернуть его и разжать пальцы.
— И что же?
— Доллар упал на землю, и мама сказала мне: «Вот что получается, когда человек умирает, даже если он самый богатый из всех богачей. Деньги и класть нас не переживают. Человек достигает вечного существования только в чувствах, которые он разделяет с другими». И это правда: она умерла вчера и она умерла очень давно, прошло столько лет, что и уже перестал считать месяцы, но не потерял ни единого дня. Иногда она появляется на мгновение во взгляде, которым она научила меня смотреть на нощи, на пейзаж, на старика, идущего через улицу и огибающегося под грузом собственной истории. Она возникает в дождевых струях, в отблеске света, в каком-нибудь словечке в разгар беседы. Она для меня бессмертна.
