В комнате воцарилось молчание, – каждый по-своему оценивал перспективы надвигающихся перемен. Тишина была прервана резким звонком внутреннего телефона, – звонил главный врач, он требовал к себе срочно Сергеева "вместе со всей его заблудшей душой". Эрбек умел и любил шутить и, иногда, это у него неплохо получалось. Посиделки сами собой разваливались, но, уходя "на задание", Сергее попросил Мишу дождаться его возвращения.
2.2
Кабинет главного врача располагался в другом, дальнем, крыле здания на первом этаже (точнее, в бельэтаже). В этих апартаментах, спрятанных так ловко, что ни один пациент, в случае неутолимого желания высказать главному врачу лично свои претензии, не сможет найти тайных входов и выходов. Придется отписывать жалобу и пересылать по почте. А это, как показал опыт, сковывает решительность и активность жалобщиков.
Приемная главного врача уже долгие годы была покорена двуликой феей – Ириной Владимировной Бухаловской. То была, бесспорно, сладкая женщина и по форме и по содержанию. Сергеев любил посиживать на кожаном диване напротив взрослой красавицы. Им овладевало двоякое чувство: общение со зрелой административной гордыней смешивалось с контрастом поведения податливой девочки с задатками французской куртизанки, отзывчивой на мужественную страсть. Девочка та была уже трижды замужем и от каждого брака несла святое бремя материнства – три карапуза незаметно выросли до размеров порядочных балбесов. По мнению Сергеева, это только повышало активы Ирины Владимировны.
Но их мама никак не могла приобщиться к новому витку материнства, хотя по привычке страстно того желала. Женщина, даже временно отбившаяся от надежных мужских рук и прочих органов, склонна терять свою самость. К ней скоро лепится всякая дешевая пошлость, скабрезность, примитив. Сергеев с грустью отмечал, что у стола Ирочки подолгу засиживается Записухина, а это уже верный признак готовящегося душевного разврата. Есть особая форма лесбиянства: его начало знаменуется перемыванием сплетен и слухов. Все это своеобразная запальная мастурбация, от которой до лесбийских откровений один шаг. Но тот шаг, скорее прыжок в никуда, – самый скользкий, чреватый утратой здоровых женских начал – стремления к разнополому сексу.
Отсутствие нового прочного брака отшвыривает ищущую женщину на обочину порочных страстей. Женщина в такой ситуации мельчает и в прямом и в переносном смыслах. Сергеев убеждался в том неоднократно – и как опытный гинеколог, и как активный самец. Это известный афоризм. С ним никто не собирается спорить, может быть, только легкое сомнение высказывают сами пострадавшие, – как с той, так и с другой стороны (имеются ввиду и технические возможности брачных отношений). Но при таких опасных социальных болезнях одно лекарство, – оно имеет в русском просторечии конкретное имя, произносить которое не имеет смысла, дабы не наносить глубокие душевные раны.
Здесь требуется особая рациональная психотерапия направленного действия, а не пустые слова и уговоры, в которых, собственно говоря, объект влечения и не нуждается. Сергеев, как врач, хорошо понимал, что Бог сделал все необходимое – создал наивную сексуальную пару, для которой все в первый раз, все откровение. Если бы не вмешался лысый коварный дьявол, со своим облезло-гладким змеем, то процесс бы обязательно пошел. Может быть, по первости с некоторыми перебоями, техническими ошибками, – но откровенный беззастенчивый поиск как раз и приятен – он самое то!
Сергеев еще раз внимательно взглянул на Ирочку и сообразил, что в данном случае откровения никакого не будет, но будет мастерство! И, если к тому мастерству добавить дружбу и хорошее чувство ритма, то медовый месяц превратится в совместный полет в космос, в приближение к длительной невесомости. Но Сергеев, к сожалению, прежде всего оставался врачом! А потому сперва решил понаблюдать за пациенткой.
Ирочка встретила Сергеева не только многообещающим, но и досконально изучающим взглядом. Первое, что было необходимо оценить – это мужскую породистость возможной жертвы. Второе – материальные перспективы. Третье – а на третье просто уже и не оставалось сил, времени и женской фантазии. Видимо, Сергеев с трудом, но все же прошел фильтр тестирования. Потому что за обзором пациента, следовала благожелательная улыбка и предложение присесть, обождать, когда шеф освободится.
Сергеев не помнил, чтобы ему было когда-либо скучно. Он легко находил интересное занятие своим глазам, ушам, обонянию и, наконец, мозгу. Как любой воспитанный самец, он при входе в помещение, снимал шапку и раздевал взглядом до нога всех женщин, попадавших в поле зрения – это была дань профессии.
Иногда фантазия уводила его и в область воспоминаний. Сексуальное любопытство ученого всегда было неистощимо, но развивалось оно в пределах интересов пациенток, а не личных привязанностей: глазами он раскрывал силу жизни, содержащуюся в теле, особенно, когда тело имело четкие женские формы.
Ирочка, словно подчиняясь неотвратимой суггестии залетевшего, может быть, на счастье, эскулапа (женщины всегда быстро определяют – кто может, а кто уже нет, кто хочет, а кто еще нет), выдала весь набор привлекательных действий. Во-первых, незаметным движением она немного прибавила громкости сладкой музыке, лившейся из портативной магнитолы. Во-вторых, она встала и прошествовала близко от Сергеева к книжному шкафу, обдав его очарованием редких духов. За одно была продемонстрирована стройность ног, линия талии (правда уже немного грузной) и, самое главное, наличие отменного бюста. Походка, жест, ритмика соблазнительной Ирины вызывала у расслабившегося на мягком диване Сергеева вполне определенные и комплексные ассоциации. Но все их можно собрать в одну словесную формулу – "люблю безобразие"! Но безобразие, конечно, не формы (упаси Господи!), а бушующей плоти, то есть допускался ответный восторг до безграничности.
Сергеев давно заметил, что опыт психотерапии приводит, видимо, не осознанно, к тому совершенству суггестии, когда не требуется магия слова, а достаточно воздействия мысли, летящей на расстояние. Что-то подобное телепатии случается в такие недолгие минуты.
В преддверии кабинета главного врача сейчас совершалось что-то близкое сеансу психоанализа, задуманного Зигмундом Фрейдом, видимо, все же ради собственного развлечения. Иначе зачем Бог наказал известного психоаналитика смертельной дозой яда?! Сергеев и Ирочка были, одновременно, послушными пациентами и заинтересованными терапевтами по простой причине, – оба проживали вне брака, а потому тянулись к первозданности отношений, а затем уже к мистическим настроениям. Нетрудно догадаться, что в таком дуэте легко возникает эффект камертона. По несложной игре вегетатики, Сергеев определил, что его нечаянные пассы попадают в цель. Еще немного и можно приблизить эффект психотерапии к состоянию рауш-наркоза, за которым распахивается дверь в зазеркалье.
С Ирочкой начались чудеса, свидетельствующие, что прямо, здесь и сейчас, на диване, ее можно брать тепленькой. Но лихие сексуальные вариации в это время, в этом кабинете были, безусловно, неприемлемы, хотя и очень желанны обоим страстотерпцам.
Сергеев отдавал себе отчет в силе мстительности женских восторгов, которые растаяли, не завершившись, не состоявшись. Игры в пустую на "жестких кортах" даже среди новичков в теннисе не прощаются. Необходимо было мягко откатывать, иначе в дальнейшем – несдобровать! Сергеев стал медленно выводить, сперва себя, а затем и Ирочку, из теплого ложа наивных желаний. Он чувствовал, что она там застряла основательно и никак не хотела разрывать сладострастные объятья с ирреальностью. Требовалось воздействие голосом:
– Ирина Владимировна, – молвил эскулап нежно, насытив голос подобием интимной тайны. – Всегда испытываю неповторимые ощущения, находясь у ваших прекрасных ног. Как плохо, что вы так далеки от нашей медицинской кухни, – редко удается вас видеть.
Конечно, все сказанное было бредом собачьим, ибо "кто хочет, тот всегда найдет"! Совсем не обязательно при этом ползать у ног женщины в "предбаннике" кабинета главного врача. Но именно такая чушь начала оказывать воспитательное воздействие на поплывшее сознание секретарши. Она встряхнула головой и молвила томно:
– Однако! кажется мы увлеклись какой-то опасной игрой, да еще в рабочее время. Такие дела не совершаются наспех и, практически, прелюдно. Бог вас простит, Александр Георгиевич, за ваши эксперименты! Но я должна все хорошо осмыслить. – многозначительно произнесла разбухавшая раздражением государственная служащая. Она начинала "загружать" и "строить" Сергеева – то было очевидно. Месть все же подняла голову и высунула жало.
Но, тем не менее, Сергеев понял, что Ирочка умнее, чем он думал. Осталось разобраться, что первично, а что вторично. То ли Ирочка, долгие годы сидя у порога кабинета главного врача, набралась мудрости и светлых мыслей. Либо она здесь и сидит именно потому, что умна от рождения.
