А наутро я проснулся рано, бесшумно оделся, подхватил рюкзак и вышел в дверь, не оглядываясь.
Официально мы с Дашкой расстались только неделю спустя - по телефону. В то время по нашим позициям уже в полный рост лупили из тяжелой артиллерии, так что обошлись без криков, рыданий и прочей ненужной уже мишуры. Все-таки в общении с умными женщинами есть свои преимущества.
***
- Ну, я как раз об этом и говорил, - согласился доктор. Сигарета у него в руках дотлела до фильтра, и он, обнаружив это, потянулся за новой, но пачка была пуста. - А тут видишь, с чем приходится сталкиваться?
- Вижу, - сказал я, имея в виду и женщину, и сигарету. - Слушай, я пойду, наверно. Точнее, поеду, - я похлопал по колесу своего инвалидного кресла.
- И куда теперь? - доктор выглядел усталым, очень усталым. Персонала в полуразрушенной больнице не хватало, и специалисты работали без смен, по двенадцать, восемнадцать часов, а иногда и сутками напролет.
- Сначала к главврачу, потом на выписку, потом снаружи знакомые подберут на машине, - перечислил я. - Перееду через границу, сниму комнату, буду, как и раньше, фрилансить за смешные деньги, сидеть в Интернете, читать про вас новости.
- Отбегал, значит, свое? - в голосе доктора послышались какие-то новые нотки. То ли издевка, то ли презрение. - Больше нет желания воевать?
- Честно - уже нет, - сообщил я. - Ни желания такого не имею, ни возможности. Я отдал долг Родине, Родина предпочла взять здоровьем. Расчет окончен, готов плюнуть на все это густой мокрой слюной и как-то устраиваться на гражданке.
- Кто бы меня спросил, хочу ли я отдавать какой-то там долг, - процедил сквозь зубы доктор. - Я бы тому мог рассказать много интересных вещей. Но вот беда - не спрашивают почему-то, просто привозят очередных двадцать раненых и говорят: пожалуйста, помоги. И я, что характерно, помогаю, уже скоро год как. Но хочешь уйти - решай сам, конечно, ополчение - дело добровольное.
- Доктор, - я как-то с опозданием сообразил, что не помню его имени. Игорь, что ли, или, может, Алексей. - Ну чего ты хорохоришься? Ты еще ерепениться начни.
- Никогда в жизни не ерепенился, - мгновенно поддержал старую шутку доктор. - Хорохорился - по молодости бывало, не спорю. Но чтобы ерепениться?
Приятно говорить с умными людьми.
- Что я могу сделать, а? - поинтересовался я тихо. - Обстоятельства изменились, я больше не могу воевать, меня теперь куда сильнее привлекает тихая спокойная жизнь, пускай бедная, но не подразумевающая ежедневного риска долгой и мучительной смерти... - я внезапно понял, что почти дословно повторяю дашкины аргументы и осекся.
"Не бойся..."
- Безработный калека, без друзей и близких, без денег, в конце концов, - напряженно закончил я. - Обреченный до конца жизни сидеть на обезболивающем, а ходить как минимум с палкой, коротким "пингвиньим шагом", чтобы не дай бог не потревожить раздробленные и плохо сросшиеся кости. Как я могу вам помочь теперь, как я могу спасать людей, подскажи, что я еще могу сделать?
- А что ты сделал из того, что мог? - прищурился Игорь, а может, Алексей. - Может, как Маресьев, научился с ампутированными ногами управлять боевым самолетом? Нет? Тогда может ты, как Герман, организовал партизанский отряд на оккупированной территории и многие годы успешно руководил им, презирая опасность и этот... как его... "ежедневный риск мучительной смерти"? Что, тоже нет? Вот беда-то, чего не спросишь, ничего у тебя нет...
Доктор наклонился ко мне, во рту у него нервно дергалась незажженная сигарета.
- Ты ведешь себя как щенок, которому прищемили лапку, и теперь он визжит и воет, жалуясь равнодушному городу вокруг на злодейку-судьбу. Вот только городу плевать. И еще щенок - это глупое молодое животное без капли разума, а вот кто такой в этом случае ты? Не подскажешь?
"Я с тобой..."
- Да пошел ты! - я с силой развернул колеса кресла и покатил к двери. Что-то было не так со всей этой ситуацией, что-то было неправильно, но сообразил я это только когда подъехал к тяжелой деревянной двери госпиталя и дернул за ручку. Воспоминание было ложным, ничего подобного при моей выписке не происходило, да и доктора никакого не было, я же сам его придумал, этого несчастного усталого человека, этот тихий голос моей издерганной, погасшей совести.
"Я не оставлю тебя..."
Но было уже слишком поздно, дверь открылась, протяжно заскрипев, и за дверью, за синим летним небом с расцветающими в воздухе черными цветками зенитных разрывов, оказалась тьма, она оскалила зубы и схватила меня, забросив в приятное и вечное небытие.
***
Примечание к части
В главе использованы стихи Пабло Неруды.
Глава 16, где "Бистро де Мартир" вполне оправдывает свою репутацию
Тьма может быть сколь угодно долгой и страшной, длящейся без конца и края и пугающей до чертиков. Но есть у глухой, душной темноты и слабое место: рано или поздно она уходит. Вот и сейчас, после некоторого, очень продолжительного времени, отвратительный липкий мрак вынужден был отступить, и я очнулся. В памяти осталось только ощущение тревоги, непонятного тяжелого страха и явственного напряженного облегчения, как будто чуть было не совершил ужасную ошибку, но в последний момент остановился, чудом удержав равновесие на самом осыпающимися под напряженными ногами обрыве.
Что-то сны в последнее время меня не радуют. Поначалу подсознание вообще не особенно баловало разнообразием, поставляя в основном сюжетные страшилки из непростого военного прошлого. С этим еще можно было жить - я точно знал, что происходящее уже случалось раньше и уверенно фильтровал бывшее от не-бывшего. Но вчера, в полном соответствии с тезисом о переходе количества в качество, вскипевшее мозговое вещество преподнесло мне неожиданный, но от этого не менее гадкий сюрприз. В сны без спросу ворвались персонажи моей нынешней развеселой жизни и принялись там куролесить, беспокоя и тревожа.
А это уже предлагало повод серьезно задуматься, ведь ничего подобного раньше не было, а значит, состояние мое медленно ухудшается.
Ну, то есть я был практически уверен, что все произошедшее на катере после операции над Реви - это именно сон, потому что... словом, иначе получалось совсем нехорошо. Так вот, после того, как накал дурацких, скачущих во все стороны, точно конники Буденного, мыслей в голове достиг некого порога, я решил, что пришло время открыть глаза и нырнуть в реальность. А то погряз тут в самокопании и жалобных мыслях о невозможном, как идиот. Прошлое ему захотелось изменить, Терминатор, блин.
В действительности, следует запомнить всего одну простую вещь: прошлого нет. Прошлое мертво, а воспоминания о нем занимают всего несколько нейронов человеческого мозга. И в наших силах отвернуться от него навсегда, разворошив сапогом хрупкий пепел, и уйти прочь, не оглядываясь - или постараться вновь возродить их в душе, попробовать вдохнуть жизнь в тлен. Что выбрать и как быть дальше, каждому приходится решать самостоятельно.
С этим решительным тезисом я сделал усилие и открыл все-таки воспаленные глаза. И ничего не понял, потому что оказался беспомощно висящим посреди светящейся, жемчужной пустоты. Она мягко мерцала и переливалась, медленно протекая мимо и сквозь меня. Кажется, пустота тихо звенела, таким звуком, который издают хрустальные подвески на люстре, поймавшие слабое дуновение ветра.
Что происходит? Сколько можно? Ну, или, говоря словами лейтенанта Рипли, "с кем мне нужно переспать, чтобы выбраться отсюда?"
"Где ты?" - голосок раздался внутри меня, и я обреченно выдохнул, почти не удивившись. Глюки никуда не делись, они продолжались и набирали оборотов.
"Понятия не имею, дорогой невидимый собеседник", - с честной язвительностью сообщил я вслух. Жемчужная пустота никак не отреагировала на голос, она все так же неторопливо струилась вокруг. Эхо моих слов бесследно терялось в гладких серебристых потоках.
"А где ты хочешь быть?" - голос звенел приглушенными колокольчиками. Его обладательница, наверное, улыбалась сейчас.
"Это что, игра?" - я начал раздражаться. "Потому что если так, то я не в настроении".
"Игра?" - голос, казалось, развеселился. "Нет, что ты. Еще нет. Это просто вход в нее. Просто подумай, где бы ты хотел сейчас оказаться, чтобы продолжить наш интересный разговор. Представь любое место, где тебе было бы комфортно".
Ну да. Конечно.
"Раз так, - я задумчиво посмотрел туда, где в светящейся дымке должно было находиться закрытое облаками небо, - то я бы хотел в Париж. А еще точнее, на Монмартр, на улицу Мучеников, там есть такое симпатичное заведение, называется "Бистро де Мартир". Обыкновенная забегаловка, в общем, но..."
"Как скажешь, мой рыцарь, - согласился голос в голове. - Веди."
И я шагнул вперед.
Серебристая дымка рассеялась, и под ногами оказалась мостовая, над головой белело длинными низкими облаками небо без признаков солнца, слева и справа пространство сжали выросшие ряды домов кремового цвета, превращающихся у основания в кафе, ресторанчики и бистро, и вот как раз слева, если стоять лицом на север, к базилике Святого Сердца на холме, как раз и была...
