— Знаю, — сказала Кристина. — Но ты позвони, пожалуйста, Петрову. Хорошо? Если сможет, пусть сегодня приедет. Чем раньше, тем лучше.
— Хорошо позвоню. Напомни тогда свой адрес, а то я твой дом только зрительно помню.
Кристина терпеливо продиктовала адрес.
— А что с Чуней-то? — наконец догадалась поинтересоваться я.
— Понятия не имею, — печально вздохнула подруга. — У неё шерсть выпадает.
— Надо же, — посочувствовала я. — Может быть аллергия какая-нибудь?
— Не знаю, может, и аллергия… — задумчиво пробормотала Кристина. — Но в любом случае лучше не затягивать. Нужно Чуню поскорее осмотреть.
— Слушай, а я вовсе не уверена, что Петров и по морским свинкам тоже специализируется, — вслух подумала я.
— Тогда он хотя бы посоветует, к кому лучше обратиться.
Да, судя по всему Чуне и в самом деле очень нужна помощь
— Хорошо, позвоню.
Оказалось, ветеринар Петров изначально был специалистом как раз по грызунам. Но поскольку обращений по поводу грызунов в клинику немного, Артём Иванович прошёл курс обучения для так называемых «основных пациентов», — ими разумеется, оказались собаки и кошки.
Однако мне не раз приходилось слышать, что морские свинки вовсе не глупые животные: они легко приручаются и с удовольствием откликаются на своё имя, способны привязываться к хозяевам, испытывают к ним сочувствие и благодарность. Но прежде всего морские свинки — очень симпатичные существа. Я уж не знаю насколько умна Кристинина Чуня и какой у неё характер, но то, что она очень милая — это точно.
Впрочем, узнав, что Петров взялся-таки лечить Чуню, я, честно говоря, тут же позабыла обо всех морских свинках на свете: у меня у самой неотложных дел в лавке накопилась целая куча! Только успевай поворачиваться.
Прошло недели полторы, как вдруг, как раз перед закрытием магазина, в лавке появилась Кристина. Именно появилась, а не вошла: она возникла передо мной тихо, как призрак. И лицо у неё тоже было бледное, как у призрака. Во всём облике приятельницы ощущалась такая слабость, что мне показалось, будто она вот-вот упадёт в обморок. Я быстро предложила Кристине стул — она сразу же тихо и покорно села. Поправив вышедший из строя колокольчик, я пошла заваривать крепкий чай: может быть, мой любимый напиток, если его заварить покрепче, придаст ослабшей приятельнице хоть немного сил. Кроме того, у меня весьма кстати нашёлся вкусный пряник со сгущенкой и орехами внутри, который, я знаю, Кристине всегда очень нравился.
Когда я вернулась в зал с подносом ароматного чая, то обнаружила что Кристина, облокотясь на стол, задремала. Я тихонько села рядом и недоуменно уставилась на гостью. Однако неурочный сон приятельницы оказался слишком чутким. Она тут же раскрыла глаза, очень грустно посмотрела на меня и сказала:
— Чуня моя погибла.
Я тут же вспомнила, что морская свинка жила у Кристины без малого семь лет. Это, конечно, более чем достаточный срок чтобы накрепко привязаться к милому разноцветному существу, — едва ли не единственному её товарищу на жизненном пути. Чуня своим молчаливым сочувствием умела скрасить звенящее одиночество Кристины, как известно, не имевшей ни семьи, ни преданных друзей, — таких друзей, которые могли бы, напрочь забыв о собственных семьях, дарить ей тепло своих сердец. Какие-то крупицы тепла ей всё же перепадали, но столь скудно, что не могли ни отменить, ни скрасить её одиночество. А вот Чуне никто, кроме Кристины, был не нужен. Одна только Чуня любила Кристину безусловно и принимала свою хозяйку любой: и чересчур осторожной, и переполненной нужными и ненужными знаниями, и трусоватой, готовой дать дёру при малейшей опасности… Вот потому-то гибель маленькой разноцветной Чуни была для Кристины самым настоящим горем.
Я всем сердцем почувствовала боль приятельницы, но не знала, как её утешить, что сказать.
— Как же это случилось? — спросила я, наконец, с неподдельным сочувствием.
— Очень просто, — ответила Кристина каким-то чужим голосом. — Твой любимый ветеринар Петров убил мою Чуню.
«Не может быть! — пронеслось у меня в голове. — Такого просто не может быть!» Даже если допустить, что ветеринар Петров под влиянием неведомых обстоятельств снова превратился из нормального человека в мизантропа и грубияна, не мог он вот так запросто взять и убить чужую морскую свинку. Не сумасшедший же он! Уж этого за Петровым точно не водилось… «Что же всё-таки стряслось?» — пыталась догадаться я. Но, всматриваясь в непривычно озлобленное лицо Кристины, спрашивать не решалась.
Но Кристина сама нарушила молчание.
— Он сделал ей инъекцию, но неудачно, и из-за этого Чуня тут же и умерла.
— Значит, это произошло случайно!.. — вырвалось у меня.
— Случайно?! — закричала она. — Случайно?!
Мне показалось, что Кристина собирается наброситься на меня с кулаками. Я даже отпрянула непроизвольно, — хотя, конечно, страх был слишком нелепым. Просто я никогда ещё не видела её в таком состоянии.
— Хорошо только одно, — осторожно попыталась утешить приятельницу я, — то, что Чуне не пришлось мучиться долго. Кристина, знаешь, как мучительно и долго умирал кот у одной моей знакомой?
Конечно, это был не вопрос, а просто попытка утешить приятельницу. Я старалась говорить как можно спокойнее и всё пыталась — довольно, впрочем, неуклюже — подсунуть Кристине чашку с чаем и кусочек пряника.
— Хорошо, — печально повторила Кристина. — Хорошо.
Наконец она взяла чашку, безразлично глядя в пространство, отпила большой глоток и так же машинально откусила кусок пряника.
Весь вечер Кристина рассказывала мне, что именно она думает о ветеринаре Петрове. Я никогда и представить не могла, что моя, с виду такая мягкосердечная, приятельница способна так сильно ненавидеть.
Когда она ушла, я открыла интернет и прочитала, сколько в среднем живут морские свинки. Оказалось, что срок их жизни — не дольше семи, в крайнем случае, десяти лет. Я тут же решила позвонить Кристине, почему-то решив, что такая информация поможет ей смириться с потерей. Вдохнув в себя побольше воздуха и ненадолго задержав дыхание, я набрала номер.
— Я только что прочитала, что семь лет для морских свинок считается очень пожилым возрастом!..
— Семь лет и три месяца. Чуня прожила ровно семь лет и три месяца, — ледяным тоном поправила меня Кристина.
— Но, понимаешь, ни одна свинка, не живёт больше десяти лет, — пыталась уточнить я.
— Прекрасно, — мрачно сказала Кристина. — Значит, если бы не Петров, Чуня могла бы прожить ещё целых три года.
Тут голос Кристины дрогнул, и она повесила трубку.
«Утешила!..» — с горечью подумала я. И поделившись Андерсеном своими переживаниями, я наконец-то отправилась домой.
Следующий день в лавке прошёл без особенных приключений. Заходила одна немолодая развесёлая супружеская пара. С шутками и прибаутками они купили какой-то нелепый кофейный сервиз. Изготавливали его тоже, наверное, большие шутники. Сервиз был белым, а в качестве украшения на кофейнике и пяти уцелевших чашках темнели кофейные зёрна размером с небольшую картофелину.
Ещё заходили два приятеля-пенсионера, — они купили четыре старых комплекта журнала «Наука и техника». Хорошо, что эти посетители по крайней мере вели себя спокойно.
Мы с Андерсеном (особенно я) умудрились за день так сильно проголодаться, что съели по две полных банки сардин, — с той только разницей, что я ела сардины с тарелки на столе, а Андерсен из блюдечка на полу. Наконец-то вдоволь наевшись и решив, что этот рабочий день в целом удался, мы услыхали, как над входной дверью требовательно задребезжал тяжёлый колокольчик. В следующую секунду в дверь просунулась ярко-синяя шляпа…
— О нет! — с замирающим сердцем, сказала я сама себе. — Только не это!
Я попятилась к стене, словно пытаясь таким образом избежать надвигающейся опасности. Андерсен, опустив хвост, быстренько ретировался в угол.
— О да! — красноречиво говорил весь вид грузной немолодой дамы с роскошным белым капроновым цветком на огромной ярко-синей шляпе.
К сожалению, я не обозналась: это именно она, Ираида Васильевна, печально мне известная мама Кристины.
Не успели мы с Андерсеном, наевшись вкусных, сытных сардин, решить, что жизнь не так уж и плоха, к нам явилась Кристинина мама. Не обращая внимания на мои нелепые движения (выпучив глаза, я продолжала тихонько пятиться от двери), и нисколько не смущаясь трусоватым бегством Андерсена, величественным жестом поправив нелепую шляпу, Ираида уселась на стул.
Сколько я помню эту выдающуюся особу, она всегда носит эту громоздкую яркую шляпу. Не важно, какой на дворе сезон, независимо от погоды, она непременно нахлобучит свою знаменитую шляпу, — наверно, хочет, чтобы её замечали издалека. Правда, независимо от того, заметил ты её издалека или нет, она всё равно, словно паровой каток, надвигается грузно и неумолимо.
