К тому времени, как они дошли до места, которое Нат для них выбрал, над гребнем холма появился первый бегун. Мимо них пробежал капитан бостонской команды, затем ещё десять бегунов, а за ними появился Нат. Спускаясь вниз с холма, он помахал им рукой.
— Нат — последний, — сказала Су Лин, когда они пустились напрямик к финишной линии.
— Пари держу, что теперь Нат обгонит двух или трёх бегунов, раз он знает, что ты на него смотришь, — сказал Том.
— Я польщена, — отозвалась Су Лин.
— Ну, ты примешь предложение поехать в Гарвард? — тихо спросил Том.
— Нат просил тебя узнать об этом? — спросила Су Лин.
— Нет, — ответил Том, — хотя он почти только об этом и говорит.
— Я сказала «да», но только при одном условии.
Су Лин не объяснила, каково это условие, и Том решил не спрашивать.
Они почти бегом пробежали последние сто или двести ярдов, чтобы успеть увидеть, как капитан бостонской команды победно поднял руки над головой, пересекая финишную линию. Том оказался прав: Нат прибежал девятым. Том и Су Лин бросились его поздравлять, как будто он пришёл к финишу первым. Усталый Нат лежал на земле, огорчённый тем, что не показал лучшее время; он узнал, что бостонская команда победила со счётом 31:24.
После ужина у тёти Абигайль они пустились в долгий обратный путь в Сторрс. Том вёл машину, а Нат положил голову на колени Су Лин и уснул.
— Представить не могу, что мама сказала бы о нашей первой ночи вместе, — прошептала она Тому, сидевшему за рулём.
— Почему бы тебе не сказать ей, что это ménage а trois?[40]
* * *
— Мама от тебя — в восторге, — сказала Су Лин на следующий день, когда они шли после чая обратно к колледжу.
— Какая женщина! — сказал Нат. — Она стряпает, содержит дом и к тому же — успешная бизнесменша.
— И не забудь, — сказала Су Лин, — что на неё косо смотрели на родине, потому что у неё был ребёнок от иностранца, а когда она приехала в Америку, её здесь тоже не очень хорошо приняли, поэтому-то я была воспитана в таких строгих правилах. Как многие дети иммигрантов, я не умнее своей матери, но, трудясь, как вол, она сумела дать мне первоклассное образование, и это помогло мне достичь большего, чем смогла достичь она. Может быть, теперь ты понимаешь, почему я всегда стараюсь уважать её желания.
— Да, понимаю, — ответил Нат, — и теперь, когда я познакомился с твоей матерью, я хотел бы, чтобы ты познакомилась с моей, потому что я тоже ею горжусь.
Су Лин засмеялась.
— Чему ты смеёшься, мой цветочек? — спросил Нат.
— В моей стране, если мужчина знакомится с матерью девушки, он тем самым признаёт свои отношения с ней. Если потом мужчина приглашает её познакомиться со своей матерью, это означает помолвку. Если после этого он не женится на девушке, она до конца жизни остаётся старой девой. Но я готова пойти на этот риск, потому что Том вчера сделал мне предложение, когда ты бежал по трассе.
Нат наклонился, поцеловал её в губы. Она улыбнулась.
— Я тоже люблю тебя, — сказала она.
— Что, по-твоему, это означает? — спросил Джимми.
— Понятия не имею, — ответил Флетчер.
Он взглянул на стол генерального прокурора, но никто из представителей штата не выказал ни беспокойства, ни самоуверенности.
— Ты мог бы попросить профессора Абрахамса высказать своё мнение, — сказала Энни.
— Как, он всё ещё здесь?
— Я несколько минут назад видела, как он ходил взад-вперёд по коридору.
Флетчер вышел из-за стола, отворил маленькие деревянные воротца, отделявшие суд от публики, и вышел в широкий мраморный коридор. Он оглядел коридор, но не увидел профессора, и лишь когда толпа около ротонды, ведущей на лестницу, расступилась, он увидел, что Абрахамс сидит в углу, опустив голову, и что-то записывает у себя в блокноте. Мимо сновали судебные чиновники и посетители, не обращая на него никакого внимания. Флетчер осторожно подошёл к нему. Он не решился оторвать профессора от его заметок и стоял, ожидая, когда профессор на него взглянет. Тот наконец поднял голову.
— А, Давенпорт, — сказал он и указал на место рядом с собой. — Садитесь. По вашему лицу видно, что вы хотите что-то спросить. Чем я могу вам помочь?
Флетчер сел рядом с ним.
— Я только хотел вас спросить: почему, по-вашему, присяжные так долго совещаются? Это что-нибудь значит?
Профессор посмотрел на часы.
— Уже больше пяти часов, — ответил он. — Нет, я бы не сказал, что пять часов — это долго, когда речь идёт о преступлении, заслуживающем смертной казни. Присяжные любят дать понять, что они серьёзно воспринимают свою ответственность, если, конечно, дело не абсолютно ясное, а это дело — вовсе не такое.
— Нет ли у вас ощущения, каков может быть вердикт? — серьёзно спросил Флетчер.
— Никогда нельзя угадать, что решат присяжные, мистер Давенпорт; двенадцать человек, выбранных наугад, имеющих между собой мало общего, хотя, я должен сказать, что, если не считать одного-двух исключений, ваши присяжные выглядят как люди весьма непредубеждённые. Так каков ваш следующий вопрос?
— Я не знаю, сэр, каков мой следующий вопрос.
— Что мне делать, если вердикт будет против меня? — Профессор помолчал. — В конце концов, вы к этому всегда должны быть готовы. — Флетчер кивнул. — Ответ: вы сразу же просите у судьи разрешения подать апелляцию. — Профессор вырвал из блокнота лист жёлтой бумаги и протянул его своему студенту. — Надеюсь, вы не сочтёте, что это слишком бесцеремонно с моей стороны, но я подготовил несколько простых слов на каждый случай.
— В том числе и на «виновна»?
— Не стоит заранее смотреть на вещи так пессимистично. Во-первых, мы должны предусмотреть возможность, что присяжные не придут к единому мнению. Я заметил в центре второго ряда присяжного, который ни разу не взглянул на вашу клиентку, пока она давала показания. Но вы, я видел, тоже заметили женщину в дальнем конце первого ряда, которая опустила глаза, когда вы подняли обожжённую ладонь правой руки миссис Кирстен.
— Что я должен делать, если присяжные не придут к единому мнению?
— Ничего. Наш судья — не великий юридический ум, но, что касается юриспруденции, он — человек дотошный и справедливый; так что он спросит присяжных, могут ли они принять решение большинством голосов.
— В нашем штате это значит десять против двух.
— И в сорока трёх других штатах, — напомнил Флетчеру профессор.
— Но если они не могут принять решения и большинством голосов?
— Тогда у судьи нет выбора: либо он должен отпустить присяжных и спросить генерального прокурора, хочет ли он, чтобы дело слушалось повторно… Прежде чем вы меня об этом спросите, я вам скажу, что не знаю, как генеральный прокурор отреагирует на этот вопрос.
— Мне кажется, вы сделали множество заметок, — сказал Флетчер, глядя из-за плеча профессора на его блокнот.
— Да, я хочу использовать этот процесс в качестве примера в будущем семестре, когда буду объяснять разницу между предумышленным и непредумышленным убийством. Это будет лекция для третьего курса, так что вас это никак не будет смущать.
— Стоило ли мне пойти на сделку с генеральным прокурором и согласиться на непредумышленное убийство, за которое обвиняемая получила бы три года?
— Я думаю, что мы скоро узнаем ответ на этот вопрос.
— Я сделал много ошибок?
— Несколько, — ответил профессор, переворачивая листки в своём блокноте.
— Какая была самая серьёзная?
— Ваша единственная серьёзная ошибка, по-моему, заключалась в том, что вы не попросили доктора описать в графических подробностях — а врачи это очень любят, — каким образом могли появиться синяки на руках и на ногах миссис Кирстен. Присяжные обожают врачей. Они считают, что врачи — это честные люди, и в большинстве своём это так и есть. Но если вы задаёте им правильный вопрос — а ведь именно адвокаты задают вопросы, — они склонны преувеличивать, как все люди.
Флетчер почувствовал себя виноватым, что допустил такой явный просчёт и пожалел, что не послушался Энни и не попросил совета у профессора заранее.
— Не беспокойтесь, штату ещё придётся преодолеть несколько препятствий, так как судья определённо даст нам отсрочку приведения приговора в исполнение.
— Нам?
— Да, — сказал профессор, — хотя я уже много лет не выступал в суде, и мои познания слегка устарели, я надеялся, что вы позволите мне помочь вам в этом случае.
— Вы хотите вести защиту вместе со мной? — спросил Флетчер, не веря своим ушам.
— Да, Давенпорт, вместе с вами, — ответил профессор, — потому что вы убедили меня в одном: ваша клиентка не должна провести остаток своей жизни в тюрьме.
— Присяжные возвращаются! — раздался голос в коридоре.
