Той, откуда он так стремился сбежать.
Он на несколько секунд задержался у своего бывшего дома, который снимали его родители. На этом заброшенном жилище красовался щит: «Too late! No Copper! No Boiler!»,[52] предупреждавший возможных грабителей, что их уже опередили; В голове у него закопошились воспоминания — беспорядочные и запутанные.
Не позволяя себе углубиться в ностальгию, Итан двинулся дальше. Собаки злобно лаяли из-за проволочных сеток. На залитой гудроном площадке с десяток высоченных подростков играли в баскетбол, сменяя друг друга у видавшего виды «Саундбластера», из которого несся рэп в стиле «блинг-блинг».
Чуть дальше, сидя на невысокой стене, чернокожая девушка что-то печатала на устаревшем портативном компьютере цвета мандарина. Какая-то подозрительная прическа, белая блузка, поддельный пуловер фирмы «Ральф Лорен», гордый взгляд, в котором читается желание находиться в другом месте. Итан прищурился, чтобы разглядеть, что за книгу она читает: «Сердце — одинокий охотник» Карсон Маккалерс.[53] Эта девушка — это он сам двадцать лет тому назад…
Он миновал перекресток Парк-стрит. Старик, поливавший сад, нарочно его обрызгал, одарив беззубой улыбкой: старый Митчелл, оказывается, еще жив! Он уже был стариком пятнадцать лет назад и, как ни странно, оказался единственным, кого изменения не коснулись.
Наконец, Итан оказался в десятке метров от дома номер 120 — дома родителей Джимми. От дома, где он провел последние шесть лет своей жизни в Бостоне.
Посреди газона торчал шест с поблекшим американским флагом, больше похожим на лохмотья. На веранде женщина развешивала белье, а по радио несся старый рок Спрингстина.
Я не узнавал сам себя…
* * *
…На улицах Филадельфии.
Воздух был тяжелый и влажный, как будто надвигался дождь. Витая мыслями где-то в другом месте, Мариса выравнивала прищепки на нейлоновой веревке. Она думала о своей дочери Джесси, со вчерашнего вечера не появлявшейся дома, о своем муже Джимми, уехавшем искать ее в Нью-Йорк, а также о том типе из банка, который явился сегодня утром и сообщил, что дом подлежит конфискации. Не стоило его покупать после смерти родителей Джимми, когда владельцы выставили на продажу. Надо было уехать как можно дальше отсюда, но муж так настаивал! И поначалу, правда, все действительно складывалось хорошо, но вот уже полгода, как не удавалось вносить выплату в срок. Как и большинство местных жителей, они стали жертвами кризиса. Какая же это была глупость — перевести заем в 250 тысяч долларов на 25 лет с фиксированной процентной ставкой в заем с подвижной процентной ставкой. В первое время это позволило экономить несколько сотен долларов в месяц, которые тут же реинвестировались в строительное предприятие, которое создал Джимми. Затем ставки выросли, заставив подпрыгнуть и ежемесячные взносы. Мариса стала брать сверхурочную работу в мотеле, а Джимми уволил двух рабочих. Но и этого оказалось недостаточно, и тогда она решила воспользоваться вкладом, который они завели на учебу дочери.
Все напрасно.
Она попробовала обратиться в банк, чтобы получить рассрочку, но это не помогло. Ее кредит переуступили брокеру, затем — другим кредитным организациям. За неимением лучшего, она пробовала нанять адвоката, но получила в результате только дополнительные счета. И все это лишь потому, что она не знала точное значение терминов, напечатанных маленькими буковками в контракте, который она подписала.
В последние месяцы в ней поселился страх: Джимми бился изо всех сил, чтобы как-то решить проблему, и стал ужасно раздражительным, у Джесси трудный возраст, их дом вот-вот отберут и продадут с аукциона по смехотворной цене. Но со вчерашнего вечера тревога уступила место панике, когда дочь…
Она оборвала свои размышления. На улице стоял человек и смотрел на нее. Человек, которого она не видела уже больше пятнадцати лет, в течение которых каждый день надеялась получить от него хоть какую-то весточку.
И в то же время этого опасалась.
* * *
Молния разрезала горизонт, тут же послышались раскаты грома. Итан открыл калитку и двинулся по аллее.
— Мариса! — проговорил он неопределенным тоном.
Он смотрел на свою бывшую невесту с сочувствием и удивлением одновременно. Ей было столько же, сколько ему, — тридцать восемь, — но она казалась старше, спина ее слегка сгорбилась, ранние морщины легли на лицо.
— Я знаю, о чем ты подумал, — сказала она, словно прочитав его мысли. — Но ведь тебе уже не двадцать, если честно, и выглядишь ты старше, чем в телевизоре.
Снова загремел гром, усиливая ощущение тревоги.
— Если ты тут, значит, ты виделся с Джимми, верно?
Он с трудом скрывал беспокойство.
— Нет, — тихо сказал он, — я встретился с Джесси.
— Ты ее привез?
В ее голосе послышался проблеск надежды. Итан сокрушенно покачал головой.
— Тогда где же она?
Он едва заметно поколебался, а затем сказал:
— Не знаю.
Ему не хватало мужества сообщить Марисе, что жизнь ее дочери висит на волоске, что она на операционном столе в больнице. Главным образом, лелеял надежду, что состояние Джесси, возможно, и не так серьезно, как ему показалось, и что все как-то устроится.
— Почему она сбежала? — спросил он.
— Это не твое дело, — огрызнулась Мариса.
Назревавшая гроза наконец разразилась проливным дождем, сопровождаемым молниями и раскатами грома.
— Почему ты мне ничего не сказала? — спросил он, поднимаясь на веранду.
Поскольку она не отвечала, он вновь повторил вопрос:
— Почему ты мне не сказала, что беременна?
Она посмотрела ему в глаза.
— Потому что ты не дал мне времени.
— Нет, Мариса, это слишком легко — переложить ответственность на меня!
— Послушай, Итан, этот ребенок, ты его не хотел и…
Он перебил ее:
— Возможно, и не хотел, но это я — ее отец, и я имел право знать!
Молнии еще сверкали на небе, но гроза как-то внезапно стала удаляться, оставляя за собой тяжелую и гнетущую атмосферу. Мариса потерла глаза, отгоняя усталость.
— Нет, Итан, может, ты и дал ей жизнь, но отцом ты ей не являешься.
— Отчего же!
— Это Джимми растил ее четырнадцать лет. А ты, ты-то что сделал? Ты ее не кормил, не укачивал, не успокаивал, когда она боялась…
Он бросился к ней и резко встряхнул:
— А как, по-твоему, я должен был этим заниматься? Я даже не знал о ее существовании!
Он сжимал ее руку все сильнее и сильнее, как будто это могло помешать ей говорить, но она прокричала ему прямо в лицо:
— Давай, ну ударь меня теперь! Ведь ты только это и умеешь: причинять зло!
— Как бы то ни было, когда у Джесси возникли проблемы, позвонила она именно мне!
Она попыталась высвободиться, и он ослабил хватку, вдруг поняв, что перегнул палку.
Мариса убежала в дом, и Итан со вздохом опустился на ступени веранды.
На что он надеялся, приезжая сюда? Что его примут с распростертыми объятиями? Так бы и произошло, если бы не недобрая память, которую он оставил по себе и которая с годами только усилилась.
* * *
— Года четыре или пять назад к нам приходила какая-то женщина…
Итан обернулся. Мариса вернулась на террасу. По-видимому, она успокоилась и говорила что-то у него за спиной.
— …это была француженка, — продолжала она, — она называла свое имя, но я забыла…
Селин…
Селин, которая не слишком-то много знала о его прошлом, приезжала в Бостон! А он об этом и не подозревал.
— Чего она хотела? — спросил он, стараясь скрыть волнение.
— Не знаю. Ей хотелось «тебя понять», вот что она мне сказала. Единственное, что я поняла, так это то, что ты ее тоже бросил без всяких объяснений, видно, уже вошло в привычку.
— И что ты ей сказала?
— Правду.
— Твою правду, — поправил ее он.
— Возможно, но самое удивительное…
— Что?
— Что у меня сложилось впечатление, что даже после этого ты был для нее еще дорог.
Итан опустил голову, зажег сигарету и медленно закурил. Его взгляд был устремлен в какую-то точку за стеной черных облаков, застилавших горизонт.
— Кстати, я хотела вернуть это тебе!
Он повернулся, чтобы грудью принять снаряд, который ему бросала Мариса. Это оказалась спортивная сумка из искусственной кожи, украшенная полустертым логотипом Олимпийских игр в Лос-Анджелесе 1984 года.
— Что это такое?
— Открой.
Он раскрыл молнию: сумка была наполнена банковскими билетами, пятидесяти- и стодолларовыми купюрами.
