— Знаешь, чем кончились твои попытки убрать Беатрис из парижского бюро? Она получила повышение! Джордж Вейли? Конечно, нет, он ей не начальник. Это отдел кадров, мистер Пук и К°. Сработал инстинкт американского чиновника. Раз подчиненные (а мы с тобой — в глазах отдела кадров — подчиненные Беатрис) недовольны ею, значит, она проводит правильную жесткую линию и Беатрис надо поддержать. Учти на будущее, если захочешь опять критиковать кого-то из начальства: чувство опасности объединяет американских бюрократов.
Естественно, Говоров ответил Боре Савельеву в духе В. П. — дескать, он Беатрис и отдел кадров в нос, в рот, в ухо и в глаз, а сам подумал, что с некоторого времени Боря стал значительно увереннее в себе и авторитетнее. Ну да, после того как съездил в Пакистан. Командировку провел блестяще, перешел с афганскими партизанами границу, взял интервью у советских военнопленных. Записи бесед крутили по Радио, в советской прессе появилась гневная отповедь, что лишь прибавило Боре вес у начальства и в отделе кадров. Другой вопрос: почему командировку предложили Савельеву, а не Говорову? Вроде бы козыри у Савельева: 1) моложе, 2) танкист, офицер запаса израильской армии, 3) знание английского. Но ведь очерки из Афганистана Говоров написал бы лучше, это же всем очевидно.
Работа на Радио сделала Говорова мнительным. Там, где была тривиальная шахматная двухходовка, он искал сложную комбинацию.
…А может, заметили, что избегает афганскую тему? Перевести французскую статью про советскую оккупацию — пожалуйста, но сам писать не рвется.
Первое тривиальное объяснение: он не военный обозреватель, у него иной профиль. Все. Точка. И отстаньте!
Нет, копнем глубже. Война в Афганистане — самое чувствительное, больное место для Союза. А у Говорова в Москве заложники: Лиза, Алена, Наташа. Говоров не стремится идти на обострение. И вот это кто-то на Радио усек (и в Москве тоже?). Но тогда, ради интереса, Говорова можно проверить, предложить Афганистан, мол, поедешь или боишься, ведь там стреляют?
Стрельба не довод, более того, для Говорова это как раз аргумент в пользу поездки, если бы педалировали на стрельбе, он бы сразу заказал билет в Карачи. Но если бы намекнули, что командировка принесет ему авантаж на Радио, Говоров под благовидным предлогом отклонил бы такую честь. Да, он перешел бы с партизанами афганскую границу (и уж постарался бы сделать хлесткий радиорепортаж), но вот брать интервью у советских военнопленных он бы не стал.
…Он прокручивал интервью Савельева. Все в них правильно. Боря умница, задавал точные вопросы, не подталкивал на готовые ответы, не провоцировал, и солдаты рассказывали потрясающие, страшные вещи. Такой материал для Радио — золотая жила. Но ведь висит в воздухе немой вопль (Говоров ощущал его кожей): «Помоги нам! Вытащи нас отсюда!» Как ни молоды и ни неопытны наши солдатики, однако понимают: интервью по «вражеским голосам» — необратимый шаг. Если отобьют свои, то сдачу в плен можно и простить (или не простить, кто знает), но вот интервью на Радио — никогда. Хорошо, мы пошли тебе навстречу — так сделай для нас что-нибудь. А Савельев ничего не мог для них сделать, как не смог бы и Говоров. Если бы смог — прополз бы на карачках горный перевал, привез бы ребят в любую цивилизованную страну, а там, хлопцы, решайте, просите политубежища или возвращайтесь на родину. Сами с усами. Увы, судьбы солдат в чужих руках. (В чьих? Поди разберись!) Поможет солдатикам интервью или их потопит — это выяснится впоследствии. А пока журналист их использовал, захлопнул крышку магнитофона и через два дня уже ночует в роскошном номере отеля «Хилтон» в столице Пакистана. И очень доволен, что выполнил редакционное задание. А над головой солдатиков захлопнулась другая крышка, и они ночуют в палатке вместе с афганцами (как любезно свидетельствовали партизаны) или… в яме на цепи. И если оперативная обстановка в приграничном районе изменится, то афганцы могут и пристрелить солдатиков. (А почему нет? Или партизаны забыли советский напалм, заживо выжигающий их деревни?) И как тогда дальше жить удачливому корреспонденту? Как ему забыть глаза своих соотечественников, молящие о помощи?
Но копнем еще глубже. Когда-то Лева Самсонов сказал: «Наши дела на Лубянке не закрыты. Ежедневно, к девяти утра, приходит в свой кабинет капитан, раскрывает твое досье, аккуратно подшивает новые материалы, поступившие на тебя, и раз в месяц посылает резюме по инстанциям. У каждого из нас свой капитан, исправно зарплату получает». Капитан, лейтенант или майор — неважно. Лева Самсонов, несмотря на свою мегаломанию, иногда мыслил очень здраво. Да и Говорову тоже время от времени казалось, что какой-то чин из Большого дома внимательно наблюдает, не нарушил ли он правила игры, не переступил ли установленные рамки…
Какие правила? Какие рамки? Где они записаны? Кем установлены? Нигде и никем. Однако каждый советский эмигрант интуитивно чувствовал, что, выпуская его из страны, КГБ просчитывает варианты: например, этот человек дойдет до таких-то пределов, черт с ним, но вот дальше не сунется. Впрочем, у эмигрантов из Восточной Европы было проще, и с ними не церемонились: болгарина Маркова из лондонского бюро откровенно предупреждали: не трогай семью Живкова, пришьем. Пришили отравленным зонтиком. Болгарина Костова за те же грехи пытались убить в Париже. Когда румынку Вероник зверски избили в подъезде ее парижского дома, она знала за что, — ей звонили по ночам, советовали: не лезь в личную жизнь Нику Чаушеску.
Говоров лез на рожон. Писал и пробивал в эфир (не все застревало в столах у осторожного американского начальства) фельетоны про самого Леонида Ильича. Но странное дело, почему-то не трогали Говорова в советской прессе. Ну, мелькнуло его имя в каком-то непонятном контексте: мол, уехал в Израиль, печатается в русской нью-йоркской газете. О том, что на Радио работает, — ни слова. Как только Радио ни поливали, каких только (совсем посторонних людей) к Радио ни причисляли! Про Говорова — молчок. Почему? Оглохли в КГБ? Более того, старый друг, приехавший с делегацией из Москвы, рассказывал: «Кручу я как-то ручку приемника, и вдруг твой голос, читаешь фельетон про Брежнева, чисто, будто по программе «Маяк». Я ушам своим не верю — в середине дня, в центре Москвы. Короткое замыкание, что ли, на станциях перехвата? Правда, как только кончил, взвыли глушилки». Случайное совпадение? Все может быть. Лишь позже Говоров понял, что в Союзе менялся политический климат, товарищ Андропов устал ждать, начал потихоньку сталкивать Леонида Ильича, и Говоров, сам того не подозревая, ему подыгрывал. А вот капитан (лейтенант или майор) ситуацию давно просек, поэтому лениво подшивал фельетоны Говорова в досье и хихикал в рукав.
Бред собачий разбираться в их кагэбэшных играх! А что не бред? Наша жизнь? И чудилось Говорову, что сидят они с этим капитанлейтенантмайором, пропустили по рюмашке и, как водится у русских, ругаются, выясняют отношения. Говоров про Сахарова — капитан бормочет: «Это не мы решили — Политбюро». Кстати о Политбюро — стыд, позор! Капитан вздыхает: «Сам понимаешь, собрались старые пердуны!» Говоров про диссидентов, что в тюрьмах. Капитан: «Страна должна защищаться». Говоров: «От кого? От людей, которые хотят лишь добра стране? Ладно, тебя не переубедишь (после второй рюмашки на «ты» перешли), но зачем вы в литературе погром учинили?» Капитан: «Мы в это дело не лезем, в вашем Союзе писателей свои энтузиасты, им только дай волю!» Говоров про Афганистан, а капитан в ответ: «Тут я с тобой согласен. Влипли. Но это наша трагедия. В Афганистане гибнут наши ребята, наши дети. Это ты понимаешь?» Говоров: «Понимаю. Именно поэтому я не рвался в Афганистан». И капитан усмехается: «Так ведь на твоих девочек кирпич с крыши не падал».
Бред собачий разбираться в кагэбэшных играх! Или просто эмигрантская мания преследования: дескать, за нами еще следят… Да кому вы там нужны, на Западе? Но потом, когда в истории с Алексеем Скворцовым Говоров задел их за живое, реакция КГБ была мгновенной. Сразу дали понять, что перешел дозволенные рамки. Отключили у девочек телефон и по ночам к ним стали стучаться в дверь, выгнали Наташку с кафедры, появился фельетон в «Крокодиле» и был снят фильм по Юлиану Семенову, где Говоров возник на советском экране в виде отвратительной личности.
Ну а что же наши защитники, благодарные американцы? Защитники? Когда в Гамбурге подложили бомбу и погибла машинистка чешской редакции, даже Беатрис, всегда трепещущая перед начальством, завопила: «У вас в Гамбурге забор и военизированная охрана, а у нас в Париже проходной двор». Приехал кто-то из отдела безопасности (оказывается, был такой отдел на Радио), пошатался по коридорам, подергал пальцем задвижки на окнах, сказал, что на вахтера ставки нет, и порекомендовал сменить дверной замок.
