В этом письме все важно. И ощущение замирения Кавказа – ощущение по сути своей ложное, но симптоматичное. И всплывший в памяти молодого Пушкина план похода в Индию, разработанный сначала Бонапартом и Павлом I, а затем Наполеоном и Александром I. Пушкину во времена Тильзитского мира, когда возникали эти “химерические” проекты, не было еще десяти лет. Вряд ли он тогда ознакомился с этими замыслами. Стало быть, идея прорыва к Индии через Персию – мирно или вооруженным путем – жила в русском общественном сознании и связана была в 1820 году с Кавказом и “благотворным гением” Ермолова.
Ощущение выполненной задачи, явная эйфория от военно-дипломатических успехов, подтолкнула Алексея Петровича к некоторому смягчению своей позиции по отношению к покорившимся.
Так, сразу после разгрома акушинцев и бегства Аварского хана, он обнародует “Извещение” одному из вольных горских обществ, расположенных рядом с землями акушинцев – обществу Гамри-Юзенскому, являющее по сравнению с установками Ермолова предшествующих лет образец лояльности по отношению к горским обычаям.
С этим текстом имеет смысл познакомиться, поскольку сходные требования Алексей Петрович в это же время предъявил жителям Каракайдака, выведенного только что из-под власти уцмея.
“1. Гамри-Юзенское общество, прибегнувшее в подданство великого Российского Государя, будет пользоваться законною со стороны правительства защитою, сохраняя почти без всяких изменений свои прежние обычаи и образ управления.
2. Соделавшись подданными Великого Императора и пользуясь могущественным покровительством Его, народ гамри-юзенский не может уже зависеть ни от кого более, а потому никто из соседственных владельцев и народов не имеет никакого права делать от общества какие-нибудь требования, входить в распоряжение дел их, мешаться в управление общества, требовать войска; еще менее допущены могут быть со стороны их какие-нибудь обиды как всему обществу вообще, так и частным людям сего общества. Если бы кто-нибудь из соседних владельцев или народов захотел нарушить постановление сие в каком-нибудь отношении, то общество или обиженное лицо должно искать защиты у российского начальника, которому поручено управление Дагестана и под ведением коего должно состоять отныне и Гамри-Юзенское общество.
3. Не требуется от народа никакой дани, которая могла бы отяготить его, но беспрекословное повиновение установленным властям и немедленное исполнение требований правительства есть непременный долг всех и каждого. Общество обязано по требованиям правительства исполнять некоторые повинности, как-то: во время перехода войск большими или малыми частями давать для оных квартиры, дрова и подводы; давать также подводы для перевозки провианта, когда нужда того потребует. Сколь ни маловажны сии повинности, но правительство, пекущееся о благосостоянии подданных великого Императора народов, всемерно стараться будет облегчить их по мере возможности и никогда без нужды не потребует.
4. Запрещается как обществу вообще, так и всякому частному человеку принимать и давать у себя пристанище беглым как природно-русским, так и людям иноплеменных народов, находящихся в подданстве великого Императора; еще непозволительнее давать убежище беглым солдатам. Нарушители сего подвергнутся строгому наказанию, которое законами российскими за сие определяется. Обычай куначества в сем случае не будет принят в оправдание и не спасет виновного от наказания.
5. Российских подданных, какого бы они племени ни были, попавшихся по каким-нибудь случаям в плен, запрещается продавать, покупать или удерживать в неволе. Нарушители сего подвергнутся также строгому наказанию по законам российским.
6. Гамри-Юзенское общество, прибегнувшее в подданство Великого Императора, для собственного блага должно свято хранить данную им присягу, и правительство твердо надеется, что оно никогда не нарушит оной. Но между большим числом людей добрых и честных могут иногда случаться изменники, кои для собственных выгод захотят возмутить общество и заставить оное присоединиться к врагам общего спокойствия, кои неоднократно наносили уже бедствия на народы дагестанские; таковых изменников общество, для собственного блага, должно представлять к российскому в Дагестане Начальнику. Каждый обязан о таких людях доносить, и если кто будет о каких-нибудь замыслах или заговорах знать во вред правительства и не донесет о них, тот подвергнется почти равному наказанию с самими заговорщиками.
7. Запрещается грабить на дорогах и в деревнях людей, занимающихся торговлею, особенно если они российские подданные. Напротив того, общество должно доставлять им возможное со стороны своей пособие. Нарушители сего подвергнутся строгому по законам наказанию, и общество должно представлять таковых к российскому в Дагестане начальнику.
8. Общество, как и до сих пор, должно управляться беком, кадиями и старшинами. Обязанности народа относительно к беку изменяются в том только, что без воли российского правительства не должен он требовать от общества войска. Доходы должен он получать совершенно те же и с той же деревни, как и прежде.
9. В случае требования российским правительством каких-нибудь повинностей оно будет давать знать о том беку, и он, собрав старшин, вместе с ними должен сделать равную на все деревни раскладку и немедленно привести в исполнение. Равным образом чрез бека российское правительство будет передавать народу все приказания свои, требовать отыскания и представления виновных, когда они случатся; во всех сих случаях содействуют беку старшины.
10. Старшины и кадий избираются народом по обычаям, доселе существовавшим, и переменяются им.
11. Старшины разбирают ссоры и тяжебные дела, не подлежащие духовному разбирательству; недовольный решением старшин, согласно с прежним обычаем, предлагает жалобу свою на рассуждение общества. Недовольный определением общества жалуется на решение оного российскому в Дагестане начальнику, который пересматривает решение старшин и общества и делает окончательный приговор.
12. Дела, подлежащие духовному суду, разбираются кадием и по приговору его оканчиваются; но он никак не должен принимать на духовное разбирательство дела, кои не подлежат оному, хотя бы тяжущиеся стороны того желали.
13. Изобличенные в воровстве обязаны удовлетворять обворованного, а потом согласно с существовавшим доселе обычаем должны платить штраф управляющему беку в его пользу; но назначение штрафа должно зависеть не от бека, а от старшин.
14. Строго воспрещается между жителями смертоубийство. Для прекращения таковых преступлений будет впоследствии сделано особое постановление.
15. Бек должен наблюдать, чтобы старшины и кадии разбирали тяжбы, суду их принадлежащие, без малейшей проволочки времени. В случае нерадения которого-нибудь из них в отправлении сей обязанности доносить российскому начальнику в Дагестане.
16. В случаях непредвидимых общество просит рассмотрения российского в Дагестане начальника, который разрешает затруднения сам, когда случатся они такого рода, что не превышают предоставленной ему власти; в противном случае представляет высшему начальству.
Обществу, что чрезвычайно важно, оставлено было в полном объеме собственное традиционное управление. В отличие от ханств, поступивших под управление русской администрации, с общества не требуется никакой дани. Наконец, в “Извещении” отсутствует требование, которое неизменно оказывалось невыполнимым и лишало русские власти и горцев возможностей компромисса – требования не пропускать через свою территорию враждебные русским отряды.
В начале своей кавказской карьеры, 28 октября 1816 года, проконсул, полный решимости пресечь набеги чеченцев, приказывал начальнику Кавказской линии генералу Дельпоццо: “Извольте объявить всем аулам ‹…›, что если они не будут воспрещать прохода хищникам или не давать известия, то я накажу их оружием, изгоню в горы, где истребят их или неприятели, или моровая язва”.
Исследователь этой проблематики совершенно справедливо комментировал приказ: “При всей внешней справедливости требований генерала, они были неосуществимы. Если даже специально для этого поставленные воинские команды, опирающиеся на систему укреплений и постов, не могли воспрепятствовать набегам, то горцы, к тому же связанные узами родства с так называемыми “хищниками”, и подавно не в состоянии были пресечь нападения”1.
Три года не прошли даром. Как в свое время князь Цицианов, Ермолов постепенно приходил к выводу, что нужна избирательная политика по отношению к разным народам и обществам.
Отношение к чеченцам у него было особенное. Он считал их наиболее опасными и непримиримыми и, соответственно, выбирал тон разговора.
В ответ на предложение засунженских чеченцев о переговорах и поисках компромисса Алексей Петрович ответил 30 мая 1818 года: “Вот мой ответ: пленных и беглых солдат не медля отдать. Дать аманатов из лучших фамилий и поручиться, что когда придут назад ушедшие в горы, то от них будут взяты русские и возвращены.
