— Мать мужа, она живет с золовкой в провинции, — комментирует женщина, заглядывая в альбом, и мои ноздри щекочет свежий запах ее волос.
Этой страницей и ограничиваются фотографии, связанные только с ним, и со второй страницы сразу же переносишься во время, когда он уже был женат. Напыщенная, традиционно невыразительная фотография молодоженов…
— Фотографий вашего мужа до женитьбы совсем нет?
— Нет, старых не сохранилось. Мы их собрали и отправили его матери.
— Какая-нибудь причина была?
— Просто мы не из тех, кто любит вспоминать давние времена, ну и…
С каждой страницей время меняется. Но большую часть фотографий неизменно занимают портреты женщины. Видимо, он давно увлекался фотографией — все они выполнены в нарочито неестественных ракурсах, в стиле так называемой художественной фотографии. Но раздражало не столько это, сколько вызывающие позы женщины. Лицо поглощенной собой, не обращающей ни на что внимания женщины, стоящей перед зеркалом. Лицо женщины, которая явно думает о другом человеке, устремив взгляд куда-то вдаль, предавшись своим мыслям, чуть улыбаясь, приоткрыв губы. Но еще больше я удивился, обнаружив снятую против света фотографию в ночной сорочке, сквозь которую просвечивало тело. Поразительная женщина. Действительно, вопрос, видимо, нужно поставить иначе: онее фотографировал или, может быть скорее она фотографировалась?
Кроме таких фотографий, были и другие, правда весьма немногочисленные, которые рассказывали о его семье. Снятая на память фотография, запечатлевшая момент, когда их, уже супругов, благословляет мать… маленький провинциальный городок… перед лавкой, одновременно табачной и мелочной, видимо, это происходило летом… длинная скамья, посредине сидит мать, справа от нее — онс женой, слева — сестра с мужем… все весело смеются, держа в руках чашки с водой, в которых плавает лед. Я внимательно изучаю выражение лиц его, сестры и матери. Нет ли каких-то общих черт у этих трех людей? Какого-нибудь дурного знака, который бы помог понять причину егоисчезновения… указания на таящееся в крови безумие, что ли… хорошо б иметь увеличительное стекло…
И тут вдруг совсем иная фотография. В каком-то саду он возится с посадками.
— Вы там жили до того, как переехали сюда?
— Да, это когда он был еще представителем фирмы «Дайнэн».
— Что же побудило его заняться этой работой?
— После того как первая фирма, в которой он начал работать, обанкротилась, ему пришлось некоторое время торговать журналами. И тут, совершенно неожиданно, товарищ брата по университету продает землю и открывает собственную торговлю, а мужу уступает свои права представителя фирмы «Дайнэн».
— А деньги?
— Выплачивали ежемесячно. Прошлым летом рассчитались полностью.
— Теперь вы уже не поддерживаете отношений?
— Дело в том, что с самого начала все переговоры вел брат.
— Значит, и все документы по передаче прав тоже были оформлены на имя брата?
— Действительно, как же это было?.. во всяком случае, из представителей он стал начальником отдела фирмы — этого уж он добился сам. Так что в общем неважно, на чье имя были документы.
— Я имею в виду, что пришлось, наверно, уплатить комиссионные…
— А-а, вы вот о чем… — Женщина устало улыбается и, доливая пива в оба стакана, мой и свой: — Видите ли, мы, я и брат, еще в детстве лишились родителей, остались вдвоем на свете и вынуждены были перемогаться чем придется… если кто-нибудь издевался над одним из нас, другой, точно издевались над ним, бросался на обидчика. Даже после моего замужества это не изменилось. По правде говоря, муж перешел работать в фирму опять-таки с помощью брата… это точно… мы не хотели, чтобы дети испытывали лишения, и поэтому решили не заводить их, пока не будет обеспечена страховка и выходное пособие и месячное жалованье после всяких вычетов станет больше шестидесяти тысяч иен… теперь я была бы на восьмом месяце.
— Теперь?
— Да, если бы не выкидыш…
— Муж знал о том, что вы беременны?
— Конечно.
— Чем занимался брат до того, как связался с этим синдикатом?
— Когда он был студентом, то чересчур рьяно участвовал в студенческом движении, и его исключили из университета… а может быть, и сам ушел… толкался туда, сюда, но подходящей работы найти не мог… только совсем недавно устроился секретарем к какому-то члену муниципалитета, и вот…
В самом конце альбома я наконец наткнулся на то, что искал. Фотография, на которой изображен брат заявительницы. Место — тот же самый сад. Наискось стоит автомобиль старой модели с открытым капотом. Мужчина — по-видимому, он— лежит на циновке под автомобилем и, упершись локтями о днище, кажется, что-то говорит шурину — и смеющееся во весь рот лицо брата. Но взгляд, обращенный к объективу, — беспокойный. Брат в гэта и рубашке с короткими рукавами. Обстановка вполне домашняя.
Я в полном отчаянии. Должен бы вздохнуть с облегчением, а я падаю духом, точно мои надежды обмануты. Но совсем не потому, что мои подозрения подтвердились. Я считал их не состоящими в кровном родстве, самозваными братом и сестрой. В домовой книге, правда, записан брат, имеющий ту же фамилию, то же имя, это верно, но сейчас нет средств получить доказательства, подтверждающие это. Однако атмосфера, которая царит на этой фотографии, бесспорно, указывает, во всяком случае процентов на семьдесят — восемьдесят, что тот человек и в самом деле ее брат. В прах рассыпается порожденная литературными ассоциациями химера, будто тот человек — шарлатан, выдававший себя за брата, будто он вступил с женщиной в тайные сношения и убрал его.
— Ваш муж и брат как будто были в самых добрых отношениях?
— Да, смотря по настроению, прямо как щенки — то играли, то дрались…
— В то время, когда была сделана эта фотография, брат уже связался с синдикатом?
— По-видимому, да…
— А как относился к этому муж?
— Не одобрял, конечно… но его ведь это не касалось непосредственно…
— В таком случае, предположим… может быть, это слишком смелый вопрос… считал ли брат вас и мужа одинаково близкими себе людьми или же делал между вами различие — вы были для него родной, а муж — родным в кавычках, то есть чужим человеком… другими словами, когда у вас возникали с мужем столкновения, выступал ли брат в качестве третейского судьи или же открыто становился на вашу сторону, защищая ваши интересы?..
— Видите ли… я как-то над этим не задумывалась…
— Ну ладно, представьте себе обратное: между вашим мужем и братом возникло резкое расхождение по какому-то вопросу и создались обстоятельства, когда, если бы дело происходило в давние времена, был бы неизбежен поединок… вы бы как поступили?.. возможность выступить в качестве третейского судьи уже отпала, нужно выбрать одного из двух… Кого вы выбираете?
— Зря вы это все…
— Но вы должны выбрать.
— Ведь брат помогал мужу, как никто другой.
— Но, может быть, наоборот, для мужа помощь превратилась в обузу?
— Почему я должна отвечать вам на такой вопрос?
— Прежде всего защита заявителя — мой долг.
— Брат уже умер.
Неожиданно женщина тихо вскрикнула-надтреснутым голосом, я возрадовался. Ну вот, наконец я заставил ее потерять над собой контроль.
— В шесть часов я уйду… — Часы показывали начало шестого. — Я договорился встретиться с тем самым Тасиро… может, удастся все-таки напасть на след… он ведь, что там ни говори, сталкивается в фирме с большим числом людей, чем остальные…
Однако женщина молчала. Может быть, она поняла? Она, конечно же, проникла интуитивно в мое тайное намерение повторять неприятные для нее вопросы, чтобы углубить пропасть, существовавшую между ними братом еще до того, как один из них пропал без вести, а другой погиб, проникла в мое тайное намерение, которое я еще сам не мог ясно сформулировать. Я не отрицаю, что имел такое тайное намерение. И потому, что не могу отрицать, чувствую, что меня видят насквозь, и от этого прихожу в замешательство.
Вряд ли стоит утверждать, что совершенно не существовало тем, которые были бы уместны, соответствовали бы роли, которую я исполнял. Взять хотя бы мое утреннее донесение — разве стоило его отметать? Особенно многозначителен рассказ того шофера, который нарисовал подробную схему линии связи между ними «Камелией». Она проще и достовернее всех схем, которые возникали до этого. Но все равно что-то заставляет меня колебаться. И я испытываю страх, что в тот момент, когда все будет высказано, наступит опустошение и мое существование утратит смысл. Но можно обиняком коснуться немного и «Камелии»…
