Ну и не совру, а этот "уборщица" нашу красоту сильно уважал. Он гальку постоянно мылил каким-то особым моющим составом и лозунги драил, что твой юнга, когда я на заре нелегкой жизни служил в Балтийском флоте.
И вот он мне и говорит: "Позвольте, Павел Егорович, я немного оживлю нашу витрину?" - "А ты можешь?" - спрашиваю. А он отвечает: "Могу. Я много витрин оживил". - "Так где ж они, твои живые витрины? Я хочу их посмотреть". - "Нельзя, - говорит, - они расположены в других городах".
А вид-то, главное, интеллигентный! Как я ему могу не верить? Я его и спрашиваю, помня рвача Убоева: "А сколько ты хочешь за это оживление взять?" Смеется. "Ничего", - говорит. "То есть как это ничего?" - "Ну, если вам понравится, то что-нибудь мне заплатите". - "А если не понравится? - спрашиваю. - Мне за тебя под суд идти, что ты мне витрину изнахрачил?" - "Да какое! - смеется. - Просто приведем тогда все в старый вид, и порядок. Я, - говорит, - любитель. Это, - говорит, - для меня радость вроде хобби".
А я возьми, да и согласись, старая плешь. Повторяю - интеллигентен он мне показался. Вот я по глупости бдительность-то и потерял.
Ну и он там недельку колдовал, что-то там возился, проводку даже новую проводил. Я ему - ты мне магазин спалишь, а он мне - не бойтесь, я в горсети консультировался. И вот он там недельку все колдовал, возился, а потом мне и говорит:
- Готово!
А было как раз без пяти десять до открытия. Мы все вышли на улицу. Я смотрю и думаю - да что же это за голый король? Как все было, так оно все и есть. Я ему напрямик говорю: "Ты, товарищ Химков, сказку про голого короля писателя Андерсена знаешь?" А он опять смеется, он все смеялся, подлец: "Давайте не будем делать поспешных выводов, давайте подождем немного". - "Подождем", - говорю.
А тут уж и посетители эти интеллигентные, как всегда, утром в магазин ломятся, стучат каблуками. "Подождите вы!" - кричу. А они- наоборот: лезут, ломятся, каблуками лупят, обещают написать в жалобную книгу. "Ну зачем вы стучите? - говорю. - Поступлений новых со вчерашнего дня не было и не будет, зачем стучать? В милицию захотели?"
Тут он мне и велит:
- Скажите, чтоб открывали.
И - господи боже ты мой! Лишь как дверь магазина открылася, то тут сразу же заиграла торжественная космическая музыка, отдаленно напомнившая мне "Марш коммунистических бригад". И все эти чеканные лозунги завибрировали космично, как показывают по телевизору, когда ракеты на дальние планеты отправляются И все быстрее и быстрее! И все громче торжественная музыка! А потом музыка стихла, и - о господи! - я гляжу, а они уже все на других местах, лозунги. Где, допустим, стояло "МИР", теперь- "РАВЕНСТВО", вместо "СВОБОДА" - "ТРУД". И лишь "КНИГА- ИСТОЧНИК ЗНАНИЙ" по-прежнему высоко сияло надо всем, начищенное уборщицей Химковым до блеска звезды.
— Ну и что? - спрашиваю я, обалдев. - Дальше-то что?
— А ничего, - смеется он. - Дальше каждые полчаса эти таблички будут менять свое местоположение. Этим
оживляется витрина и при скупых средствах выразительности создается сильное поле эмоционального воздействия.
НИ-ЧЕ-ГО! Ничегошеньки - я не стыжусь это признать, - ничегошеньки я не понял: хорошо это или плохо. И, слова ему худого не сказав, молча ушел в магазин думать - давать ему денег за такое изобретение или, наоборот, - денег не давать, изобретение демонтировать, из "Светоча" начисто выгнать.
А тем временем иль по городу слух прошел про нашу красивую витрину, или действительно она была красивая - я и до сих пор не знаю. А только повалил народ и - господи ты боже мой! - все больше молодой, странно это так, вроде как хиппически разодетые под художников, что ли? Но стоят тожественно и ждут тех самых полчаса, когда зазвучит торжественная музыка и лозунги станут космически скакать. И он среди них, важный такой, что-то объясняет.
Господи! Да это ж и на какое-то незапланированное сборище смахивает, думаю. Подкрался и слышу, как он объясняется с одной знатной горожанкой, дочерью одного знаменитого в нашем городе отца, одетой в рваные синие штаны и туфли на толстой подошве.
- Вот... А ты, дорогая, не верила в меня. Вот... худсовет отклонил... Но я одержал... Я добился. Вот он, мой
пространственный эффект многомерного пространства, поп-скульптурная композиция в замкнутом интерьере.
Символы - мир, труд, свобода, равенство, братство – не однозначны. Они - многомерны. Они насыщаются новой формой на основе старого содержания. Понимаешь?
- Понимаю, - шепчет эта размалеванная фря.
Худсовет отклонил??!!
Я тут же выскочил из укрытия и кричу:
- И я тоже все понимаю, гражданин Химков! Ваши документы!
А он это мне нахально смеется в старое лицо и говорит:
— Они же у вас в денежном ящике.
— Тогда пройдемте к денежному ящику, - говорю. - А вы, гражданка, останьтесь.
Говорю, а сам трясусь неизвестно отчего. Та надулась:
- Нет уж, позвольте, я тоже пройду.
А как ты ей не позволишь при таком папаше?
Ну мы и прошли в кабинет к денежному ящику. Я хоть и трясусь, но стараюсь сдерживаться. Я ему говорю...
Я ему говорю. Я ему вежливо говорю, меня никто не может упрекнуть, что грубо. Я ему говорю, что не напрасно мне Родина вручала ордена и медали. И поэтому мне не так-то просто впилить мозги. Я все понимаю, что означают эти крутящиеся "мир, труд, равенство и братство". Это означает - буржуазная эстетика правого уклона, вот что это означает, если говорить научно. И добро б, если бы у него на это было хоть какое-нибудь разрешение, а то ведь худсовет-то отклонил! Так, может быть, у него все же есть хоть какое-нибудь разрешение, говорю я, уже прямо обращаясь к знатной горожанке, дочери отца. А та гневливо:
- Да знаете ли вы, Павел Егорович, что настоящий талант не нуждается ни в каком разрешении! Настоящий
талант - творит! Настоящий талант доказал любимой, что ради нее он может добиться полета! - И на моих глазах целует веселого Химкова.
От этого ихнего поцелуя и у меня голова кругом пошла.
- Позвольте, - говорю. - А ваш папа в курсе ваших отношений?
Она опять губки надула, а Химков посерьезнел и эдак солидно объясняет:
- Ну частично, конечно, он в курсе, а скоро окончательно станет в курсе. Потому что мы, во-первых, сегодня
же подаем заявление в ЗАГС, поскольку я одержал наконец творческую победу, во-вторых, у нас скоро будет бэби, а в-третьих, я проверил себя и думаю, что теперь, когда мне будут созданы нормальные условия для работы, я смогу окончательно развернуться во весь свой творческий рост и осуществить многие свои задумки и мечтания.
Ну, про нормальные-то условия я понял, и про бэби тоже. Однако голова у меня еще пуще закружилась, и мне стало хотеться окончательной ясности.
— Так, а вы вот сказали товарищу, что выставили в окне какое-то новое содержание?
— Извините, извините, - поднял он ладонь. – Новая форма, а содержание по-прежнему остается старым. Тут я
ни с кем не расхожусь, даже с худсоветом.
Все окончательно поплыло у меня перед глазами. А вдруг он и в самом деле станет зять Лапынина? Что мне тогда будет? Все у меня поплыло, я и говорю:
- Что ж, присоединяюсь к поздравлениям вашего
творческого успеха.
Лезу в денежный ящик и даю ему пятьсот рублей. Он сильно удивился.
— Это что же, безо всяких документов?
— Почему безо всяких? - бодрюсь я. - Вы тут распишитесь, а трудовое соглашение мы потом составим, и вы
там тоже распишетесь. Я ведь теперь знаю, где вас искать!
И так это лукаво им обоим грожу пальчиком.
Он на нее глянул. Она бровкой шевельнула, и он мне:
- Нет, знаете ли, несолидно это как-то, так сильно
спешить. Оформим все в законном порядке, и если я имею право на вознаграждение за свой труд, то я это вознаграждение потому приму. Ваша воля. Ну, мы пошли.
И пошутил:
— Я надеюсь, мне можно идти? Свою работу я на сегодня выполнил. Магазин чист?
— Чист, - еле слышно отвечаю. - Желаю вам счастливо провести время.
И они ушли. А я вот сижу и думаю - ну нет, ну бывают же такие наглецы! Зачем? Зачем я его принял на работу? Хрен с ним, обошлись бы как-нибудь, как раньше обходились. Вон эту бабку Кузьмичиху можно было попросить или Чердынцева-сторожа. Они бы как-нибудь и прибирались бы тихонечко. Вот сижу я и думаю, и полная каша у меня в голове.
Ведь не должны же, не должны меня за это снять? За что меня снимать-то? План товарооборота я выполняю, идеологически выдержан, книг у меня в достаточном ассортименте, и покупатели всегда уходят довольные, я испытываю законную гордость за талантливого художника-самоучку, выросшего в моем коллективе. Не должны вроде бы.
А вдруг - снимут? А вдруг - ведь это ж часто бывает, что папаша вон какой почетный, а доченька крутится в сомнительных компаниях стиляг. Ну зачем, ну зачем, ну зачем я взял в тот свой горький час на работу эту нахальную бородатую сволочь?
Во времена моей молодости
Совершенно пишу. Хорошо пишу. Совершенно разучившись писать, пишу. Не нравится - не читай, говорю. Потому что типический, можно сказать идиот конца 70-х ХХ-го. В мыслях - сумятица, жуки и насекомые, пару много - хода нет. Но коли все с катушек поехало, как на ногах удержаться? Устанешь торчать: эти ТАМ маршируют, поп по ТВ кается, зачем-де я был, из канала Москва - Волга вынырнешь - на голове презерватив. А ведь во времена моей молодости,
