— С тобой не все в порядке. — Катин голос звучал неуверенно, почти надломленно. — Ты со всеми разругался. Ты…
— Глупости. Люди умирают. Они не выполняют своих обещаний. Их никогда нет на месте. Им в любой момент могут перерезать горло.
— Послушай меня!
Катя взяла в свои руки его голову, крепко, до боли сжала ее, и Давид увидел отражение своего лица, удвоенное в ее зрачках.
— Ты слегка двинулся!
— Правда? — Давид почувствовал, как поднималось в нем острое и бессмысленное чувство сильной неприязни. — Да кто ты такая? — услышал он собственный вопрос. — Стоишь, понимаете ли, тут и любой ценой пытаешься меня разубедить, ведь любой, не правда ли? Кто тебя послал?
Она отпустила его.
— Что ты сказал? Ты считаешь…
Но Давид ничего не разобрал; ее голос заглушил гул вертолета; вот он показался в окне, неожиданно близко и огромных размеров. Пропеллер накручивал в воздухе круги, вокруг мерцала красноватая зыбь. Вертолет удалялся, гул постепенно стихал, становясь слабее, и вскоре совсем прекратился.
— Даже если тебя никто не посылал, — тихо сказал Давид, — что маловероятно, так как они уже здесь и будут делать все возможное, а ведь мы едва знаем друг друга… Даже если тебя никто не посылал, было бы слишком рискованно.
Он сел за письменный стол, обхватил голову руками и на несколько секунд замолчал.
— Ты могла погибнуть…
Он посмотрел на Катю: та стояла перед ним и была бледна, из-за чего ее алые губы пылали еще сильнее, даже сейчас он обратил на это внимание. Девушка тяжело дышала. Давид покачал головой.
— Они существуют. Они действительно существуют. Но забудь все сказки. На самом деле это нехорошие люди. Их любезности грош цена, и у них нет ни капельки сострадания.
Вертолет вернулся. Вернулся стальной винт, рассекающий воздух, вернулся грохот колоссальной вихревой силы; Давид невольно втянул голову. Катя стояла на том же месте, в центре комнаты, только теперь она держалась подальше, в трех шагах.
Некоторое время они молчали. Потом вертолет скрылся, унеся с собой шум. Солнце почти закатилось, на лице девушки мерцали последние лучи.
Она покачала головой.
— Ты переутомился, Давид. Считай, я ничего не слышала. Ничего. Ни одного слова.
— Значит, ты мне не веришь?
— Пожалуйста, иди спать! Ты в ужасном состоянии.
— Неужели? — Он взглянул на нее рассеянно и почти враждебно. — Я этого не знал. Впрочем, я чувствую себя вполне сносно. Прости.
— Ничего страшного.
Она отвернулась, хотела закурить, но движения ее были какими-то нервными: спичка зажглась, сломалась и маленьким желтым пламенем упала на ковер; Катя быстро наступила на нее. Зазвонил телефон. Давид встал и поднял трубку.
Он не сразу узнал голос.
— Только что получил адрес Валентинова, ты мой должник. Знать не хочу, на кой он тебе. Записываешь? Ах да, ты же еще ничего не слышал: наш старый идиот в больнице, сильные боли в области живота, а еще что-то вроде приступа, подробности пока не известны. Кажется, все очень серьезно. А поскольку тебя не было, решили передать его семинар тебе; сожалею, но так получилось. Ах да, адрес! Пишешь?…
Давид записал адрес и положил трубку. Посмотрел вокруг и испугался. На мгновение он забыл, что в комнате помимо него есть еще кто-то.
Катя стояла у двери. В пальто, рука лежала на ручке двери.
— Подожди немного, пожалуйста.
— Нет, Давид. Я зайду завтра.
— Завтра ты меня здесь уже не застанешь.
Катя смотрела на него и как будто не могла решиться, потом повернулась, распахнула дверь, каблук ее подвернулся; вновь обретя равновесие, она вышла. В коридоре раздавался стук каблуков, шаги удалялись, становились тише — девушка спускалась по лестнице, потом все стихло. Через несколько секунд хлопнула дверь подъезда. Потом ее фигура внезапно появилась под окном; посмотрев направо и налево, Катя перешла через улицу. Уже на другой стороне она повернула голову, нашла глазами его окно, откинула назад волосы (крошечная шпилька упала на землю, отскочила и осталась там лежать); девушка миновала полицейского, по-прежнему чистившего фуражку, тот на секунду прервал свое занятие, провожая ее взглядом; Катя ускорила шаг, так что ее пальто раздулось на ветру, свернула за угол и исчезла из поля зрения.
Вдоль линии горизонта медленно тянулся вертолет. Раздался щелчок, и на улице зажглись фонари, озарив сумерки светом. На ковре рядом со скрюченными спичечными останками виднелось маленькое черное пятнышко.
Давид огляделся по сторонам. Входная дверь по-прежнему была открыта. На стене в общем коридоре осыпалась штукатурка, обнажив каменную кирпичную кладку, которая оказалась на редкость отвратительной. Давид закрыл дверь, два раза повернул ключ в замке и повесил цепочку. Зажег свет, темнота за окном сменила мягкие сумерки. Сел на кровать.
Дверь как будто приоткрылась? Нет, конечно же нет, это невозможно. Или — он просто уже спал. Давид подумал и пришел к выводу, совершенно определенному: он действительно спал. Теперь, несмотря на замок и цепочку, дверь в самом деле отворилась. Вошла сестра.
Давид резко открыл глаза. Он и впрямь лежал на кровати. В одежде, даже в ботинках. Дверь была заперта, лампа на потолке светилась бледно-желтым светом. Глаза снова закрылись.
Дверь нараспашку, сестра смотрела на него, по крайней мере в его сторону, но каким-то отсутствующим взглядом. Обеими руками она подавала знаки. Быстро и отрывисто жестикулировала, показывая на окно. Трясла головой.
Давид открыл глаза. Он чувствовал слабую, но ощутимую боль в области сердца. Потянулся за ингалятором, наполненным чем-то холодным, это успокаивало. Его взгляд блуждал по пустой комнате. Он снова закрыл глаза.
Губы сестры шевелились. Она пыталась что-то сказать, но ничего не получалось, неизвестно, по какой причине это было невозможно. Она стояла на одной ноге и старалась удержать равновесие. Потом, как ребенок, стала подпрыгивать, и тут он сообразил, что она на самом деле была ребенком, ребенком с перерезанным горлом, который во что бы то ни стало хотел ему что-то сказать. Сестра вытянула руки и прошлась колесом через всю комнату, от открытой двери до окна. Чтобы лучше видеть, Давид попробовал приподняться, но именно этого делать не следовало: движение тела что-то нарушило, глаза сами собой открылись, дверь была заперта, он лежал один.
Глухая притуплённая боль в области сердца давала о себе знать, как будто на грудь давил тяжелый предмет. Давид поднес ингалятор ко рту, нажал на колпачок и сделал вдох. Потом встал с кровати.
Взял телефонную трубку и набрал номер. Через несколько секунд на другом конце послышалось:
— Да?
— Катя, это я. Извини за вопрос, он, возможно, покажется тебе несколько странным! Ты приходила сюда?
— Давид, ты о чем?
— Пожалуйста, ответь! Я только что видел сон и точно не знаю, с какого момента он начался. Между нами был странный разговор, между мной и тобой, и я сказал кое-что… Ты приходила?
— Тебе действительно нужно проспаться. Уже довольно поздно и…
— Подожди! — взмолился он. — Я только хочу знать…
— Спокойной ночи!
Она повесила трубку. Некоторое время он неподвижно стоял, слушая отрывистые гудки. Ни спички, ни пятна на полу не было. Медленно протянув руку, Давид нажал на рычаг и набрал другой номер.
— Марсель, — сказал он, — мне очень жаль, но это срочно. Садись в машину и приезжай! Объясню тебе по пути. Приезжай немедля!
Белые полосы посередине дороги стремительно выскакивали из темноты, вытягивались и исчезали под капотом. Кроме них, были различимы лишь столбы с левой стороны, небольшие куски асфальтово-серого пространства, выхваченного фарами, и время от времени — огни других автомобилей. На небе ни звездочки, и деревья на обочине превратились в сплошную стену пролетающих мимо теней.
— Семь тысяч, — произнес Давид.
— Чего?
— Семь тысяч столбов. Расстояние между столбами тридцать три метра. Точнее, тридцать три целых три десятых. Отсюда следует, что мы проехали чуть больше двухсот тридцати километров.
— Пожалуйста, помолчи!
Марсель держал руль тремя пальцами левой руки. Волосы его были всклокочены, две пуговицы на рубашке расстегнуты, лицо серое и небритое.
— Сбавь скорость! — попросил Давид.
— Так! — взревел Марсель и ударил по тормозам. — Теперь достаточно! Ты звонишь мне среди ночи, утверждаешь, что это очень важно и я должен срочно за тобой заехать, так как тебе непременно надо с кем-то увидеться. Или ты мне сейчас же объяснишь, что все это значит, или пойдешь пешком!
Автомобиль съехал на обочину и остановился.
— Мы едем, — медленно произнес Давид, — к Борису Валентинову.
Марсель молчал. Он долго не сводил глаз с Давида. Потом снова завел мотор. Ближайшие столбы пришли в движение, проплывая все быстрее и быстрее, уложились полукругом в поворот, потом в следующий.
