Пожилая дама, сидевшая в маленькой тележке и державшая картонку с надписью «Негде жить. Могу мыть полы. Хочу есть», получала карамельный макьято. Вскоре я узнала, что ее зовут Тереза, и сначала покупала ей латте, как Миранде. Она всегда благодарила, но не притрагивалась к кофе, пока он был еще горячий. Когда я наконец спросила ее, должна ли я перестать приносить ей кофе, она энергично затрясла головой и прошамкала, что терпеть не может привередничать, но ей бы хотелось чего-нибудь послаще, потому что этот кофе для нее слишком крепкий. На следующий день я принесла ей латте с ароматом ванили и взбитыми сливками. Ну как, это лучше? О да, это намного, намного лучше, но, пожалуй, чересчур сладко. Еще через день я наконец ей угодила: оказалось, что Тереза всем прочим сортам предпочитает неароматизированный кофе со взбитыми сливками и жженым сахаром. Она расплывалась в беззубой улыбке и принималась жадно глотать кофе сразу же, как только я подавала ей чашку.
Третья кружка кофе предназначалась Рио, нигерийцу, который торговал CD-дисками с одеяла, разложенного у подножия «Башни Трампа». Он вряд ли был бездомным, но однажды, когда я подавала кофе Терезе, подошел ко мне и сказал – а точнее, пропел: «Ну и ну, вы фея из кафе „Старбакс“? А где же мне-е?» На следующий день я принесла ему гранде капуччино-амаретто – и с тех пор мы стали друзьями.
Каждый день я тратила на кофе на 24 доллара больше, чем это было необходимо (латте Миранды стоил всего четыре доллара), чтобы провести еще одну подпольную акцию против компании, – так я мстила им за то, что они отдали столько бесконтрольной власти в руки Миранды Пристли. Я тратила их деньги на людей запущенных, грязных и чокнутых – и если бы они узнали об этом, то и в самом деле почувствовали бы себя униженными, а значит, я добивалась своей цели.
Когда я вошла в вестибюль, Педро, разносчик из «Манхьи», болтал с Эдуардо по-испански.
– А вот и наша девочка, – сказал Педро, и несколько трещоток уставились на нас. – У меня, как обычно, бекон, колбаса и что-то вроде сыра. Сегодня только один сорт. Не знаю, как ты ешь эту гадость и остаешься такой же худой, – ухмыльнулся он. Я подавила желание сказать ему, что он еще не видел по-настоящему худых. Педро, конечно, знал, что не я съедаю его завтраки, но, как и любой из дюжины людей, с которыми я разговаривала до восьми часов, не знал всех деталей. Как обычно, я дала ему десятку за четырехдолларовый завтрак и поднялась наверх.
Когда я вошла в секретарскую, Миранда разговаривала по телефону, а на моем столе распласталось ее полупальто из змеиной кожи от Гуччи. У меня застучало в висках. Неужели она сдохнет, если сделает пару лишних шагов к шкафу, откроет его и повесит на плечики свое собственное пальто? Почему она позволяет себе бросать его на мой стол? Я поставила кофе, посмотрела на Эмили, которая разговаривала одновременно по трем телефонам и которой было не до меня, и повесила змеиную кожу в шкаф, вытащив оттуда свою собственную одежду и сложив ее, чтобы затолкать под стол: ведь она могла бы заразить ее пальто, если бы осталась висеть рядом.
Я схватила два куска нерафинированного сахара, ложечку и салфетку из запаса, который был у меня в ящике стола, и сжала их в кулаке. Подавила вспыхнувшее было желание плюнуть в ее кофе, достала с полки фарфоровую тарелочку и положила на нее жирное мясо и влажный сыр. Вытерла руки о ее грязные вещи, спрятанные у меня под столом, чтобы она не видела, что их еще не забрали. Теоретически я должна была мыть ее тарелку в раковине на кухне каждый раз, как она поест, – но тут уж я ничего не могла с собой поделать. Мыть ее тарелки на глазах у всех было слишком унизительно, поэтому я их не мыла, а вытирала салфетками и отскребала остатки желтка и сыра ногтями. Если тарелка была очень грязной – или все уже успело присохнуть, – я открывала бутылку «Пеллегрино» и наливала немного в тарелку. Я не очень переживала из-за моральной деградации – настораживало лишь, что планка снизилась так легко.
– Помните, я хочу, чтобы мои девочки улыбались, – говорила она в телефонную трубку. По интонации я поняла, что она разговаривает с Люсией, директором отдела моды, отвечающей за экстерьер манекенщиц на предстоящей фотосессии в Бразилии. – Счастливые, белозубые, здоровые, ухоженные девочки. Никакого уныния, никаких мрачных тонов, макияж только светлый. Я хочу, чтобы они сияли. Я говорю серьезно, Люсия, ничто другое неприемлемо.
Я поставила тарелку с сандвичем на край ее стола, рядом пристроила латте, салфетку и все прочие принадлежности. Она на меня не взглянула. Я помедлила с минуту: вдруг она даст мне стопку бумаг, которые надо отослать по факсу, или просмотреть, или разложить по папкам, – но она не обращала на меня никакого внимания, и я вышла. Восемь тридцать утра. Всего три часа, как я на ногах, а мне кажется, что я проработала все двенадцать. Сейчас я могла присесть – первый раз за все утро. Но лишь только я собралась залезть в свой электронный почтовый ящик, посмотреть, нет ли там каких-нибудь вестей из внешнего мира, как появилась она. На ней были жакет из твида с ремнем, туго стягивавшим ее и без того тонкую талию, и прекрасно гармонировавшая с жакетом узкая юбка. Она выглядела сногсшибательно.
– Ан-дре-а. Кофе ледяной. Не могу понять почему. Думаю, вы отсутствовали слишком долго. Принесите мне другой.
Я сделала глубокий вдох и постаралась, чтобы на моем лице не появилось выражение ненависти. Миранда поставила невыпитый кофе на мой стол и взяла оставленный для нее свежий номер «Вэнити фэар». Я чувствовала, что Эмили смотрит на меня и что во взгляде ее смешались сочувствие и злость: ей было жаль, что мне придется повторить чертову гонку, но она злилась на то, что я смею из-за этого расстраиваться. В конце концов, разве не ради такой работы, как у меня, миллионы девушек готовы на все, что угодно?
Я издала выразительный вздох – тщательно отрепетированный, настолько громкий, чтобы Миранда могла его слышать, но все же не настолько, чтобы она потребовала объяснений, – снова надела свое пальто и поплелась в направлении лифта. Мне предстоял мучительно долгий день.
Второй кофейный забег прошел более гладко. Народу перед кафе немного поубавилось, и Марион уже была на своем рабочем месте. Она лично принималась готовить кофе Миранде, когда я за ним приходила. На этот раз я не думала снова выступать в роли растратчицы – уж очень мне хотелось поскорее вернуться и сесть, – но все же заказала два добавочных капуччино для себя и Эмили в качестве компенсации. Когда я расплачивалась, зазвонил телефон. О, черт, эта женщина невыносима. Ненасытная, нетерпеливая, невозможная. Всего четыре минуты, как я ушла, из-за чего тут же лезть на стену? Снова одной рукой я держала поднос, а другой полезла в карман за телефоном. Я уже решила, что такое свинство с ее стороны дает мне право выкурить еще одну сигарету – и не важно, что это будет стоить ее кофе еще нескольких минут, – но тут увидела, что это звонит Лили со своего домашнего телефона.
– Ну как, плохи дела? – спросила она с восторгом в голосе. Я взглянула на часы и увидела, что ей полагалось быть на занятиях.
– Да так себе. Совершаю второй кофейный забег, все прекрасно. Я страшно довольна жизнью, если тебе это интересно. А что случилось? Разве ты не должна быть на занятиях?
– Ну да, но вчера я второй раз встречалась с Парнем в Розовой Рубашке, и мы оба выпили слишком много коктейлей. Восемь «Маргарит» – это чересчур. Он все еще в отключке, не могу же я бросить его и уйти. Но я не из-за этого звоню.
– Да? – Я почти не слушала, потому что из одной чашки начал выливаться кофе. Телефон я держала плечом и шеей, а освободившейся рукой пыталась вытянуть и зажечь сигарету.
– У хозяина квартиры хватило наглости постучаться ко мне сегодня в восемь утра и сказать, что меня выселяют. – В ее голосе слышалось ликование.
– Выселяют? Да почему? И что же ты будешь делать?
– Похоже, они наконец-то расчухали, что я не Сандра Гере и что она не живет здесь уже полгода. Поскольку мы с ней не родственницы, ей не разрешали передать мне квартиру. Естественно, мне пришлось сказать, что я – это она. Понятия не имею, как они узнали. Но это все фигня, потому что теперь мы с тобой будем жить вместе. Ведь у тебя помесячный договор с Шанти и Кендрой, верно? Ты ведь поселилась с ними только потому, что тебе было негде жить, ведь так?
– Так.
– Ну вот, а теперь мы можем снять квартиру вдвоем, где только захотим!
– Здорово! – Самой мне мой голос показался неискренним, хотя на самом деле я была очень рада.
– Так ты за? – спросила она, но ее энтузиазм несколько угас.
– Конечно, за, Лил. Правда, это классная идея. А что у меня голос такой, так это оттого, что я стою на улице с коробкой обжигающе горячего кофе, который уже начал подтекать, а идет дождь со снегом, и…
Бип-бип. Раздался второй звонок, и хотя я чуть не сожгла себе щеку сигаретой, пытаясь отвести телефон от уха, я все же умудрилась рассмотреть, что это звонит Эмили.
