Вот что теперь в Чарити местным делать? Многие люди шлялись и туда и сюда, страны-то в двух часах воздушного пути. Тут Чарити, тут же Гоа. Бороться? Дискриминация по гендерной принадлежности? Гаагский суд? Но здесь вам не Европа, в варварской стране свои жесткие правила, за незаконное проникновение через соседнюю нищую державу уже дали беспечной и богатой туристке год местной каторги. Она там, по слухам, занималась с проститутками йогой.
Далее, власти Гоа собирались требовать въезда мужа вместе с женой. То есть тратиться еще и фиктивному мужу на билет туда-обратно?
Да, от судеб защиты нет.
Потом, спустя полчаса, три стройные сорокалетии отчалили. Вот уж действительно они были грации, хариты, музы, что Чарити делает со своими обитательницами, что! Океан, морской воздух и плавание, загар, фрукты, массажные салоны. И одеты (раздеты) грации были у желтых модельеров (которые купленное в Париже и Лондоне передирают стежок в стежок).
И шла жизнь, особенно после заката, рестораны, звонки, возгласы, встречи, объятия, может, перепадет что-то вроде мимолетной любви, тут с такими вещами несложно. Любовь, искомый конечный продукт, производное всей этой жизни, цель: найти.
Вот Дионисий совершенно случайно нашел свою любовь (я побывала тут на разведке, вчера, послушала). Он нашел любовь в Интернете и сиял как младенец, теперь дайте ему насосаться, приникнуть к груди, а то, что его Али оказалась замужем, Дионисия не волнует: он нашел. Дионисий, причем, нашел не женщину по переписке, что важно, он нашел певицу своей жизни, нашел ее песни, ее музыку и ее поэзию, и это для никому не известной Али важнее важного: вот он, ценитель. Дионисий написал ей емелю, получил ответ (а клип Али, снятый ее мужем-продюсером, разместил там же).
Дионисия сразу пригласили в гости. Оказалось, они обитают рядом, в получасе езды на скутере. Посетил дом Али. Пребывал в умилении. Увидел их постель, бросился на нее, чуть ли не рыдая, и о том вечерком рассказал Стелле. А как же, Стелла была его единственной родной душой на всем побережье.
Муж-то Али, я знаю, не продюсер. Мне не удалось понять, кто он, а такая защита о многом говорит. То, что он за мной не охотится, еще ничего не значит. Он, видимо, просто чем-то торгует тут, без рекламы.
Али тоже не певица. Это крыша. У нее ни концертов, ни продаж.
Теперь Стелла пока на перепутье, ей надо снова искать свое, она потратила на Дионисия три года. Ни семьи, ни детей, ни любви. Три года назад она нашла Чарити как спасительную обитель, бросила все, работу, подруг и свою неудачную любовь, служебный роман, сдала квартиру, покинула и заботливую маму, которая теперь все время шлет отчаянные эсэмэски, что съемщики съехали и новых не найти (Стелла такая не одна, на это почти все тут живут).
А у Дионисия был прекрасный дом с видом на океан и заходящее солнце. И все складывалось так хорошо!
Подруги на родине легко ее забыли и принципиально почти не узнавали, когда она возвращалась по весне. Спрашивать ее им не хотелось, а все ихнее она знала из почты и Инета. Стеллу даже не стремились звать, как раньше, в гости. Семейные, заросшие бытом, занятые детьми и мужьями, в тесных квартирах, заваленных книгами и хламом, который нет сил отсортировать и выкинуть, они, прежние подруги, давно вычеркнули прекрасную Стеллу из списка живущих.
Бывшая любовь, мужчина во цвете лет, когда она зашла на прежнюю работу, стал хорохориться, потягиваться и таращить свой пивной живот, многозначительно поглядывая на остальных. Господи, и это был он?
Стелла стала столь совершенной, что просто не могла найти себе места на родине.
Народ там, дома, вообще считает, что в Чарити одни мертвые. Ведь что есть жизнь? Иметь цель (что самое важное) и ее достигнуть.
Вопрос из Чарити: чего достигать-то?
Туманный ответ: исполнения желаний.
Вопрос из Чарити: а у нас что? У нас ведь полное исполнение желаний! Погода, природа, свобода, дешевка. Деньги есть.
Ответ: знаете, погодные условия не есть главное в развитии человечества. Вот местные ваши при таком раскладе, что и океан, и солнце, и дешевка, кокосы-ананасы, чего они достигли, аборигены? Всё ведь в прошлом! Что тут, выросли собственные выдающиеся мастера? Интеллектуалы? Художники, что бы ни иметь в виду под этим словом? Ни архитектуры, ни производств, ни университетов, ни наук. Мелкая торговля. Два этажа как предел. Грязь, салоны тату, подозрительные массажи и педофилия. Телевизоры с сериалами. Да и вас что ни полгода, то высылают на родину. И зацепиться в Чарити не за что, продажа домов иностранцам запрещена.
Вопрос из Чарити: что, так и жить в нищете, тесноте, мокропогодице, снегах и гриппе? Толочься в толпе, в метро, общаться на работе с кем попало? Попадать в отечественные жуткие больнички? Не знать, с кем потрахаться? Не видеть солнышка, не дышать воздухом?
Ответ: наркоманы вы там.
Вопрос из Чарити: вы же курите сигарету за сигаретой? Пьете водку до блёва? Обжираетесь в гостях, три кило прибавки за вечер? Это же тоже наркота, привыкание. Чем вы лучше?
Ответ: вы для жизни мертвы.
Вопрос из Чарити: вы-то не мертвы?
То есть я, как обычно, создаю для себя портрет местности и список проблем ее аборигенов.
Мы поклевали у Дионисия орешков кешью, выпили чаю.
Затем началось вечернее мероприятие, традиционный закат солнца. Дионисий усадил меня в первый ряд партера. Солнце, красное, улыбающееся, аккуратно, как барышня, опускалось седалищем в море.
Главное тут было — осуществится ли точное попадание в горизонт, то есть ясно ли будет видно, как нижний край светила коснется предела? Тогда свершится тач-даун.
Однако не срослось, горизонт поднял некоторую водную пыль.
Потом мы поехали ужинать в лучший ресторан. Меня принимали по высшему разряду. За все платила Стелла.
Я тоже расплатилась с принимающей стороной своим щебетанием о том, как я жила в знаменитой клинике SwaSwara, в цековском санатории (его так окрестил Ал-др Г., с которым мы до того ужинали в далеком Гоа). Там, в этом аюрведическом прибежище, жила также и Марина Абрамович, ударение на второе «а», знаменитость, которая устраивает перформансы по всему миру, позирует голой для видео-арта, а начала она с того, что бритвой вырезала у себя на животе красную (в полном смысле слова) звезду, из которой полила струйками кровища. Марина иногда месяцами живет за стеклом в каком-нибудь музее, даже сидит на унитазе и моется на глазах у публики. Люди валом валят на нее посмотреть. И к ней туда стала каждый день приходить какая-то женщина. Потом она начала ей писать записки. Это была знаменитая лесби Сьюзен Зонтаг, мать всей американской культуры, которая вскоре умерла от третьего рака. Маринин следующий проект — в МОМе она будет стоять со змеями в руках на высоте пяти метров по восемь часов в день, а в конце бросит их. Тут я выразила моим новым друзьям сомнение, что общество защиты животных позволит мучить змей.
И у Марины ужинают друзья, Бьорк, Мэттью Барни, Лу Рид и та из «Секса в большом городе», которая не лесбиянка и не кривоногая, Ким Кэтролл.
Затем я показала Стелле и Дионисию свое видео, я его сняла на телефон, как мы со всем этим сбродом ужинаем в ресторанчике шиваистского городка поздней ночью, после того как нам явилась местная достопримечательность в известном месте паломничества, в пруду, обрамленном набережной с двумя грязными белыми колоннами и с выбитой навечно надписью на английском: «В прошлом году тут утонуло 56 человек».
Там к нам выплыла из черной зеркальной глубины белая женщина с обширным животом, но без шеи, с головой в виде огромного рта, подождала чего-то и скрылась. Оказывается, мы видели легенду местных ночей, об этой полурыбе говорят, что она питается трупами (рассказывала я).
Так прошел наш ужин с Дионисием и Стеллой.
Утром они за мной заехали на такси, и мы отправились в ресторан завтракать. Светская жизнь!
То была чудесная поездка, в открытые окна дул душистый ветер с соломенных полей, виднелись далекие горы. Стелла подбородком показала туда: недавно они ездили на двое суток в заброшенный монастырь, в святые места, добираться туда восемнадцать часов в одну сторону, из них шесть часов пешком по горной тропе вверх и потом восемь часов вниз. Обратно труднее!
Но невероятно интересно, что, когда полезли в последнюю отвесную гору, пошел снег! И стемнело быстро! На вершине в разрушенном монастыре, как оказалось, живут только девушка и мальчик двенадцати лет. Они не видятся друг с другом. Едят что люди им оставят. Воду носят из ручья, он ниже на двести метров. Девушке двадцать семь лет. Оба не говорят на английском. Постоянный холод. Оба монаха, и мальчик и девушка, обитают в подземельях в разных концах горной вершины и жгут каждый свой костер. У мальчика была вода в консервной банке, он усадил тех, кто дошел, согрел банку на костре и дал им попить горячей воды.
