— Грабь награбленное! — в свою очередь выкрикнул автор программы «Девять с половиной недель» и выхватил у ошеломленного богатея вторую сумку. — Еще сопротивляется…
На шум из близлежащих домиков повыскакивали изолянты. Кто-то из них с ходу обозвал человека-крота свиньей и засветил ему в ухо, тем самым переведя конфликт на качественно новый уровень.
— Господа! Делить надо по справедливости! — напрасно взывала широкотелая дама, в свое время чуть не ставшая министром обороны, а потом работавшая советником президента по вопросам охраны материнства и детства.
Но вот к месту беспорядков подоспели спецнацгвардейцы во главе с сержантом Хузиным. Лихо врезавшись в толпу, они профессионально разорвали ее на несколько копошащихся клочков, решительно работая дубинками-демократизаторами, начали умиротворять разбушевавшихся изолянтов и прежде всего отбили у них плачущего и окровавленного человека-крота: он судорожно прижимал к груди единственное, что у него осталось, — бутылку «бордо» урожая 1974 года.
— В следующий раз вообще прибьем! — никак не мог угомониться непоправимо опоздавший к торжеству социальной справедливости изолянт № 43, бывший вице-премьер и автор знаменитой теории «стимулирующей зависти». Суть этой теории в том, что неимущие слои, видя, как растет уровень жизни слоев имущих, начинают страшно завидовать и потому трудиться гораздо интенсивнее, а в результате наступает повальное процветание! Сержант Хузин, не глядя, достал его демократизатором, и № 43 сразу же угомонился.
— Расходитесь! — крикнул Ренат. — А то будем искать зачинщиков!
Но не тут-то было: в толпе уже начался непростой и противоречивый процесс перераспределения отнятых у богатея продуктов. В этот момент к киноторговому центру, визжа тормозами, примчалась вызванная по рации «санитарка», и 62-го силой стали укладывать на носилки. Он возражал, даже кусался, видимо, опасаясь, что в медчасти у него отберут последнее. В суматохе никто не заметил, как из толпы занятых дележкой изолянтов вылетело несколько булыжников, нацеленных, конечно, в человека-крота, но попавших почему-то в водителя «санитарки», который без звука повалился на землю. Ренат принял молниеносное решение: он бросил вверенных ему спецнацгвардейцев в атаку, и те, молотя демократизаторами, мгновенно рассеяли толпу изолянтов, в ужасе побросавших свою добычу, которая досталась, естественно, победителям. Потом Ренат приказал стряхнуть с носилок человека-крота и уложить на них потерявшего сознание шофера.
— Курылев, за руль! — приказал сержант Хузин. Мишка с тоской посмотрел на Лену: она все так же стояла, испуганно прижавшись спиной к витрине. Перед тем как сесть в машину, Курылев незаметно приложил ладонь к груди. Лена в ответ сделала то же самое.
— Давай, давай, рули! — противным голосом приказал Ренат.
— Рулю! — огрызнулся Мишка, поворачивая ключ зажигания.
— Дуй в санчасть, Симплициссимус!
— Дую…
— А чего ты такой злой? Пива хочешь? — спросил сержант, кивнув на несколько помятых банок, катавшихся под ногами.
— Не хочу…
Они развернулись, и Мишка включил сирену.
— А как у вас будет «люблю до гроба»? — вдруг лениво-равнодушным голосом поинтересовался Хузин. — Вот так, да? Он, томно закатывая глаза, приложил растопыренные пальцы к сердцу, а потом приставил указательный палец к виску и громко щелкнул большим и средним.
— Вот так, да?
Мишка от неожиданности чуть не въехал в кювет…
Изолянт № 55 умер ночью от сердечного приступа. Ренат лично заехал за Курылевым, разбудил и повез на «газике» в гараж, где стояла демгородковская санитарная машина. На ней, и только на ней, возили в городскую клинику тяжелых больных, а покойников — в крематорий.
— Вставай, говновоз, тебя ждут великие дела!
— А? Кто это? Что случилось? — спросонья вскинулся Курылев.
– № 55 при смерти… А может, уже и умер. В любом случае везти надо. Одевайся!
— На чем везти?
— На горбу. У санитарщика сотрясение. Путевку я на тебя оформил. Одевайся, тормоз!
— А сколько времени? — спросил Курылев, хотя прямо у него над головой стучали облупившиеся ходики.
— Без трех минут четыре. Для сердечников самое время…
— Укол-то хоть сделали?
— А как же! Без укола никак нельзя.
Они сели в комендатурский «газик» и, прыгая на ухабах, помчались к демгородковскому автохозяйству. Конечно, это было нелепо: где-то хрипит умирающий, а сержант спецнацгвардейцев везет шофера-ассенизатора, временно замещающего травмированного водителя «санитарки», в гараж вместо того, чтобы давно уже на первых попавшихся колесах домчать больного старика в клинику. Но так, увы, не только в Демгородке — так везде. «И запрягаем долго, и ездим хрен знает как!» — антипатриотично вздохнул Мишка.
— Жалко Ленку! — неожиданно сказал Ренат. — Папаша помрет — на тебе девчонка останется.
— Почему на мне?
— Сволочь ты голубоглазая! Думаешь, любовь — это только когда ты на ней?
— При чем тут любовь? — чтобы выиграть время, переспросил Курылев.
— Значит, ты девчонке жизнь просто так испакостил?
— Почему это испакостил?
— Ну, Курылев! Ну, почемучка с ручкой! Она уже три медосмотра пропустила…
Сержант так крутанул «баранку», что Мишка чуть не вылетел из машины.
— А ты что, следишь за нами?
— Слежу.
— Спецнацзадание?
Ренат даже оторвался от дороги и с интересом поглядел на Курылева, соображая: случайно тот ответил так удачно или просто раньше дурачком прикидывался?
— Если б задание, ты уже давно бы не ассенизатором, а дезактиватором работал! Понял?
— Понял, — без затей кивнул Мишка.
Они уже подъезжали к Демгородку, и на сторожевых вышках, стилизованных под теремки, можно было разглядеть часовых, топтавшихся возле крупнокалиберных пулеметов. Солнце еще не взошло, но над лесом облака уже светились изнутри рыжим огнем. Простояли еще на третьем КПП. Молодой бестолковый сержант куда-то звонил, потому что, понимаете ли, после угрожающих писем президентам и мордобоя возле «Осинки» пропускной режим ужесточили. В довершение всего он еще стал дотошно осматривать «газик».
— Львов ищешь? — презрительно спросил Хузин.
— Согласно приказа! — бодро ответил тот.
К домику № 55 подрулили, когда солнце уже взошло и висело над лесом, точно новенькая медаль «За верность России». На крылечке стояли два спецнацгвардейца с автоматами и дежурный санитар в белом халате. Они курили, ржали и жрали крупную клубнику, насыпанную в белую докторскую шапочку, которая в нескольких местах пропиталась кровавыми пятнами.
— С прибытием, господарищ сержант! — поприветствовал спецнацгвардеец.
— Ну как он? — сурово глянув, спросил Ренат.
— Готов.
— Острая сердечная недостаточность, — пояснительно добавил санитар.
— А где № 55-Б?
— Рыдает. Я хотел ее осмотреть, чтобы лишний раз в медпункт не гонять. Не далась — гордая…
Спецнацгвардейцы захохотали и игриво посмотрели на Курылева — источник их эротических отдохновений. Изолянт № 55, Борис Александрович, отец Лены, лежал, вытянувшись на кровати, и, казалось, просто спал с открытым ртом. Она сидела рядом, смотрела в пространство и держала обеими руками неживую ладонь отца.
— Жаль, что так получилось… — помолчав, выговорил Ренат. Лена в ответ только пожала плечами.
— Он успел? — совсем уже по-другому, строго и тихо спросил сержант. Лена еле заметно наклонила голову.
— Ты запомнила? Лена закрыла глаза — то ли подтверждая, то ли потому, что не могла сдержать слезы.
— А что она должна запомнить? — встрял Мишка, с удивлением глядя на них.
— Не твое дело! — отрезал Ренат и выглянул в окно. — Я пойду с гробом разберусь, а ты поговори с этим Калибаном! Теперь все от него зависит. Времени мало, сейчас «похоронка» припрется! Ты меня поняла?
— Поняла, — отозвалась Лена, и Мишка не узнал ее голоса.
«Похоронкой» в Демгородке называлась комиссия, состоявшая из начальника учетно-финансового отдела подъесаула Папикяна, главврача и представителя изолянтской общественности. Именно они актировали усопшего, после чего покойника на «санитарке» под обязательной охраной спецнацгвардейца везли в областной крематорий. Это была нелишняя предосторожность: время от времени случались нападения на машины «скорой помощи». Избавитель Отечества, несмотря на титанические усилия, пока не мог окончательно искоренить торговлю человеческими органами для пересадки — бизнес, ядовитыми цветами распустившийся при демократах. Одного пойманного «почечного барона» адмирал Рык приказал самого «с потрохами» пустить на трансплантацию! При этом он сказал: «На Страшном суде ангелам придется потрудиться, выковыривая эту сволочь из добрых христиан!». Поговаривали, что глубокозаконспирированные «Молодые львы демократии» тесно связаны с «почечными баронами» и финансируются ими…
