Он докурил сигару, отбросил окурок в сторону – огонек «трабуко» осветил на какое-то мгновение стоявшую вокруг темноту. У него было такое ощущение, что он не знает, где сейчас находится. Густая трава смягчала его шаги, в то время как он думал, что пересекает усыпанную щебнем просеку. Он зажег фонарик, но свет его был настолько слабый, что он так ничего и не разобрал. Он посмотрел на часы, было без двадцати двенадцать, однако, приложив часы к уху, он не услышал их тиканья. Разволновавшись, он выругался. Учащенно забилось сердце.
Амори Консон шел очень осторожно, делая очередной шаг, он выносил ногу вперед. Сначала он натолкнулся на стену. Затем угодил в яму, заполненную – сразу же понял он – росой, которую Аугустус использовал для утренней очистительной ванны. Затем, уже совершенно заблудившись, зашел в кусты – пахучая смородина соседствовала там с недружественной туей, – выбраться откуда он смог с большим трудом, изрядно оцарапавшись.
В конце концов он все-таки отыскал дом, а ведь начинал уже было думать, что сгинет в гуще этого парка. Ему показалось, что в доме никого нет. В окнах не горел свет, все тонуло во мраке.
– Наверное, – пробормотал он, – произошло короткое замыкание.
Он вошел в темный коридор. На ощупь добрался до гостиной, нашел там диван, опустился на него. Он весь дрожал.
В доме стояла мертвая тишина.
– Где же Саворньян, Скво? – встревожился он. – И почему не прибыл Алоизиус Сванн?
Тогда – он не понимал, почему, – его охватила паника. Вдруг шею пронзила нестерпимая боль. И сразу же жутко заболела голова.
– Наверное, я отравился, – чуть ли не простонал он. – Что-то, видно, несвежее съел за ужином…
Он хотел было вскочить, поискать, нет ли здесь где-нибудь какого-либо сердечного средства, сиропа или рвотного. Закралось подозрение: в вино ему кто-то подсыпал яд.
– И я также! В свою очередь! Я понял, меня отра… он меня отра… – чуть ли не выл он, не зная, правда, кого имеет в виду.
Казалось, он вот-вот впадет в глубокую кому. Но он все-таки поднялся, пусть и с огромным трудом, и сумел выйти в коридор.
Ну почему, сетовал Амори, он в свое время так легкомысленно отказался от прививки, делающей организм невосприимчивым к ядам, которую рекомендовали ему по меньшей мере раз двадцать?…
Ну что ж, настал его последний час? Нет, черт побери, выругался он. Он должен выпить какое-нибудь противоядие или хотя бы молоко. Он вспомнил, что наверху, в одной из комнат в той части дома, которую занимал Артур Уилбург Саворньян, стоит флакон с гоматропини гидробромидиумом:
Он наверняка поможет.
На ощупь с большим трудом Амори поднялся наверх, вскарабкался в полной темноте по винтовой лестнице…
21
Глава, которая по прохождении кратчайшего пути поведает нам о смерти уже упоминавшегося индивидуума
Поздно ночью Алоизиус Сванн в сопровождении Оттавио Оттавиани прибыл в Азенкур. Отбыв еще до полудня из комиссариата пригородного района Сан-Мартен (как раз там хранилось множество документов, связанных с исчезновением Антона Вуаля), он вел свой «форд мустанг» с мастерством, достойным самих Фанджио, Стирлинга Мосса, Джима Кларка или Брэбхэма.[346]
Но складывалось такое впечатление, что злые силы всю дорогу насылали на него разные напасти (ибо, каким бы рьяным приверженцем Великого Вишну ты не был, в инкарнацию, транссубстанциацию или трансформацию Алоизиуса Сванна поверить нелегко): по меньшей мере шесть раз машина останавливалась без видимой причины, вынуждая Оттавио Оттавиани приступать к работе долгой и сложной, состоявшей в том, чтобы улучшить, педантично, блок за блоком, блочок за блочок, состояние этого движущегося многочленного механизма – от шасси до поршня, от капота до трансмиссии.
Затем он угодил в овраг, который по благоприятной случайности оказался не очень глубоким.
Наконец, Алоизиус раздавил – по очереди – индюка, кота, стриженую болонку и в довершение ко всему мальчишку, которому не было еще и шести лет, разгневав народ в ближайших населенных пунктах до такой степени, что уже начал опасаться за собственную жизнь.
– Уф, – радостно вздохнул Оттавиани, в то время как Алоизиус останавливался в центре большого облака пыли, – вот мы и на месте, и, надо сказать, не очень-то рано!
– Как бы ни было слишком поздно, – с сомнением в голосе возразил Алоизиус, – смотри: в доме ни лучика света, полный мрак и запустение.
– Да они все уже спят, – успокаивал Оттавиани своего шефа, – вот и все дела.
– Та-ра-та-та, – усмехнулся невесело Сванн, – времечко для сна, сдается мне, они выбрали не самое лучшее. Знают же, что мы должны приехать, могли бы хоть дверь оставить открытой.
– Позвоним, – сохранял хладнокровие Оттавиани.
Он трижды нажал на кнопку звонка возле двери – звук был не громкий и пронзительный, а мягкий и чистый. Прошло довольно много времени, однако никто к двери так и не подошел.
– Ты видишь, – сказал удрученный Алоизиус, – они все мертвы. – Затем, косясь на Оттавиани с двусмысленным видом, он едва слышно прошептал: – Нет, есть в доме по меньшей мере один человек, который еще жив, но, я полагаю, напился он как сапожник!
– Спокойствие, – выступил на авансцену действа Оттавиани.
Казалось, он не понял, что хотел этим сказать Алоизиус. Но вскоре с помощью одного лишь перочинного ножика ему удалось взломать дверь.
– Входим, – предложил он.
Он вошел в дом с некоторой опаской; в нескольких шагах позади шел Алоизиус Сванн, который, казалось, дрожал от страха. Но внезапно они увидели в темноте луч фонарика. Всмотревшись, узнали Скво.
– Ты видишь, – сказал Оттавио Оттавиани, – мы напрасно переживали – вот Скво!
– Слава Богу, приехали! – вскричала Скво опечаленное Заждались мы вас!
– Вид у тебя, Скво, не очень-то веселый, – заговорил Алоизиус, – что случилось?
– Аугустус помер!
– Но мы же из-за этого и приехали!
– А следом за ним и Ольга!
– Ольга?! – подскочил Оттавио Оттавиани.
– Да, Ольга, а еще и Иона!!!
– Иона? – удивился Оттавиани. – Я не знал, что здесь должен быть еще и какой-то Иона.
– Да это карп! – проворчал Алоизиус.
– Ах, вот оно что! – только и смог произнести Оттавиани, несколько замороченный: он плохо понимал, почему это какой-то неразумной рыбе дали человеческое имя.
– Но где? Когда? Почему? – сыпал Алоизиус Сванн вопросами.
– Ты хочешь сразу все узнать, – запричитала Скво, – но пройдем сначала в гостиную, выпьем немного, иначе утренняя прохлада проберет нас до костей.
В доме было темным-темно, словно в глубине огромной печи.
– Произошло короткое замыкание, – сказала Скво, – наверняка перегорела пробка, но мы не смогли, сколько ни пытались, ничего поделать. Более того, здесь нет ни одного фонаря, кроме этого – вы видите, какой с него прок.
– Не печалься, Скво, – утешил ее Оттавиани, – мы выслушаем тебя и в темноте, тем более что до рассвета уже немного осталось.
В кромешной темноте добрались до курительной комнаты. Там при слабеньком свете фонарика, от которого к тому же изрядно воняло, Скво перечислила полицейским всю ту ужасающую серию ударов, которая сотрясала дом Клиффорда на протяжении сегодняшнего дня:
Вторжение Амори Консона в сопровождении Артура Уилбурга Саворньяна;
Конфронтация бесчисленного множества сведений, касающихся исчезновения Антона Вуаля:
Его Дневника,
Альбома Аугустуса,
Незапятнанной танка, выбеленной на черном картоне,
Неоригинального свода шести мадригалов, записанных Антоном для Ольги, который Аугустус перефразировал в волнующей речи;
Смерть Аугустуса, который утром, собираясь идти кормить Иону, выкрикнул внезапно: «Заир!», затем рухнул замертво на пол;
Сага о Заире:
Появление Хэйга вследствие вышеупомянутого вторжения Трифиодоруса,
Вера Отона Липпманна,
Утренние очистительные ванны,
Исчезновение Заира,
Смерть Отона Липпманна,
Призвание Хэйга,
Белая россыпь на краю бильярдного стола,
Бегство Дугласа Хэйга из дому,
Появление Антона Вуаля,
Проклятье Хэйга,
Родственная связь клана Маврокордатос,
Страсть Албена,
Убийство Албена Отоном,
Запись, затем перевод Катуна, проявившегося на краю бильярдного стола,
Смерть Хэйга в Урбино, смерть, относительно которой существуют как минимум три версии;
Рассказ Ольги о ее любви к Антону;
Исчезновение Антона, узнавшего о том, что его отцом, равно как и отцом Хэйга, является Трифиодорус;
Смерть карпа Ионы, которого собрались покормить;
Приготовление фаршированной рыбы по-еврейски;
Ольга потрошит Иону и находит в нем этот ужасный Заир, падает как подкошенная на пол, рассекает себе макушку, мгновением позже умирает, прошептав: «Проклятье!»
