- Есть, - сказал Аид Александрович, у которого не было никакой серой хламиды.
- Ну вот, Вы и были в серой хламиде в горах. И мирт в руках - знаете мирт? Есть у Вас мирт?
- Есть, - кивнул Аид Александрович, с трудом понимая, как это у него может быть мирт и почему он соглашается с Эвридикой. Но соглашался же, черт возьми!
- А, что я говорила! И еще папа… Сцена с тобой, пап! Кисть начала облезать: волоски выпадали. Кисть лысела, а ты послал меня куда-то за новой, потому что хотел писать меня танцующей. Но почему у тебя сейчас такое лицо? Ведь это же точно было! Ты вспомни, в детстве, даже я помню: мы втроем - ты, мама и я - ходили в "Детский мир", я прошу краски, ты покупаешь, потом кисточку покупаешь и, пока мы идем к выходу, я кисточку уже сгрызла, а ты говоришь: "Наночка, было…" - и замолкаешь. А потом еще говоришь: "Кисть облысела", - и смотришь на маму, а мама смеется. И ты бежишь другую покупать, теперь вспомнил? А сейчас вспомни еще немножко раньше… нет, совсем раньше: ты художник и хочешь писать меня танцующей - ты ведь для этого и назвал меня Эвридикой тогда: мечтал, чтобы я стала балериной, - ну, помнишь?
- Помню, - сдался Александр Тенгизович под пристальным взглядом не Эвридики даже - Аида Александровича, вымогавшего у него это "помню".
- А теперь скажите - выдумала? Приснилось? И ведь все длилось одно мгновение - секунду одну… как я успела увидеть так много?.. Я не хотела рассказывать, я никому никогда, но я не могу больше, я устала, меня память давит! И вы все, кто там со мной были, здесь, я же понимаю, - не со мной. Пусть не против меня, но и не со мной. Посмотрите на себя: вы же не верите мне. Я кричу, я с ума схожу, чтобы напомнить вам: все это было, а вы играете со мной в… я не знаю во что! Наверное, в сострадание… - Эвридика невесело засмеялась. - Да, говорите вы, у меня есть мирт, у меня есть хламида! Да, говорите вы, я помню "Детский мир"! Да, я помню, как деньги о кружку звенели! Вы даже называете меня "Фредерика", как там, но не верите ни во что… А я и без вас знаю: не могло этого ничего быть. Но было. Я без скрипки домой приехала - пусть, пусть так. Только… если сейчас поехать в тот двор, мы найдем скрипку! Поймите меня, я постарела. Я теперь совсем старая, вот… - она опять подняла волосы над виском, - тут прядь седая, есть еще, папа?
- Господи, - тихо сказал Александр Тенгизович, - зачем нам все это… Есть, дочка, есть прядь.
- Папа! - Эвридика. покачала головой. - Ты же утром сам сказал, что со мной все в порядке. Петр, ну скажи им… Почему я говорю тебе "ты"? Ах, да, мы ведь давно знакомы, еще с зеленого луга… Все настороженно молчали.
- Ладно, не пугайтесь, - махнула вдруг рукой Эвридика. - Я видела все это во сне. Я заснула на скамейке. Иначе мы тут с вами с ума сойдем.
- А дома как ты оказалась? - спросил Петр: что-то надо было спросить.
- Просто, - скучным голосом сказала Эвридика. - Вышла из дворика, остановила машину… сказала шоферу, что меня ограбили, - он повез. Ну и… все. Папа сам расплачивался. А папе я только факт побега… только о факте побега рассказала. Он велел позвонить в больницу. - Она растерянно посмотрела на Аида Александровича. - Я правда совсем хорошо себя чувствую. - И Эвридика чихнула.
Аид нервно крутил чашку на блюдце: его распирало от желания говорить.
- Что скажете, Аид Александрович? - помог ему Петр.
- Что скажу? - Он послал в Эвридику свой взгляд-дротик. - Скажу, что фантазерка Вы… Это были грезы. Вы грезили. Но сейчас
Вы действительно совершенно здоровы. Только, пожалуй, слишком издерганы. Все.
- Все? - обомлел Петр, переглянувшись с Эвридикой и ее папой. - А нам казалось…
- Вам казалось. - исчерпал тему Аид Александрович. - Хотя, пожалуй, Вам, Эвридика, я мог бы дать совет… с Вашего позволения.
- Уехать на море? - не без иронии поинтересовалась та, дав понять, что Аид не оправдал ничьих ожиданий.
- Зачем же так… Другой совет. Постарайтесь забыть все это как можно скорее - иначе память… она будет мешать Вам жить. Нельзя сосредоточиваться на таких вещах. Это были остатки бреда. Остатки бреда, - строго повторил он, гипнотически глядя на Эвридику. И уже будничным голосом: - Кофейку у Вас не найдется еще?
- Иду варить, - сказала Эвридика.
- Можно мне с Вами? Я знаю сорок восемь рецептов. - Аид поднялся, не дожидаясь согласия, и отправился за Эвридикой. Петр попросил выпустить из заточения Марка Теренция Варрона - и Александр Тенгизович пошел за ним в комнату бабушки.
…Аид Александрович плотно закрыл за собой дверь в кухню. Эвридика обернулась на щелчок магнитного запора.
- Я специально закрыл. - Аид перешел на шепот. - Скажите мне, чей это телефон? - Он протянул Эвридике изрядно мятую уже бумажку.
Эвридика долго смотрела на цифры, потом сложила губы эдакой трубочкой: ту-ту-ту…
- Я не могу Вам сказать. - И, тряхнув головой, подошла к плите. - Диктуйте, пожалуйста, рецепт… номер девятнадцать.
- Я знаю только номер один. Эвридика, чей это телефон? - Он не допрашивал, он просил, он молил сказать - лучше б уж допрашивал: отказать проще! Но он просил.
- Аид Александрович, не мучьте меня… пожалуйста. Я не скажу.
- Так-с, хорошо. Тогда выслушайте меня. Выслушать - можете?
- Могу.
- Это страшная личность, я говорил с ним. И надо бы Вам… Вы простите, что я вмешиваюсь: наверное, Вы понимаете… я далеко не всегда, я никогда просто не вступаю с моими пациентами в какие бы то ни было отношения, кроме служебных, но Вам надо предпринять все меры для того, чтобы история, связывающая Вас…
- Это невозможно, Аид Александрович. - Эвридика на лету подхватила мысль Аида и на лету отбросила ее. - Это никак невозможно.
- Но я хочу помочь Вам, я знаю людей такого типа: слава богу, не раз и не два попадался…
- Как, и Вы попадались?
Эвридика упустила кофе и теперь вытирала плиту, делая вид, что на самом деле ее совсем не интересует ответ на вопрос, заданный ею же с таким жаром.
- Девочка, - вздохнул Аид, - всякое бывало уже на моем веку. И потому я не могу, не могу спокойно видеть, как эта тварь…
Эвридика поставила новый кофе и строго посмотрела на Аида Александровича.
- Наверное, мы с Вами говорим о разных вещах, Аид Александрович. Я не знаю, что именно Вы имеете в виду, но это слово… "тварь" - оно непригодно в моей ситуации. Тут тоньше все, простите…
- Вы надрываете душу мне, Вы молоды и не отдаете себе отчета в том, к чему приведет Ваша зависимость от него. А что до тонкости, так они все тонкие, все с подходами. Между прочим, я, кажется, тоже увяз.
- В чем увязли?
- Да вот, видите ли… Про меня ему кое-что известно. Причем самое сокровенное, так высокопарно сказать…
И тут Эвридика улыбнулась.
- Кофе! - воскликнул Аид Александрович, но кофе уже побежал - и не догнать его было ни Эвридикиной улыбке, ни Аидову отчаянью: он пузырился и благоухал пережженными маслами…
- Варим по третьему разу? - спросила Эвридика, и словно бы в ответ на ее вопрос раздался магнитный щелчок двери: на пороге кухни во всей красе появился голубой Марк Теренций Варрон с золотым кольцом на лапке.
Он перепорхнул к ногам Аида Александровича, поднял голову и произнес человеческим голосом:
- Ihre Konigliche Hoheit?
Глава ДЕВЯТАЯ
Слон-из-слоновой-кости,
ИЛИ застенчивый болтун
Уже знакомая читателю старая женщина по имени Эмма Ивановна Франк сидела в пенной ванне и пела романс "Ах, эти черные глаза". Автору неизвестно, чьи конкретно черные глаза в данном случае имелись в виду, но зато известно, что настроение у Эммы Ивановны Франк было препаршивое. Она допела романс и стала размышлять о том, что нужно сделать, чтобы захлебнуться в ванне. Действия, которые следовало предпринять, показались ей невыполнимыми - и она начала уже подумывать, какой бы еще романс запеть, но раздался звонок в коридоре и с романсом пришлось повременить. Эмма Ивановна Франк дотянулась специальной палкой до двери ванной, толкнула дверь и спросила громко:
- Кто там?
- Это я. - И голос, что самое интересное, был мужской.
"Мужчина", - не ошиблась Эмма Ивановна Франк.
- А кто это "Вы"?
- Дмитриев я, Дмитрий Дмитриевич.
- А, Дмитриев! - радостно воскликнула Эмма Ивановна Франк и, помолчав немного, радостно воскликнула снова: - Кто Вы и откуда, Дмитрий Дмитриевич?
- Я Вам снился! - надсаживался у дверей незваный-гость-хуже-татарина.
- Ах, снились!..
Эмма Ивановна Франк вылезла из ванной - вся в пене, как Афродита, и не смогла вспомнить сна о Дмитриеве Дмитрии Дмитриевиче. Но завернулась в мохнатую простыню и пошла в коридор.
- Я открою сейчас, только я голая, потому что сию секунду из ванной, - Вы стерпите или нет?
- Посмотрим, - не поручился за себя Дмитриев Дмитрий Дмитриевич.
Но Эмма Ивановна Франк все равно отворяла уже дверь. - Ой, какой Вы смешной Дмитриев! - отнеслась она прямо здесь. - Ужасно смешной, я таких смешных Дмитриевых не видела никогда, - и упорхнула в ванную, где заперлась от не поручившегося за себя гостя. Они определенно были знакомы, но при каких обстоятельствах - бог весть.
