Опять молчание.
— В котором часу привозят газеты?
Мохаммед кашлянул в кулак и перевел взгляд на меня.
— У нас не бывает газет для постояльцев. Мы получаем только «Экспресс» и «Файненшиал таймс», но их не разрешается забирать со стойки.
Названия газет говорили сами за себя. Первая изо всех сил пыжилась не выглядеть бульварной газетенкой, чтобы придать манчестерским недоменеджерам хоть толику важности. А вторая… В дешевой гостинице, где-то под Лидсом? Не смешите меня. Удивительное притворство: «Еду завтра к хозяину индийской лавки на углу, если повезет, продам ему пять шоколадных батончиков „Твикс“. А пока не проверить ли, какой доход дают долгосрочные канадские облигации? Ой, вы только посмотрите, Федеральный резервный банк скостил базовые ставки аж на двадцать пять пунктов. Надо будет попробовать всучить им парочку „Баунти“».
Мохаммед не велся на разговор, я попробовал заехать с другого конца:
— А шлюхи здесь водятся?
Он опять посмотрел на меня и поправил на носу очки в старомодной оправе.
— Мы находимся на автостраде, они здесь редко попадаются. Поговорите с уборщицами, может быть, какая за пятерку и согласится взять за щеку.
— Я задал вопрос скорее в теоретическом плане.
— Все так говорят.
— Тут ты прав.
Мохаммед скользнул по мне безучастным взглядом.
— Мне не трудно перевести вас в номер для курящих, если хотите.
— Ничего. Я курю, только когда нужна отсрочка.
— Отсрочка от чего?
— От продолжения такой жизни.
— С этим не поспоришь.
Я посмотрел на часы. Десять минут второго.
И не скажешь ведь, что «рано что-то делать, да только уже поздно». Сартр, видимо, не останавливался в таких гостиницах.
— Как тебе Чехов?
— Скука, кромешная скука.
— Зачем тогда читаешь? Учишься, что ли?
— В драмкружке проходим. Читаю, потому что сидеть, абсолютно ничего не делая, еще хуже.
— С этим не поспоришь.
Я затушил сигарету и вернулся в номер. Стараясь не смотреть на письменный стол, я набрал в ванну воды и вылил в нее «розово-яблочное увлажняющее масло для ванны». Обжигающая вода доставала до подбородка. Сыграв пару раз в «дельфина Кики, гребущего чреслом» (девчонки могут не беспокоиться, это игра для мальчиков) и понаблюдав за своими пальцами, подражающими Одену[72], я растерся полотенцем, надел самую чистую одежду и снова взялся за работу.
Проблема была формального порядка. Как составляют планы? В виде тезисов? Эссе? Таблицы?
Синусоиды? Думая, я разукрашивал фразу Вот что у меня получилось:
Закончив разрисовывать левый нижний угол, я решил составить план в привычной для меня манере некролога.
Мысли о смерти помогали отодвинуть мысли о жизни. Что-то у меня не так с последовательностью.
ФРЭНСИС ДИН СТРЕТЧ АКТЕР И РЕЖИССЕР, СОВЕРШИВШИЙ РЕВОЛЮЦИЮ В АНГЛИЙСКОМ ТЕАТРЕ
Фрэнк Стретч, видная фигура в английских театральных кругах, умер в возрасте восьмидесяти четырех лет в своем имении в Дорсете.
Он овладел актерской профессией в зрелые годы, поступив в Королевскую академию драматургии в 1996 году, когда ему было тридцать лет. Современники знали его как человека, в котором любовь к шумным увеселениям соединялась с исключительной работоспособностью, что позволило ему получить свою первую главную роль в Вест-Энде еще на втором курсе. Роль доктора Фауста в одноименной пьесе Марлоу сразу же сделала Стретча ведущим актером своего поколения.
Он решил прервать учебу в академии и создать свою собственную труппу — «Труппу просвещенной драмы», которая приобрела невероятную популярность у зрителей и критиков в последние годы прошлого столетия.
На базе одного из ресторанов в Баттерси Фрэнк организовал кампанию по сбору средств на постройку своего театра и сумел собрать 3 миллиона фунтов. Один из современников назвал «Лицедеев Южного Лондона» «картонным Байрейтом[73], созданным оловянным Вагнером с хлипким, как папиросная бумага, талантом», однако театр под руководством Стретча давал полные сборы десять лет подряд. Стретч выбирал классический репертуар в соответствии с собственными физическими предпочтениями и агрессивным темпераментом, а с 2002 года начал ставить пьесы своего сочинения. Первая из них — «Я, я, я» — представляла собой убийственную сатиру на 90-е годы. Стретч сыграл в ней одержимого манией величия телеведущего, владельца телекомпании, которого медленно и мучительно убивает гангстер с патологическим отвращением к рыжим девушкам. За «Я, я, я» последовали «Гауляйтеры деловых кварталов» и «Сладкий шок», а также целая вереница других популярных пьес. Хотя большинство из них были сатирой, многие пьесы Стретча несли в себе заряд лингвистической энергии и точность характеристик, пережившие свое время.
Стретч крутил романы с самыми красивыми актрисами современности, кроме того, он был дважды женат — на Лолисии Кадис, бывшей порнозвезде, из которой Стретч сделал характерную актрису, и Сэди Дайнин, получившей впоследствии титул леди, — лучшей исполнительнице века ролей Розалинды, Клеопатры и леди Макбет.
Несмотря на спад в творчестве, совпавший с периодом сорокалетия, когда Стретч несколько погряз в кокаине и супермоделях, в 2020 году он вновь громко заявил о себе, поставив драматическую тетралогию «Работа и жизнь» и выпустив первый том автобиографии «У меня было все».
Стретч продолжал писать и играть в театре до семидесятилетнего возраста. Все, кто лицезрел его в роли короля Лира, признавали, что в жизни не видели более блестящего исполнения. Стретч никогда не снимался в кино или на телевидении, ибо, говоря его словами, «родные мои, у меня не было на то нужды».
Супруга Сэди и семеро детей глубоко скорбят об усопшем.
На часах было полтретьего. Я заварил себе чаю (опять «Эрл Грей», нация уже задыхается от аромата бергамота) и стал пить, макая в него лежалое песочное печенье. Даже от печенья веяло разрухой. Я чувствовал себя Камю девяностых годов. Это ощущение навеяло новую идею.
ФРЭНК Д. СТРЕТЧ ПИСАТЕЛЬ
Литературный мир повержен в глубокую печаль известием о смерти молодого американского писателя Фрэнка Д. Стретча, который скончался в Лас-Вегасе в возрасте тридцати восьми лет.
Стретч ворвался в писательские круги в 1997 году, опубликовав на свои деньги роман «Любовь в Озарке» о пареньке из Арканзаса, чье детство пришлось на 70-е годы. Искренность тона и откровенность самоанализа избавили роман от обвинений в сентиментальности и самокопании, книга тридцать недель возглавляла список бестселлеров «Нью-Йорк таймс».
Многие высказывали подозрения относительно происхождения романа из-за его странного, фактически английского стиля письма и полного отсутствия упоминаний о родителях, братьях, сестрах, школьных друзьях и т. п.
Второе произведение, плутовской роман «Те, кто любил Америку» о семье со Среднего Запада, чьи отпрыски заняли доминирующее положение в государственном устройстве Америки, разошлось миллионным тиражом в первый же год публикации. Многие называли книгу «лучшим американским романом». Эти слова сам автор, кстати, вынес в подзаголовок романа. Деньги сослужили Стретчу дурную службу, последние два года жизни он не выезжал из апартаментов в «Лаксоре» на центральной улице Лас-Вегаса. Стретч проиграл в карибский покер почти все свое состояние, однако сумел отыграться в очко.
Литературный агент Стретча, Джуди Спитц, заявила вчера, что его последняя неоконченная книга появится в магазинах весной и будет продаваться по цене 18 долларов 95 центов.
Полчетвертого. Отлив уверенности в себе. Я слегка прошелся по «Азиатским трусикам». Девушки были просто не способны удержать на месте юбчонки, которые задирал любопытно-похотливый азиатский ветерок.
Еще один некролог на дорожку, а потом… потом что-то будет или ничего не будет.
ЛОРД СТРЕТЧ ИЗ ПУЛТОН-ЛЕ-ФИЛД ПОЛИТИК, ИСТОРИК, МЕЦЕНАТ
Лорд Фрэнк Стретч, последний в Англии наследственный пэр, вчера вечером почил в бозе в своем поместье близ Сиренсестера в возрасте семидесяти восьми лет.
Неистощимый и щедрый ум, острое политическое чутье и сказочное богатство позволили ему стать одним из выдающихся политических деятелей века. Колледж в Оксфорде, который он основал и который теперь носит его имя…
Зазвонил телефон. Я оторвал голову от стола, за которым заснул. В комнате стоял жуткий холод за стеной бормотали водопроводные трубы. Я взглянул на часы. Семь утра, звонят, чтобы разбудить. Как только я поднял трубку, в ней воцарилась мертвая тишина. Полная автоматика, бессловесная и безличная.
Я потер лицо и поморгал, пытаясь прогнать ломоту в глазницах На улице было темно как ночью, комплекс фонарей, напоминавших аэропорт, едва освещал бензоколонку. К каждому фонарю был подвешен сужающийся книзу хвост света, едва достававший до земли.
