— Бред какой-то! — улыбнулся Димка, трезвея.
— Вот бабло. Всё реально!
Димка весь заметался внутри, занервничал. Тут за спиной у Гелера мелькнула певица. Концерт закончился, она шла к выходу.
— Кстати, с чего ты взял, что именно Марат мне конверты слил? Я сам их нашёл. Люблю мусор фоткать, потом разглядываешь — идеи приходят. В следующий раз не в урну бросай, а жги, рви на мелкие кусочки или глотай, как партизан. Бери, короче. — Тугая трубочка тыкалась в Димкины руки, как собаки тыкаются. — Сотку кинь Илюше, или Яше — как его?.. Имён больше в два раза, чем писателей! Он доктор, лекарство тебе от угрызений совести пропишет.
— Доктор?
— В «неотложке». А ты не знал? Я думал, ты всё разведал. Мы с Илюшей сейчас выпили по рюмахе, за жизнь поговорили. Жалуется, что работа не романтичная, не героическая, вот и придумал про Чечню. «Скорая» не героическая, а Чечня героическая, во даёт! Не чует парень, на каком материале сидит! Стесняется сам себя. Но направление мысли верное, думает о правильной писательской биографии. Романтика, героизм. У героев покупать приятнее. Ну я не понял, ты деньги берёшь или нет?
«Врач на «скорой»… работа не героическая…»
— Давай! — Димка схватил трубочку.
— Теперь автограф! — Гелер протянул контракт.
— Я не себе! — Димка полез сквозь толпу.
Первой на пути попалась поэтесса Наташка.
— На! — Димка сорвал резинку с долларовой трубочки и сунул Наташке несколько бумажек.
— Пушкер, ты чего?!
Следующий Саша Манский, затем филологиня, драматург-революционер, Яша-Илья…
Гелер смотрел вслед Димке и ничего не предпринимал.
Я вот много думаю об этой Димки ной выходке. Типа стал бы я, как он, деньги раздавать? Думаю, не стал бы. И Поросёнок не стал бы. Поросёнок бы ещё у Гелера сотни две стрельнул на такси. А я… я бы контракт этот дурацкий подписал, а сам бы делал по-тихому, что хочу. А деньги бы себе оставил. Мать с отцом в Турцию бы отправил, а с Олей на море, на доске кататься. А Димка вот решил шикануть. Его дело. Он всегда был романтиком.
Все принимали деньги по-своему, кто с благодарностью, кто с презрением, кто с таким видом, будто не понимает, что происходит. Последние быстрее всех прятали купюры подальше. Димка пробивался через толпу и за ним оставался след, пустота. Люди расступались на время. Если плывёшь на лодке по пруду, затянутому тиной, за лодкой остаётся след чёрной воды. Потом тина затягивает след. Так и люди снова сходились, размывая Димкин след. Димка подбежал к Лисе.
— Тут на всё не хватит… губы лучше не трогай, и грудь… ты очень красивая… — Он пихнул ей в руки оставшиеся бумажки: — И это… — Димка сунул Лисе брелок-медвежонка и, пряча глаза, сбежал.
— Ну чё, Серёг? — спросили сорокалетние спонсоры у Гелера. — Раскололся парень?
Гелер отрицательно покачал головой. С удовольствием и удовлетворением покачал. Будто долго-долго играл в покер с новичком, втайне желая новичку победы. И новичок победил.
* * *
Единственным Димку нагнал Яша-Илья.
— Слышь, постой. Возьми. На память… — Яша протянул Димке свой «трофейный» нож. Димка взял со стола салфетку — обернуть лезвие и поспешил вслед за певицей. Прошмыгнул мимо Петра Ивановича, токующего вокруг дагестанского фантаста. «Все муру пишут, скучно, а у вас свежий взгляд».
На этот раз Димка легко нашёл выход. Пробило полночь, наступило воскресенье. Димка и певица медленно шли по тротуару, вдоль которого тёк бурный ручей. Ручей брал начало из-под решётки стока для дождевой воды. Прорвало какую-то трубу, и сток заработал наоборот. Вода взбухала из-под решётки. Ручей опережал Димку с певицей. Вся вода на свете — часть океана…
«Что для вас литература? Теперь бы спросили, я бы ответил». Димка вспомнил свой первый урок виндсерфинга, когда его постоянно сносило в зону, из которой новичок ни за что не выберется под парусом. Есть два выхода: ждать буксировочный катер или плыть самому, то есть грести правой рукой, подтягивая левой доску с парусом. Димка всегда плыл сам. Сначала вроде ничего, но очень быстро мышцы ослабевают, отказываются служить. Плыть-то надо против течения. Каждый метр даётся издевательски медленно. Берег кажется миражом. Димка молился, ругался, скулил. Внутренняя сторона руки, держащей доску, истиралась до крови. Но он продолжал плыть. Так вот, литература — это что-то типа затянувшегося первого виндсерфинг-дня. Сверху огромное, совершенно прекрасное синее небо, снизу — бездна. Вокруг головы вьются золотые орлы, осёдланные щеголями, щеголи рекомендуют, куда следует плыть, а куда не следует. Олеги Сергеевичи подруливают па катерах и, перекрикивая ветер, просят выступить под их именем на соревнованиях в обмен на буксировку к берегу. Но ты продолжаешь плыть. Захлёбываешься в волнах, сопли и слюни треплются, как у шарпея, но плывёшь. Можешь с силой вдохнуть солёную воду и умереть, чтобы закончить весь этот балаган, но плывёшь. Какой-нибудь катер может случайно тебя задеть, но ты продолжаешь движение намеченным курсом.
И тут понимаешь, что тебе не доплыть. Не потому, что сдашься, а потому, что берег в принципе недостижим. Это приходит как озарение. Небо и бездна не шелохнутся от того, что ты сдохнешь. Небо и бездна не дрогнут, не всплакнут. Ну и хрен с ним, что не доплывёшь! Хрен с этим долбаным прекрасным небом и с бездной хрен! Главное плыть, грести правой рукой, а левой тащишь доску. Грести и тащить, грести и тащить…
Лично мне кажется, что это бессмысленный героизм и понты. Даже если это всего лишь метафора. Зачем превращать катание в какой-то дурацкий поединок? Устал — сел на доску, помахал ручкой и ждёшь катер. Конечно, нормальному серферу за-падло возвращаться на берег на буксире, но иногда гордость нужно подальше засовывать.
Димка вспомнил, что оставил обломки своей статуэтки под фуршетным столом. Подумал было вернуться, но тут же мысленно махнул рукой. Завтра, послезавтра, потом заберу. Нет статуэтки, зато есть острый нож. Нож и красотка.
Димка повернулся к певице. Приблизил своё лицо к её лицу и поцеловал в прохладные губы.
Впереди, там, куда спешил ручей, на фоне пурпурного неба ночного города белел храм. Из-за фонарей храм приобрёл тёплый оттенок сливочного масла. В небе, долькой папайи, горел месяц. Поцеловавшись, Димка и девица улыбнулись глуповато и загадочно друг другу, храму, месяцу и пошли вперёд, прямо на них…
* * *
Дед про премию и рассказы узнал. Требует почитать. Димка теперь ломает голову, как правильно презентовать свои сочинения. Оттягивает момент. И ещё одна вещь его беспокоит: он так и не понял, куда исчез один из двух гипсовых шаров-ядер, что охраняли парадный вход в «Полянку».
