Маймин взглянул на коллег. Нет, это не было его индивидуальное помешательство. Маститые, повидавшие всякое педагоги Училища не отрывали от девушки глаз: кто с удивлением, кто с восхищением, кто в таком же смятении, как он сам. Преподаватель кафедры вокала — Журова, обращаясь к Бугрову, спросила, а можно попросить спеть романс? Только сейчас до Маймина дошло, что девушка уже несколько минут как закончила петь и стоит молча, закрыв глаза. Внутри, в ней, продолжала жить музыка. Музыка, которой ведь не было. На просмотре, если абитуриент пел, ему никто не аккомпанировал... Это было непреложное правило Училища. Актеру должно быть трудно! Пианино в зале стояло, но не для поступающих.
Бугров, казалось сам удивляясь собственным словам, сдавленно произнес: «Да, пожалуйста, вы можете спеть романс?» «Что?» — встрепенулась девушка. Раздался голос Маймина: «Романс можете спеть?» Все повернулись в его сторону. Впервые за все годы участия в приемной комиссии Маймин обратился к абитуриенту! Маймин раздраженно подтвердил: «Да, я хочу услышать романс». Девушка посмотрела на него, именно на него, и сказала: «Хорошо, Роман Кириллович, только почему вы на меня злитесь?» Маймин растерялся — откуда она знает его отчество? Имена известных артистов знают все, а вот отчества... Будь она студенткой, понятно. Маймин почувствовал, что теряет над собой контроль, — он вообще перестал понимать, что происходит, он впервые за многие годы волновался, как когда-то перед первым выходом в дипломном спектакле. «Извините, это не к вам относится!» — выдавил из себя Маймин и закашлялся.
Девушка запела «Нищенку». Конечно, это могло оказаться случайностью. Конечно, никакого расчета здесь не было. Но для преподавателей Училища это было как копытом по слезной железе. Романс о судьбе актрисы, в зените славы потерявшей голос и ослепшей, в стенах Училища звучал просто зловеще. Студентам его петь не разрешали. В доме повешенного о веревке... Но факт оставался фактом: после первых слов Беленький, преподаватель музыки, резко встал, тихо шепнул Бугрову: «Извините» — и сел к роялю. Никто даже не удивился этому порыву, этому нарушению табу. Она пела. Преподаватель сценречи Марина Шурина заплакала первая. Это было не странно, все-таки восемьдесят пять лет. Но вслед за ней...
Маймин резко встал и вышел из аудитории. Так делать не полагалось. Подобного рода бестактность — помешать исполнителю — исключалась в стенах Училища. Но Маймину было все равно. Он не мог больше находиться в аудитории. Физически не мог. Он шел по коридору и вспоминал всех тех девочек, что вмиг стали известными актрисами и вскорости сошли со сцены или исчезли с экранов кинотеатров. Откуда эта-то девочка-подросток могла так понимать их эмоции, как она сумела так передать это настроение? Откуда вообще ей было понять, что такое горе?! Слава и забвение? Успех и унижение? Девушка пела о том, чего Маймин так боялся последние лет двадцать, — поворота жизни на сто восемьдесят градусов. Если она ему пела о любви, то она ему и предсказывала будущее?!
Маймин подумал, что сходит с ума. Вышел на улицу, отошел в сторону от входа в Училище. Там толпились самые упрямые неудачники второго тура, рассчитывавшие на чудо, на то, что их позовут, передумают, и ожидавшие просмотра везунчики, вместе со своими родителями, бабушками и дедушками. Даже иногородние часто приезжали поступать целыми семьями. Ни в один другой вуз так не поступали, только в театральные.
Маймин закурил. К нему подошел Коля Смирнов. Когда-то его, Маймина, студент, сегодня актер театра и преподаватель кафедры мастерства актера.
— Роман Кириллович! Вы в порядке?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну чувствуете себя хорошо? Вы так неожиданно вышли, я подумал, вам плохо стало, вот пошел за вами.
— Нет, Коля, все нормально. В смысле со здоровьем. Ты мне скажи, ты понимаешь, что ее ждет?!
Николай знал теорию Маймина. Знал, что переубедить его невозможно. Но он любил студентов, любил их энтузиазм, их готовность сутками не уходить из Училища. Он нищенствовал и все равно был счастлив, поскольку занимался любимым делом. Но Маймину доказывать что-либо было бесполезно. У него была собственная правда. Утилитарная. Но ведь — правда! Николая всегда удивляло, что именно успешный Маймин исповедовал то, что мог бы исповедовать неудачник. А он, Николай Смирнов, когда-то лучший студент курса, игравший заглавные роли в трех дипломных постановках — беспрецедентный случай, — по большому счету, стал неудачником, но был счастлив. Несчастливый «удачник» Маймин и счастливый неудачник Смирнов. Диалектика, блин!
— Понимаете, Роман Кириллович, она безумно талантлива...
— Слишком!
— А можно быть слишком талантливым?
— Посмотри на себя!
— Я просто лентяй.
— Брось, ты просто талантливый профессионал, а потому разборчив. Сколько раз ты отказывался играть в спектаклях модных, но бездарных режиссеров? Скажем иначе, абсолютно бездарных, а потому и модных режиссеров?
— Ну было.
— Ладно, не о тебе речь. Подумай, через что этой девочке предстоит пройти! Отсутствие нормальной семьи — точно, безденежье или содержанка какого-нибудь жлоба с деньгами, домогательства ведущих актеров, режиссеров, директоров театра, продюсеров и далее по списку!
— Ну, здесь последние годы стало полегче — голубеет наш мир не по дням, а по часам...
— Не ерничай! Она безумно талантлива. Наверняка во всем. Будет прекрасной, ну я не знаю, ну скажем, учительницей или адвокатом. Не знаю, только не актрисой.
— А может, ей повезет? Проучится у нас четыре года, выйдет замуж по любви и будет держать салон. Картинную галерею. Муж денег даст. Она же очень красива, очаровательна.
— Ты что, Коля, издеваешься? Точно издеваешься, только не пойму — надо мной или над ней? Какой «замуж» после того наркотика, который она здесь хлебнет? Ее потом со сцены трактором не стащишь.
— Роман Кириллович, простите за прямой вопрос: а как вы сегодня уснете, если напишете «нет»? Вы же не пьете, бессонницу как обманете?
— Спокойно, мой голос все равно ничего не решает.
— Ну да, мы принимаем на себя моральную ответственность за судьбу этой девочки, а вы потом с удовольствием будете ее учить тому, к чему сейчас не пускаете. Состоится ее судьба — ваша заслуга. Не состоится — вы не виноваты, вы же изначально были против.
— Ага, я хорошо устроился. Согласись, слишком умный для актера! Ладно, хватит. Иди. Пожалуйста. Я хочу побыть один.
Маймин решил больше на экзамен сегодня не ходить. Завтра был еще один день третьего тура. Пошел пройтись по Новому Арбату. Вернется часам к пяти, под самый конец, подпишет протокол и формально проголосует. Все уже решится, и легко можно будет избежать участия в обсуждении приговора. Интересно, что испытывают судьи, распоряжаясь чужой судьбой? «Не судите — да не судимы будете».
Колю Смирнова в Училище очень любили. И преподаватели, для большинства из которых он оставался самым талантливым студентом последних лет, и студенты, которым он был близок по возрасту и к которому они бегали со всеми проблемами, начиная от любовных терзаний и заканчивая одалживанием денег до стипендии. Студенты, правда, не знали, что сам Коля все время занимал деньги у старших, чтобы переодолжить им, поскольку своих бы ему точно не хватило... Просьба Коли вначале вызвала оторопь членов комиссии. Но когда его поддержал Бугров, причем в несвойственной ему жесткой манере, согласились.
Маймин вернулся к половине пятого. С улицы раньше намеченного времени его согнал дождь. Просмотр закончился. Маймин вошел в аудиторию и удивился, что все преподаватели на месте. Бугров радостно сказал:
— О, как вы вовремя. Роман Кириллович, надо протоколы подписать.
— Не проблема. Надеюсь, не отсутствие моего веского слова заставило весь синклит задержаться?
— Нет. Хотя...
— Что, потребовалось тайное голосование? — продолжал шутить Маймин.
— Роман Кириллович, тут такой казус вышел. Впервые за всю историю Училища. По одному абитуриенту голоса разделились ровно пополам, так что от вашего решения все зависит.
Коля Смирнов встал и вышел из аудитории. Маймин уже понял, что что-то не так, по выражению глаз и улыбкам коллег, понял, что что-то происходит, но по инерции спросил:
— Это о каком абитуриенте идет речь? Я и видел-то сегодня всего троих или четверых.
— Вот-вот, — радостно закивал Бугров, — как раз по одному из них. По Щелоковой, ну девушке, которую вы до конца не дослушали. Ровно восемь : восемь. Вам решать.
За спиной Маймина громко хлопнула дверь. Невольно он обернулся. В аудиторию вошел Коля и та самая абитуриентка. Коля отпустил ее руку и прошел на свое место за столом. Девушка стояла в дверях. Что ей подсказало, ради кого ее привели? Она смотрела на Маймина. Их глаза встретились вновь. Маймин не мог подобрать слов, которые бы передали выражение ее глаз. Подумал, что, наверное, так подсудимый смотрит на судью, произнося последнее слово. Но он не судья!!! Он не хочет брать на себя ответственность за ее судьбу...
