Максим Матковский - Попугай в медвежьей берлоге

– Вот этот? – спрашивал Абу Карим Валика.

Валик приглядывался к лицам, он сомневался и был напуган не меньше таксистов, ему не хотелось подставлять невиновного человека, ясное дело.

– Может, он? Может, тот? Может, вот этот? – гремел Абу Карим, подводя сразу несколько таксистов. – Как выглядел твой таксист? Переведи ему? Он что, не запомнил?

– Не помню, он был араб…

Глупый-глупый, бедный Валик! Да тут все таксисты – арабы!

– Опиши, как он выглядел?

– У него сзади был волос кучерявый, – сказал Валик.

По команде выстроенные вряд таксисты повернулись спинами, у трех бедолаг оказались кучерявые патлы на затылке. Ни одного из них Валик выбрать не рискнул. Я очень обрадовался, что волосы у таксиста-злодея были кучерявыми, потому что слово кучерявый в арабском языке одно из моих любимых. И я с наслаждением смаковал его, выкрикивал, шептал, полоскал во рту:

Муказбар Муказбар

Муказбар

Слово гипнотизировало меня и завораживало.

Таксисты на желтых иранских машинах метались по площади Старого города, будто блохи, Абу Карим отлавливал их, целился и выводил на свет. Попался один наглый таксист, который не хотел вылезать, потому что ехал с пассажирами и пассажиры его спешили. Арафат помог Абу Кариму достать наглеца, также под горячую руку попали и пассажиры. Странные продолговатые лица, очень подозрительные и какие-то искрящиеся глаза, источавшие животную злобу.

– Давай, переведи ему, чтоб он сказал, что это – тот таксист! Я с удовольствием посажу его в зверятник на недели три, а может, шесть… тебе понравится в зверятнике, аху маньюке![41] – пообещал Абу Карим таксисту.

Но Валик усердно пожимал плечами, он попросту забыл, как выглядел таксист. Один допрошенный сказал нам:

– Я знаю таксиста, который подвозил сегодня иностранца. И волосы у него сзади кучерявые (к слову, у говорившего тоже были кучерявые волосы на затылке). Его зовут Рафик.

И он объяснил Абу Кариму, где живет Рафик. Мы прыгнули в машину и поехали к Рафику. Уже давным-давно стемнело и становилось холодно. Подъехав к частному дому, Абу Карим вылез из машины и принялся драть глотку и тарабанить кулачищами в железные ворота. Свет в окнах дома отсутствовал, да и на улице темень. Абу Карим прыгнул в машину, и мы опять поехали.

– Сейчас навестим хозяина обменного пункта, я знаю, где он живет.

Мы приехали к роскошному двухэтажному особняку, хозяин – сухенький старичок в очках с золотой оправой, выглядел как человек, имеющий большой опыт работы с деньгами. Долларами и лирами. Наверняка деньги ему снились каждую ночь. Он впустил нас в зал, и мы уселись на диван. Валик боязливо поглядывал на арабов, словно ожидал в любой момент удара исподтишка.

– Да, действительно, – сказал хозяин обменного пункта. – Он сегодня вечером приходил к нам. Я поменял ему двадцать долларов на лиры, а потом он ушел. Каждый день после закрытия я сам драю пол, если бы он обронил их, я бы заметил.

По всей видимости, хозяин обменника был очень уважаемым человеком в городе, Абу Карим разговаривал с ним крайне вежливо и даже специально убавил басистость собственного голоса. Напарник его Арафат сказал:

– Ладно, что тут поделать… поехали в участок, оформим заявление.

Полицейский участок располагался на окраине Старого города. Только когда мы зашли внутрь, до меня дошло, что вначале этого всего переполоха мне следовало поставить в известность милого директора, так как он головой отвечает за наши судьбы. Достав телефон, я набрал директора. Сонным голосом ответила его супруга и сказала, что директор уже третий сон видит. Я сказал, что дело очень важное и мне придется наверняка тут что-нибудь подписывать, а я не знаю, стоит ли подписывать, и вообще не знаю, каковы дальнейшие планы у господ полицейских на наш счет.

Через минуту она растолкала директора.

– Какого хера? – злобно прорычал он в трубку.

Я вкратце разъяснил ему ситуацию. Он подумал-подумал и ответил:

– Значит, так, мудаки, подписывайте ваши заявления и ложитесь спать. А Валику передай, что он хороший мудак, работящий, можно сказать, мудила с большой буквы, и поэтому пусть сильно не переживает за деньги, я ему премиальные выпишу.

Пока я разговаривал с директором, полицейские и Валик прошли в кабинет. Идя по длинному темному коридору, я не удержался и заглянул через маленькое решетчатое окошко в камеру. Внезапно за решетку схватились татуированные, буквально синие от арабской вязи пальцы. Лица заключенного я не видел.

– Я тебя запомнил, – сказал зловещий голос. – Это ты во всем виноват. Я тебя обязательно найду. Не сомневайся.

Ночное приключение перестало меня забавлять, я пробежал по коридору и попал в хорошо освещенный кабинет. Там сидели еще четверо таких же расхристанных, неопрятных и громадных мужланов, как Абу Карим. Они дали мне стул и начали диктовать заявление, которое я якобы пишу от лица Валика. Во столько-то времени я сел в такси и поехал на старый рынок, чтобы купить кальян, с собой у меня имелось восемьсот долларов… и так далее и тому подобное. Внизу листка А4 я поставил свою подпись под словом мутаржим[42], а Валик – свою под словом мугандис[43].

– Не спешите! – сказал Абу Карим. – Я вас подвезу.

– Нет, спасибо, – ответил я. – Мы и так отняли у вас много времени.

– Я настаиваю, – сказал Абу Карим и зловеще ухмыльнулся. – Вы же не хотите меня обидеть?

Я вскользь глянул на его кулаки.

– Нет, ни в коем случае!

В машине Валик походил на тряпичную куклу, его голова безвольно болталась туда-сюда. Я же, чтоб не заснуть, открыл окно и подставил башку под холодный пустынный ветер. Неожиданно я осознал, что где-то посеял кулек с провиантом, ну и черт с ним, есть все равно уже не хотелось. Прощайте, яблочки!

Абу Карим остановил машину возле ночной лавки, в которой до этого я ни разу не бывал.

– Ну, так это самое, – сказал Абу Карим. – Надо купить ребятам яиц там, хлеба, творога, сыру, чаю… да?

– Да-да, – спешно согласился я и пошел в магазин, где приобрел для уважаемых господ полицейских два десятка яиц, сирийский сыр с улыбающейся коровкой, масло. Да ладно, я и кулек конфет им купил! Щедрости моей не было предела! Я купил три бутылки лимонада, купил консервированную кукурузу, и четыре банки сардин, и шоколад, и много еще чего я купил ребятам на свои кровные денежки и крикнул Абу Кариму, пьет ли он пиво. Он сказал «нет» и осудительно покачал головой.

Ошибочка вышла.

Он высадил нас у дома, Валик вылез из машины и побрел, я же не спешил вылезать.

– Абу Карим, а можно у вас номер телефона взять? – спросил я.

– Конечно, садики[44]. Звони и обращайся по любому поводу, я всегда рад помочь хорошему парню-переводчику!

Спустя три дня мы начали регулярно встречаться с Абу Каримом возле древних развалин храма богини Иштар, и он сливал мне информацию о крокодилах в городе, платил я ему четыре сотни бенджаминов франклинов за сеанс. А когда пачка господина Фрайдея иссякла, я дождался воскресенья и поехал в Алеппо.

К ночным звонкам невозможно привыкнуть.

Сквозь сон я слышал настырную телефонную трель, звонили на стационарный телефон. Протяжно и нудно, звонок обрывался на несколько секунд, а затем опять возобновлялся. И так продолжалось довольно долго. Наконец, я выбрался из уютного сна про голых женщин в загородном домике где-то под Киевом, сполз с кровати и пошел на кухню брать трубку. Все равно, если я сильно нужен по работе, то за мной приедут и вытянут из квартиры.

Во сне я лежал с двумя женщинами под пуховым одеялом, в камине потрескивали дрова, подле окна стояла наряженная елка с большой блестящей звездой на верхушке. Ах, сны, ах, сны, где ваша сладость?

– Алло, – тихо сказал я.

– Максим, доброй ночи, – сказала супруга директора. – Евгений Дмитриевич умер, сейчас за тобой приедет Муса. Одевайся.

– Как умер? – только и смог выдавить я, но она уже повесила трубку.

Вот так номер выкинул злобный старикан. Менее всего я ожидал, что он умрет. Что еще за фокусы? Разве он не вечен? Да скорее из Евфрата выпрыгнут русалки, чем он умрет!

К своему стыду, хочу заметить, что я не очень-то расстроился. Умер мой сатрап, мой кровавый тиран умер – чего же мне горевать? Буду ли я скучать по издевательствам и воплям фюрера: «Переводи! Переводи! Ты, баран, осел невнимательный, откуда ты вылез?! Где тебя учили так переводить? Тупорылый ишак, будь ты проклят, что у тебя с рожей? Ты обиделся или лепрой заболел? Не кричать?! А как по-другому с тобой разговаривать, ты человеческого языка, мудак прыщавый, не понимаешь! Быстро переведи мне, что здесь написано, иди сюда, ко мне подошел, стой рядом со мной! Вот так, кусок говна, лучше бы я мартышку нанял переводить, она и то больше соображает! Хочешь, я прямо сейчас тебя головой о стену грохну, тогда поумнеешь? Еще раз напортачишь, и вылетишь на хер, это понятно? Дешевле тебя в Евфрате утопить, скотина!»