Второй тип в костюме помог ему подняться, и оба пошли вдоль подъездной дорожки, даже не взглянув на Тотоя, а потом потрусили вниз по дороге в направлении трущоб.
Тотой подошел к лежащему посреди дорожки Сенте и сказал, усевшись рядом с ним:
— Я пытался догнать тебя, но ты бежал так быстро, что я отстал. У меня слишком короткие ноги, и мне не угнаться за тобой, когда ты так быстро бежишь.
Но, похоже, Сенте не слушал. Сжав губы, он по-прежнему смотрел в небо немигающим взглядом, как это уже было однажды, когда Тотой спрыгнул на него со строительных лесов.
— Ты выдохся? — спросил Тотой. — Или сердишься на меня?
В ответ тишина.
— Чего ты здесь развалился?
Тотой ненадолго отвлекся, прислушиваясь к звукам внутри дома. Плач почему-то усилился. Когда же он опять повернулся к Сенте, глаза его друга уже были закрыты.
Вдруг Тотою пришла в голову одна мысль. Он осторожно приподнял футболку Сенте и положил ему руку на грудь. Грудь была теплой и влажной, но только от пота, и ощущалось биение сердца.
— Фу, — произнес Тотой, убирая руку. — А мне показалось, что ты умер. — Он помолчал и добавил: — Это все стрельба. Я боялся, что тебя убили.
Плач в доме вдруг резко прекратился. Теперь ночная улица казалась совершенно спокойной.
— Но ты ведь жив, — сказал Тотой и улегся рядом с Сенте, подложив руки под голову. — Ты просто думаешь.
АльфредоАльфредо прекратил думать. Он закрыл балконную дверь, уселся на диван, снял трубку, набрал номер и стал терпеливо ждать, когда освободится линия, слушая единственную в Маниле радиостанцию, круглосуточно передающую танцевальную музыку.
Ромарио не заставил себя долго ждать.
— Ну что? — раздался его голос.
— А то, — ответил Альфредо, — что чем шире круг света, тем больше область непознаваемого.
— Что?
— Это последнее, что я сказал жене. Вернее, последняя строчка абзаца, который я ей читал. Я так и не знаю, услышала ли она эти слова.
Ромарио кашлянул и произнес:
— О…
— Разве я тебе об этом не рассказывал?
— …Нет.
— Ну, вот и рассказал… Ладно, заезжай за мной.
— Ты пойдешь в ресторан?
— Да.
— Точно?
— Да.
— О боже! — произнес Ромарио, и Альфредо услышал в трубке, как он захлопнул свой дипломат. — Фредо, оставайся на месте. Я выезжаю. Буду у тебя минут через пятнадцать.
— Отлично.
— Вот здорово! Сильвия обрадуется, а ее подруга тебе очень понравится. Это именно та девушка, которая тебе нужна… — Ромарио запнулся. — Фредо, только смотри не передумай.
— Не передумаю, — ответил Альфредо. — Когда подъедешь, позвони из машины, и я спущусь.
— Через пятнадцать минут.
— Договорились, — сказал Альфредо и хотел положить трубку.
— Нет, подожди! — раздался вдруг голос Ромарио, когда трубка уже почти коснулась рычага.
Альфредо снова поднес ее к уху.
— Сделай что-нибудь, — сказал Ромарио.
— Что?
— Ну… постарайся выглядеть прилично. Прими душ и оденься получше. Успеешь принять душ за пятнадцать минут?
— Думаю, что успею.
— Тогда иди в душ.
— Хорошо.
— Приличный костюм! Чистая сорочка!
— Да.
— Через пятнадцать минут!
— Да, — подтвердил Альфредо и нажал на рычаг.
Роза
Вооруженный филиппинец крикнул в окно кухни, чтобы она убрала свою чертову голову, и тогда он сможет убить человека, стоящего за ней.
В этот момент человек закричал по-английски:
— Мне конец. Я весь в дерьме. Упал в канализацию.
Филиппинец с пистолетом снова велел ей убрать голову.
— Я сдохну, весь в дерьме, на этой чертовой кухне.
— Убери голову! — в третий раз заорал филиппинец.
— Я не могу ее убрать! — крикнула в ответ Роза. — Не стреляйте, прошу вас! Вы уже застрелили мою мать! В доме двое маленьких детей! Умоляю, не убивайте их!
Что-то неуловимо изменилось в лице филиппинца, и он сказал:
— Твои дети останутся живы. — Потом замолчал и больше не кричал на нее.
Роза моргнула. Она с трудом соображала, но мысли были вполне ясными, и она спокойно спросила по-английски:
— Вы могли бы выстрелить поверх головы мальчишки?
— Но как? — всхлипнул тот. — У меня не осталось ни одного патрона!
— Если вы меня не отпустите, он убьет нас обоих, — сказала Роза.
Англичанин резко вдохнул. В этот момент Корасон испустила последний вздох.
— О'кей, — сказал он и отпустил Розу.
Она отпрянула в сторону, и человек на мгновение остался один. Он сжал кулаки и весь напрягся, приняв теперь уже бесполезную защитную позу, а потом упал, сраженный пулями.
Роза сползла на пол и закрыла глаза руками.
Она слышала, как филиппинец пролезает в окно.
— Вы обещали, что мои дети будут живы, — прошептала Роза.
Хрустнуло стекло, и она поняла, что он спрыгнул с мойки на пол и уже здесь.
— Умоляю вас, — сказала Роза.
Она отняла руки от глаз и увидела, что бандит стоит около умирающего англичанина, стреляя ему в голову. Он продолжал стрелять, пока не израсходовал все патроны. После каждого выстрела у Розы перехватывало дыхание, а когда все кончилось, она пронзительно закричала.
Пока Роза кричала, бандит перезарядил пистолет, а кровь англичанина быстро растеклась по полу. Роза все кричала, пока не поняла, что он ждет, когда она замолчит.
Крики прекратились.
— Это ваша мать? — спросил бандит, указывая свободной рукой на тело Корасон.
Роза не знала, как реагировать.
— Мне жаль, что она умерла, — спокойно сказал филиппинец.
Она кивнула.
Филиппинец кивнул ей в ответ и повторил: «извините» — все тем же странно вежливым и невозмутимым голосом. Потом подошел к мойке, забрался на нее и исчез.
Роза позвала:
— Лита, Раффи!
И сразу же из коридора донеслись успокаивающие звуки детского плача.
— Дети, в кухню нельзя. Здесь все… оставайтесь в…
Оставайтесь? Но это же смешно! Оставайтесь, пока я не наведу порядок, не уберу куда-нибудь Корасон и покрытого дерьмом иностранца, не вымою пол?
Роза сидела среди крови и осколков стекла, переводя взгляд с одного тела на другое.
Она сказала себе: надо подумать минутку. Ведь я все это уже видела. Так бывает после взрыва динамита; мне это знакомо. Теперь я знаю, что делать.
И она снова окликнула детей:
— Лита, Рафаэль, оставайтесь на месте.
ВинсентеВинсенте лежал на асфальте рядом с Тотоем.
Он не был убит, он думал.
Он гнался за бегущим человеком и видел, что бывает с беглецом, когда его поймают. В доме он видел мальчика, которому было столько же лет, сколько ему, когда пропал его отец. Он видел мойку со сливом, хорошую мойку, какие бывают в приличных домах.
И он подумал: я должен понять, что все это значит.
Винсенте задумался.
Как-то Фредо завел разговор о том, что значит думать.
— Когда ты говоришь: «я только что о чем-то подумал», — ты хочешь сказать: «я только что перестал о чем-то думать». Мысль уже какое-то время была у тебя в голове, и ты обдумывал ее со всех сторон, даже не сознавая, что ты делаешь. Это могло продолжаться несколько дней, недель или даже лет.
Винсенте подумал: бегущий человек не был моим отцом, а мальчик — совсем не я. Я даже не уверен, была ли у нас в доме похожая мойка.
Может быть, я ничего не должен в этом понимать.
Может быть, все это ничего не значит.
Но ведь это что-то да значит.
И тогда Винсенте перестал думать.
На дорожку свернула машина. Винсенте с Тотоем сели, щурясь от яркого света фар, пока водитель их не выключил. Они оба узнали его, но он, похоже, их не узнал, в недоумении глядя поверх их голов.
В освещенных окнах домов, что протянулись вдоль засаженной цветущими деревьями улицы, виднелись люди. Возле одного дома в садике стоял человек в шортах и с дробовиком в руке, а его жена наблюдала за ним из окна. Совсем недалеко, кварталов за пять, послышались и смолкли звуки полицейской сирены.
— Пора делать ноги, — тихо сказал Тотой, когда мимо пробежал владелец «хонды».
— Роза! — завопил он. — Что здесь, черт подери, происходит?
— Да, пора, — согласился Винсенте.
Когда они вышли на улицу, сзади послышался женский голос и сразу же раздался полный ужаса вопль мужчины.
Он крикнул:
— О боже! — так, будто вера вдруг покинула его.
Тотой обернулся, а Винсенте не стал.
Иногда под тессерактом понимается проекция гиперкуба, а иногда и сам гиперкуб. Я предложил свое собственное объяснение, потому что оно мне больше нравится. То же касается и всего, о чем говорится в этой книге.