В то время лесничество, как и вся страна, было занято великой классовой борьбой, от которой, как утверждали, зависит будущее партии и государства. Чтобы не мешать грандиозной кампании, направленной против реставрации правого уклона, и не подрывать основы классовой борьбы, администрация лесничества доложила в вышестоящие инстанции, что классовые враги устроили в горах пожар, который уже потушен кадровыми работниками и «революционными массами». На том дело и закрыли. Правда, Ван Мутун почему-то ни за что не хотел возвращаться в Зеленый лог. К счастью, в тот момент в другом месте умер лесник, и туда направили Ван Мутуна с детьми. Там он вскоре женился на одной вдовушке и зажил, как прежде: чуть темнело, укладывался с ней в постель. Вдовушка эта тоже родила ему сына и дочь, со временем дети подросли и переженились. В новом доме Ван Мутуна воцарилась настоящая семейная идиллия.
После того как была свергнута преступная «банда четырех», в лесничестве стали поговаривать о том, что Пань Цинцин и Однорукий, если они живы и где-нибудь прячутся, могут, пожалуй, вернуться. Более того, считали, что их могут даже реабилитировать, как невинно пострадавших. А почему бы и нет? Даже обгоревшие деревья Зеленого лога пустили новые молодые побеги!
ДЭН ЮМЭЙ
ПОХОЖДЕНИЯ НАУ
© Перевод В. Аджимамудова
Дэн Юмэй (литературные псевдонимы — Ю Мэй, Фан Вэнь) родился в 1921 году в уезде Пинъюань провинции Шаньдун. В 1942 году служил в армии, с 1944 по 1945 год работал в Японии. После 1945 года состоял в бригаде культпросвета, работал корреспондентом. Публикуется с 1950 года. В 1952 году поступил в аспирантуру Центрального Литературного научно-исследовательского института.
Ныне он — профессиональный писатель, член Пекинской Ассоциации писателей. Дэн Юмэй — автор повести «У края пропасти», рассказов и стихов. Его повести «Женщины, догонявшие свою часть», «Похождения Нау» получили премии на Первом и Втором Всекитайских конкурсах повестей. Рассказы «Наш командир», «Хмельные беседы» завоевали премии всекитайских конкурсов 1978 и 1979 годов. «Похождения Нау» стали лучшей повестью 1982 года.
1
Дед юного Нау, начальник Управления двора, был человеком не очень просвещенным. Тогда говорили: «Если дом новый, а древних картин в нем нет, значит, в доме живет начальник Управления двора». Господину Фу, отцу Нау, после продажи дома денег хватило всего на несколько лет. Еще семи лет ему был дарован чин «придворного охранника пятого ранга». А какой из него охранник, если он даже курицы боялся. Спасла его Синьхайская революция[22]. К тому времени, как Цинская империя была свергнута, он едва достиг возраста, когда пора поступать на службу.
Пока господин Фу жил богато, дом был полон благородных мужей и знаменитых актеров. Он увлекался голубями, держал лошадей, играл в заморский бильярд, клеил бумажных змеев. Особую страсть питал к театру — пекинской опере, куншаньской драме. Он играл вместе с родственниками императорской фамилии в «Лагере Жемчужного занавеса» и в других спектаклях. Его постоянным аккомпаниатором был известный музыкант Хо Большой, который не только читал ему пьесы, учил петь, но и выполнял обязанности клакера — громче всех кричал «браво!». Бывало, господин Фу едва споет «наставники престолонаследника сдвигают бокалы», как музыкант бросает трехструнку и начинает аплодировать. Однажды невыспавшийся, осипший господин Фу заметил подозрительно музыканту: «А мне кажется, спел я неважно?» Но Хо Большой продолжал невозмутимо щипать струны, твердя, будто пел тот прекрасно.
После смерти жены господин Фу объявил, что бросает все и целиком посвящает себя сыну. Музицировать он перестал, но то и дело заботился о костюмах актеров, выкупал заложенные в ломбард вещи сказительниц. Павильон для гостей в его саду никогда не пустовал. Короче говоря, Фу был так занят, что до сына руки не доходили.
Впрочем, Нау и не нуждался в опеке, у него был свой круг друзей: дети князей, канцлеров и другие отпрыски аристократических семей. Они расхваливали поваров и портных друг друга, устраивали петушиные бои и собачьи бега, любовались цветами, ходили в театр. По части забав они могли дать фору старикам — освоили и модные развлечения: коньки, танцы, разгуливали по центральной улице Ванфуцзин — Княжий двор, глазели на женщин, затевали пирушки в чайной «Благодатный дождь». Деньги текли как вода. К тому же на всякий случай под рукой была бронза, фарфор, книги, картины. В задних комнатах — драгоценные шкатулки. Пару всегда можно вынести потихоньку и отдать певичкам или мальчикам.
Постепенно Нау спустил все антикварные вещи, а отец его — все остальное, словно отрезая по кусочку от соевого творога. Кредиторы подали в суд и отняли дом. Только тогда отец и сын поняли, что из заклада им не вернуть ни единого медяка — не осталось даже на кусок черствой лепешки.
2
Уже в преклонных годах дед Нау обзавелся наложницей. Ее звали Цзы Юнь, она была на несколько лет моложе господина Фу. Мать перед смертью строго наказала сыну о ней позаботиться. Господин Фу от своих щедрот отвел Цзы Юнь дворик, где раньше стояла конюшня, но при этом объявил, что отныне знать ее не желает.
Цзы Юнь, дочь крестьянина-арендатора, была приучена к тяжелому труду и жизни впроголодь. Заимев свой угол, она решила подыскать постояльцев, но не первых попавших, а таких, чтоб не было лишних пересудов. Сдала комнату пожилой чете — доктору Го с женой.
Госпожа Го болела чахоткой, осенью, когда с деревьев облетела листва, она слегла и больше не поднималась с постели; пришлось Цзы Юнь не только обслуживать доктора, но и ухаживать за больной. Звенели тазы и чашки, в доме все перевернулось вверх дном. Цзы Юнь терпеливо варила супы, готовила лекарства, стирала, чистила, скребла. Госпожа Го, не зная, как ее отблагодарить, однажды подозвала Цзы Юнь и взяла ее за руку.
— Трудно вам одной, а тут еще я свалилась! Вы уж не сердитесь! Поговорим откровенно, как сестры. Мы будем платить вам больше. Конечно, это делу мало поможет, ведь доброту не измеришь деньгами!
У Цзы Юнь увлажнились глаза, она присела на кровати.
— Сестра, я не бедствую, и лишние деньги мне ни к чему. Печалит меня лишь то, что мой господин пожил со мной всего несколько лет, а теперь я никому не нужна, не о ком мне позаботиться. Когда я пою вас бульоном или подаю лекарства, у меня теплеет на душе. Это не вы обязаны мне, а я вам! Ухаживая за вами, я чувствую, что кому-то нужна, а это важней любых денег!
Госпожа Го протянула еще два года и теперь чувствовала, что дни ее сочтены. Однажды, выпроводив мужа из комнаты, она снова подозвала Цзы Юнь. Приподнявшись на постели, попыталась отвесить ей поклон. Цзы Юнь испуганно ее удержала.
— Что вы делаете? Побойтесь бога!
— Надо соблюсти ритуал. Я должна сказать тебе что-то очень важное.
— Ведь мы же как сестры! Зачем же так говорить!
Захлебываясь и давясь слезами, госпожа Го стала рассказывать, что всю жизнь они с мужем прожили в согласии, ей не в чем себя упрекнуть, а вот теперь она сплоховала. Как подумает, что оставляет его одного, сердце рвется на части. Он ведь из тех, о ком можно сказать «с лапами утки и клювом орла» — только есть горазд. Ремесло свое знает, а о себе позаботиться не может, даже пуговицы сам застегнуть не умеет. Цзы Юнь такая добрая, отзывчивая! Если бы она согласилась взять на себя заботу о старике, госпожа Го неустанно молилась бы о ней у желтых источников[23].
— Вы не тревожьтесь о муже, сестрица, — отвечала Цзы Юнь, — я не оставлю его. А чтобы вас успокоить, давайте выберем день, пригласим соседей, кого-нибудь из управы, накроем стол, и перед всеми я отобью поклоны предкам семьи Го, пусть ваш супруг станет мне названым братом!
Госпожа Го была крайне растрогана, а доктор, узнав об этой истории, преисполнился глубокого уважения к Цзы Юнь. В праздник Середины лета[24] Цзы Юнь, взяв корзинку со сладкими пирожками, обернутыми в пальмовые листья, отправилась к господину Фу, единственному родному человеку, за советом. Но господин Фу заявил:
— С тех пор как умер отец, нас ничто больше не связывает. Хоть замуж выходи, меня это не касается!
— Воля ваша, как прикажете. А милостей старого господина я никогда не забуду, — глотая слезы, проговорила Цзы Юнь.
Вскоре состоялась церемония, связавшая Цзы Юнь с родом Го. В реестре проживающих она числилась под фамилией На, поэтому за столом Цзы Юнь поднесла чиновнику красный сверток с деньгами и попросила к знаку На прибавить иероглиф Го. Теперь она официально стала сестрой доктора Го.
У госпожи Го сразу полегчало на сердце. Но вскоре душа ее на журавлиных крыльях отлетела в западные края. Цзы Юнь осталась полной хозяйкой в доме, теперь люди уважительно называли ее госпожой.
