– Конец света?
– Нет, это общепринятое значение. Насколько я помню из курса греческого, подлинное значение этого слова другое. «Апокалипсис» буквально означает «поднятие завесы». Это означает, что, когда наступит апокалипсис, людям будет открыто то, что пока отделено завесой. Откроется правда, таящаяся под покровом лжи.
– Поразительно, – говорю я. – Я помню бурную дискуссию, которая разразилась на «Земле-1» по поводу этой самой завесы.
– Это еще один знак. Поднятая завеса – последнее откровение для тех, кто жил во власти иллюзий. Поэтому апокалипсис и воспринимается как Последний День. Люди думают, что правда убивает.
Его слова напоминают мне фразу Филиппа К. Дика, которую Эдмонд Уэллс записал в «Энциклопедию»: «Реальность – это то, что продолжает существовать и после того, как в это больше не верят». Реальный мир превосходит человеческое представление о нем. Его невозможно скрыть никакой завесой.
Внезапно мне кажется логичным то, что говорит Сент-Экзюпери. «Они» тыкают нас носом в наши представления о мире, чтобы показать нам: это лишь то, во что мы верим. Лишь потом они смогут открыть нам правду, которую мы отказываемся принимать.
Остается разобраться со светом на вершине горы.
– Но ведь когда мы играем, то сами решаем, что и как делать.
– Ты уверен? Вспомни фокусы Мельеса. Как бы ты ни снимал карты, результат известен заранее.
Действительно, этот фокус сбивает с толку.
– Вы с друзьями сегодня устраиваете вылазку? – спрашивает автор «Маленького принца».
– Может быть, пока не знаю. Ряды теонавтов сильно поредели.
Остались только Мельес, Мата Хари, Рауль.
Сент-Экзюпери понимающе кивает. Я знаю, что у аэронавтов тоже потери – Клеман Адер, Монгольфьер. Сент-Экзюпери все равно собирается продолжать поиски. Он просит прибавить шагу.
Мы замечаем далеко впереди Лафайета, Сюркуфа и Марию Кюри, которые несут какие-то довольно тяжелые на вид мешки. Акванавты, похоже, строят корабль. Мы, покорители воздуха и воды, приветствуем друг друга как сообщники. У каждого свой путь.
Мы все дальше уходим от Олимпии.
Сент-Экзюпери ведет меня в подпольную мастерскую, где я когда-то помогал им шить парус для воздушного шара. На огромном столе я вижу новые инструменты и какой-то предмет внушительных размеров, покрытый тентом.
– Монгольфьер построил воздушное судно в соответствии с теми представлениями о воздухоплавании, которые были в его время, – объясняет Сент-Экзюпери. – В то время достаточно было немного подняться над землей, чтобы вызвать восхищение публики. Но, как ты заметил, здесь этого недостаточно. Кроме того, таким аппаратом невозможно управлять.
Надар, что-то мастеривший при свете свечи, встает из-за верстака и подходит поздороваться. Видимо, он пришел сюда, как только в Амфитеатре началось представление.
– Я рад, что ты снова с нами, – говорит бывший фотограф и друг Жюля Верна.
Мы обмениваемся рукопожатием.
– Ты рассказал ему? – спрашивает Надар у Сент-Экзюпери.
– Я сказал ему, что слово «апокалипсис» раньше означало поднятие завесы. А тебе я предоставляю почетную обязанность снять покров с нашей новой правды.
Надар медленно убирает тент с предмета, стоящего на столе. Мне кажется, что передо мной огромный деревянный велосипед, оснащенный множеством ремней, которые передают пропеллеру движение от педалей. Внизу мои нынешние единомышленники укрепили корзину с горелкой.
– Что это?
– Нечто вроде управляемого воздушного шара, – объясняет летчик. – Как видишь, у велосипеда два седла, это тандем. Нужно, как минимум, два человека, чтобы привести механизм в движение. Мы будем работать над ним всю ночь. Завтра или послезавтра воздушный корабль будет готов.
– Согласен быть вторым летчиком на моем дирижабле-тандеме с пропеллером? – спрашивает Надар.
– Почему я?
– У моего напарника возникли проблемы, – отвечает Сент-Экзюпери.
Густав Надар задирает тогу и показывает покалеченное колено.
– Это богоубийца?
– Он напал на меня, и я едва его не схватил. Но для полета на дирижабле нужны абсолютно здоровые ноги.
– Значит, ты видел богоубийцу? Как он выглядит?
– Было темно. Я видел только очертания фигуры. Я даже не могу точно сказать, какого он роста.
Сент-Экзюпери подбадривает меня:
– Это важно, Мишель. Ты нужен нам. Хочешь вместе нами отправиться навстречу новым приключениям в воздухе?
Я хорошо помню падение в океан. Сент-Экзюпери понимает, что я колеблюсь.
– Я, как и все, слежу за тем, что происходи с твоими людьми-дельфинами, – говорит он. – Я не всегда понимаю, почему ты принял то или иное решение, но каждый новый поворот – поистине захватывающее зрелище. Если бы ты не был так занят своей игрой, то давно заметил бы, что другие игроки всегда интересуются тем, что творится у твоих дельфинов. Правда, Надар?
– Это как роман с продолжением, – соглашается фотограф. – Чем больше испытаний выпадает твоему народу, чем больше несправедливостей приходится ему пережить, тем интересней.
Что им ответить? Я создал народ, чьи страдания стали захватывающим представлением. Мне кажется, что я иду ко дну.
– И, несмотря на все исторические «пертурбации», ты все еще жив, а люди-скарабеи и львы, которые были когда-то на гребне волны…
– …и преследовали тебя, – вставляет Сент-Экзюпери.
– …выбыли из игры. Даже Прудон, когда-то возглавлявший тройку победителей. Прудон, чьи орды заставляли содрогаться всю планету, теперь в незавидном положении. А ты по-прежнему жив. Ты вызываешь раздражение, ты потерял силы, но жив.
– Надолго ли? В последней партии я занял предпоследнее место, – напоминаю я.
Сент-Экзюпери внимательно смотрит на меня и добавляет:
– Мы разрушители, Мишель, не забывай. Мы за пределами нормы. И это раздражает тех, кто находится внутри системы. Большинство всегда будет против нас.
Я не знаю, почему он заговорил об игре. Хочет польстить мне? Я стараюсь заинтересоваться тандемом.
– Как работает ваш летательный аппарат?
– Сначала, как на воздушном шаре, нужно зажечь верхнюю горелку, чтобы оболочка наполнилась горячим воздухом, – говорит Надар.
– Потом мы забираемся внутрь, и крутим педали, чтобы запустить задний пропеллер. Рычаг на переднем руле соединен с веревкой, которая управляет рулем. Чтобы все работало, нужно чтобы не было сильного ветра, иначе…
Я немного разочарован и сажусь прямо на землю.
– Мне необходим отдых. Эпопея с Освободителем совершенно вымотала меня.
– Сегодня вечером ты снова отправляешься в экспедицию с теонавтами?
Глаза Надара и Сент-Экзюпери блестят в отсветах огня, который горит в маленьком горне.
– Не знаю. Мне хорошо тут с вами. Когда вы думаете испытать тандем?
– Уж точно не сегодня. Ступай с ними. Мы еще поработаем над нашим аппаратом, постараемся закончить к завтрашнему дню.
– Я могу вам чем-нибудь помочь?
– В мастерской ты ни к чему, но если узнаешь, что находится выше по склону горы, то сможешь указывать дорогу, когда дирижабль будет готов.
Чтобы подбодрить меня, Сент-Экзюпери дружески кладет мне руку на плечо.
– В Амфитеатре вот-вот закончится «Персефона в аду». Возвращайся туда. Теперь ты знаешь, что у нас есть общее дело. Мы вернемся к нему позже.
Я смотрю на Надара и Сент-Экзюпери. Теперь я могу выбрать новых друзей, если старые бросят меня. На прощание Сент-Экзюпери говорит:
– Все, что случается с тобой, идет тебе на пользу. Плыви по течению и не тревожься. Как это ни странно, все, что с тобой происходит, даже самые тяжкие испытания, идет тебе на пользу. Если где-то и существует готовый сценарий, я уверен, сценарист хочет, чтобы мы победили.
Как бы я хотел верить в это. Как бы хотел знать, что «Сценарист» готовит мне. Но в моей голове запечатлевается фраза: «Как это ни странно, все, что с тобой происходит, даже самые тяжкие испытания, идет тебе на пользу».
На самом деле круг Зодиака не соответствует ни одному из известных науке астрономических явлений. Кроме того, он был составлен в те времена, когда в большинстве культур Земля считалась центром мироздания. Глядя на светящуюся точку в небе, наблюдатель не знал, что именно он видит – звезду, планету или галактику. Люди не могли измерить расстояние ни до маленькой звездочки, которая казалась такой близкой, ни до огромной далекой звезды.
Но расположенные по кругу двенадцать символов встречаются в Вавилоне («Дом Луны»), в Египте, Израиле, Персии, у греков («Колесо жизни»), в Индии («Колесо Павлина»), на Тибете, в Китае («Круг Животных»), у финикийцев («Пояс Иштар»), в Северной и Южной Америке, в скандинавских странах и даже в раннем христианстве (вместо двенадцати знаков Зодиака появились двенадцать апостолов).
Такие ученые, как Иоганн Кеплер, основатель современной астрономии, и Ньютон ссылались на зодиакальный круг, строя гороскопы и изучая положение звезд в момент рождения человека. Зодиак имеет не только магическое значение, он символизирует эволюцию, представляет собой алхимическую картину развития мира.
