Арестант, гулко шагая тюремными коридорами, также тихо спросил в спину начкара:
— А Матвеев мне напильник в батоне не передал?
— Нет. Но, обещал ночью подогнать танк с газотурбинным двигателем прямо под окно твоей камеры.
— И на том спасибо.
— Прапорщик, твоё «спасибо» совсем не булькает.
— Выйду, за мной не заржавеет.
— Я знаю. Но, из-за твоих сегодняшних гостей похоже ты здесь надолго?
— Не знаю. Скоро опять вызовут.
— Прапорщик, я даже спрашивать не буду — что ты натворил.
— Не надо спрашивать. Я не смогу ответить.
Вот так за милой беседой надзирателя и заключённого и подошли к камере прапорщика, около которой, стоя лицом к стене, служивых войскового стрельбища Помсен ждал их сержант.
Перед открытой металлической дверью старший лейтенант Лисовских вдруг скомандовал:
— Прапорщик, стоять. Кругом.
Заключенный, хорошо зная, что какая бы мафия не проникла в изолятор, с этим караулом лучше не борзеть. Начальнику стрельбища в данный момент жизни очень не хотелось обострять и так «непримиримое противоречие, характеризующееся острой борьбой противоположных сил, тенденций…» между пехотой и танкистами, и он быстро выполнил требование начальника караула.
Офицер стоял перед прапорщиком в своей любимой стойке — ноги шире плеч, руки за спину, голова чуть вздёрнута вверх. Из-под козырька фуражки на арестанта смотрели холодные серые глаза.
Лисовских (он же — Лис) спокойно разжал свои руки и протянул правую ладонь Кантемирову:
— Меня Роман зовут.
— Тимур, — ответил на рукопожатие прапорщик.
— Я знаю. Когда все твои гости разойдутся, выдерну тебя в караулку. Чай попьём.
— Не откажусь, — улыбнулся сиделец. Да кто же откажется попить чаю со своим надзирателем? В этот раз при входе в родную камеру направляющей помощи в виде приклада не последовало…
В «хате» начальник стрельбища тепло обнялся с подчинёнными. Ничто не сближает так людей, как совместное заключение в одной тюрьме. Прапорщик сразу приступил к делу: придвинул настольную лампу, разложил листы и начал инструктаж:
— Я пишу первым, вы вслед за мной. И чтобы все наши действия в тот вечер совпали.
Кантемиров посмотрел на сержанта:
— Виталий, пишешь, как будто ты пил вместе с нами.
— Обидно мне очень, товарищ прапорщик. Вы с Ромасом всю водку выжрали, а мне даже грамульку не налили. А теперь пиши, что пили вместе. Как же так?
— Выйдем, будет тебе грамулька, — улыбнулся Тимур.
— Точно, товарищ прапорщик? — воодушевился старший оператор.
— Будет после дембельского приказа, — уточнил начальник стрельбища. — Когда станешь совсем гражданским человеком.
— «Дембель неизбежен, как крах капитализма!» — изрёк солдатскую мудрость сержант и с азартом занялся сочинительством.
Написали быстро. Через полчаса появился конвой. Басалаева вернули в солдатскую камеру, а Кантемирова с Драугялисом доставили в кабинет коменданта…
Полковник Полянский изучил собственноручно написанные участниками драки объяснения и кивнул головой:
— Оба присаживайтесь к столу. Сейчас всё подробно — как всё произошло на самом деле. Ромас, начни с земляков — на какой улице жили в Каунасе, когда и кем призвались. Прапорщик, а ты начни со спортзала и про своего самбиста пиши подробней — кто он, и где работает.
Начальник стрельбища с пилорамщиком кивнули, присели и начали изливать свою душу на белую бумагу и, вполне возможно, наматывать себе срок.
Генерал-лейтенант посмотрел на пишущих, вздохнул и сказал товарищу:
— Жаныч, я, наверно, пойду. Вроде всё обговорили, а дома меня девчата ждут. Да, кстати! Кантемиров, отвлекись на секунду.
Потапов расстегнул свою чёрную кожаную папку и вынул плитку шоколада под названием «Алёнка» и протянул прапорщику:
— Держи.
Офицеры удивлённо посмотрели на бывшего командарма. С чего это вдруг генералы стали прапорщиков шоколадками угощать?
Михаил Петрович ещё раз вздохнул и сказал:
— Дарья приказала.
Все мужики, находящиеся в этом кабинете, кроме Анатолия Жановича, растили и воспитывали дочерей. Отцы семейства понимающе заулыбались. Ох уж, эти доченьки… Они такие командирши… Полковник Полянский, воспитывающий сына старшеклассника, только ухмыльнулся. Детский сад…
Прапорщик встал, принял подарок и улыбнулся:
— От меня — спасибо Даше.
— Садись, пиши, каторжанин. От этой писанины сейчас твоя судьба зависит…
Генерал попрощался с офицерами и вышел из кабинета. Подполковник Болдырев всерьёз задумался о стрельбах на войсковом стрельбище Помсен, враз оставленным без начальника и его заместителя.
Майор Яшкин подошёл к столу и, присев рядом с полковником Полянским, принялся говорить вполголоса о чём-то своём, особом. Подполковник Кузнецов молча наблюдал за всеми гостями — добровольными и добровольно-принудительными. Первым закончил писать прапорщик и протянул пару листов полковнику.
Начальник особого отдела штаба армии внимательно изучил текст и спросил:
— Кантемиров, а сам как думаешь — знал до тебя Путилов про этот побег или нет?
— Товарищ полковник, сейчас думаю, что знал.
Полянский забрал лист у Драугялиса, пробежал глазами и обратился к рядовому:
— Ромас, сейчас скажи мне честно — сам бы ты, что хотел сейчас по службе? Тебе ещё меньше полгода служить осталось.
Гвардии рядовой мотострелкового полка ГСВГ встал:
— Товарищ полковник, меня надо обязательно наказать и отправить служить в Союз, ближе к дому. И было бы хорошо, если наказание за драку с прапорщиком было в моём личном деле, — быстро ответил советский солдат.
Всем офицерам стало понятно, что Ромас уже продумал свою дальнейшую судьбу.
Полковник Полянский взглянул на командира полка, который согласно кивнул и сказал:
— Дожили. Нормальный солдат просит, чтобы его отправили в Союз, да и ещё с наказанием в личном деле. Сделаем, рядовой. Не волнуйся.
Подполковник Болдырев встал с дивана, подошёл к рядовому и протянул руку:
— Благодарю за службу, солдат.
— Спасибо, — просто ответил пилорамщик стрельбища и пожал руку командиру полка, который затем повернулся к начальнику стрельбища:
— А тебя, прапорщик, пока благодарить не буду. Ты всё ещё в ответе за своё стрельбище. Думай, как организовать руководство полигоном без твоего присутствия.
— А я уже подумал, товарищ полковник, — начальник стрельбища вскочил. — Надо будет отправить на Помсен рабочую команду под руководством капитана Чубарева. У нас все бруствера на Директрисе БМП обвалились. Пусть пехота восстанавливает в перерывах между стрельбами. Жить будут в землянках. А для капитана откроют мой домик…
— А ключик от домика висит на гвоздике за шинелями в солдатской каптёрке, — влез в разговор начальник Особого отдела мотострелкового полка.
— Откуда вы знаете, товарищ майор? — опешил от неожиданности прапорщик.
— Служба у меня такая, Кантемиров, — всё знать. И вчера ты явно выбрал не ту сторону, — ответил Яшкин и посмотрел на Полянского.
Тот согласно кивнул и подумал, что пора выдвигать майора на следующую должность.
Прапорщик продолжил доклад новому командиру полка:
— В основном солдаты полигонной команды стоят по штату в 9 роте, и все хорошо знают и уважают Чубарева. Никаких проблем у капитана с моими бойцами не будет. Что прикажет, то и сделают без промедления.
Командир полка задумался и спросил у прапорщика:
— Что и прям — вот такой авторитетный капитан?
— У него не забалуешь, — твёрдо ответил начальник стрельбища.
Подполковник выдохнул. Вроде проблема с обезглавленным стрельбищем решилась…
Полянский попросил коменданта вызвать конвой и подвёл итог Великого Собрания:
— Ну, что, товарищи офицеры, завтра у нас будет непростой день. Действуем по плану. Созваниваемся через коменданта гарнизона. Пётр Филиппович, вся связь будет через вас. Напрямую не общаемся. Вроде всё. По домам!
Поздно вечером в караулке гауптвахты старший лейтенант Лисовских интеллигентно чаёвничал под половинку плитки шоколада «Алёнка» (вторая половинка ушла в караул) с прапорщиком Кантемировым и рассуждал, с глубоким знанием этого дела, о свежих немочках, появившихся на танцах в Гарнизонном Доме Офицеров…
