Сидя за столом «Виллы Стелла», он пытался понять, почему не может найти в себе необходимые творческие силы. Не сожрали же их странички Интернета и социальные сети? Не иссушили трехлетние разъезды в режиме нон-стоп? Может, он и вправду превратился в пустое и никчемное существо, как считают Роксана и Франсуа? А может, он и не писатель вовсе, а товар, как его жестоко обозвала Тайефер? Вкусный лимончелло таял на языке. Как бы ему хотелось, чтобы эта звездная ночь под смоковницей никогда не кончалась! Одна из итальянских семей праздновала день рождения, и ничто не могло омрачить их праздника. Торт с пятнадцатью свечами, радостные лица вокруг любимого отпрыска, песни, тосты, поцелуи, объятия, груда подарков. Все это так легко можно было бы описать: бабушка с дедом, полные достоинства и доброжелательности, рядом носятся возбужденные дети, сидят отец семейства с сединой в волосах, сияющая гордостью мать и юный виновник торжества, который еще не превратился в мужчину, но уже обрел мужскую повадку. Николя увидел, как рука отца потянулась, чтобы потрепать сына по волосам, и испытал острое чувство утраты. Как многим он был обязан Федору Колчину… Если бы он не узнал настоящее имя отца, он не написал бы «Конверт». Ему требовалось время, чтобы все это осмыслить. А если бы он не написал книгу, то жил бы сейчас с Дельфиной и Гайей на улице Пернети? И, как раньше, давал бы уроки? Как бы ни была прекрасна прошлая жизнь, вернуться к ней невозможно. «Ураган Марго» его избаловал. Он привык к роскоши, к классным вещам, к пятизвездочным отелям. Разве мог он предвидеть, как сложится его судьба, до какой степени книга сможет перевернуть человеческую жизнь?
Вот чертова апатия, плакался он сам себе, глядя, как итальянское семейство покидает ресторан. Так дальше продолжаться не может. Ему нужна дисциплина, с ленью надо кончать. Все в его власти, надо только постараться. Сюжет у него уже есть. Среди постояльцев шикарного отеля на берегу моря неожиданно появляется знаменитая издательница, и все вдруг оказывается связанным воедино: люди, события, чувства… Писатель, лишившийся вдохновения, его бывшая возлюбленная, ее бедра под душем, любовь к ней, которая не угасла… Кретин, попавшийся в западню к своей залетевшей подружке, чувственная дамочка в уютном гнездышке, личная жизнь матери… Он сможет написать обо всем, о чем захочет. Он уже начал. Необходимо только взять себя в руки. Синий луч Раскара Капака просто где-то притаился. Надо его разыскать и начать работать…
Было уже поздно, когда Николя позвонил Давиде, чтобы тот отвез его обратно в отель. Ехали в темноте. На этот раз Николя сидел на корме и любовался на звезды. На пирсе он крепко обнял Давиде. Расплатиться ему было нечем, потому что он оставил щедрые чаевые смущенной девушке-официантке, но Давиде это, похоже, не заботило. Если Николя захочет еще прокатиться, стоит только набрать номер. Николя возвратился на террасу. Бразильская вечеринка уже закончилась, но в баре было полно народу. Прибыли новые гости. Элегантные испанцы: миловидная женщина и трое мужчин. Муж, отец и брат, решил Николя. Семья французов, воплощение изысканности: миниатюрная загорелая мать семейства, с серебряными нитями в черных волосах, обаятельный, несмотря на лысину, папаша, в розовой рубашке и бежевых брюках, и два высоких юнца лет двадцати. Несомненно, их дети. Снова появились двойники Натали Портман, на этот раз в окружении поклонников. В субботний вечер в «Галло Неро» явно произошли какие-то события. А что, разве уже воскресенье?
Николя посмотрел на часы. И правда, воскресенье. Подниматься в номер и встречаться с Мальвиной не хотелось. Он заказал у Джанкарло бутылку минеральной воды. Тот инстинктивно угадал, что клиент в скверном настроении. Неподалеку расположились американки с бокалами мартини в руках. Лица их были сильно накрашены, на шеях переливались какие-то замысловатые колье. Они разговаривали так громко, что волей-неволей все остальные слышали, о чем идет разговор. Неужели они считают, что можно прилюдно обсуждать, как тебе удалили лобковые волоски в салоне красоты? Николя прислушался: ну так и есть, обсуждают. Стоило ему посмотреть в их сторону, как они принялись посылать ему воздушные поцелуи. Не успел он опомниться, как Джанкарло и ему принес мартини.
– Это от американок, – буркнул он. – Видать, вы им понравились.
Николя улыбнулся и подошел к дамам. Шерри и Мими встретили его с распростертыми объятиями. Шерри приехала из Палм-Спрингс, Мими из Хьюстона. Обе вдовы. Они все время гоготали и дергали головой, как рок-певицы. Поначалу его это удивило, а потом он понял. Как еще могут выразить свои эмоции две накачанные ботоксом мумии, с кожей, натянутой как барабан, и остановившимися глазами, совсем как у Алекса Деларджа в «Заводном апельсине»?
– Конечно, вас повсюду узнаю́т, – соловьем разливалась Шерри, обнажив в улыбке неестественно белые зубы, – и все вас безумно любят, но, наверное, вас это ужасно раздражает…
– У вас повсюду много поклонников, – вторила ей Мими, размахивая руками с накладными красными ногтями. – Ведь все читали вашу книгу…
– И все смотрели ваш фильм! – снова подхватила Шерри.
– Это не мой фильм, – по привычке поправил ее Николя. – Его поставил режиссер Тоби Брэмфилд.
– Боже мой, вы там такой славный, – в экстазе щебетала Мими, прижимая унизанные кольцами руки к силиконовой груди. – В той самой сцене, где Робин Райт узнает настоящее имя своего отца… Вы ведь там стоите за ней, правда?
Николя терпеливо слушал. Сколько же раз ему приходилось слышать такие высказывания? Он уже и со счета сбился.
– Мими, дорогая, оставь в покое этого милого юношу, – укорила подругу Шерри, хлопнув ее по плечу. – Ты что, не понимаешь, что он приехал сюда, чтобы отдохнуть?
– Отдохнуть? – иронически отозвался Николя. – Если бы…
Обе дружно закивали, чтобы дать понять, как они ему сопереживают.
– Как?! – взвизгнули они хором. – Что-нибудь случилось?
– Ничего серьезного, – бросил он, отхлебнув глоток мартини. – Поговорим лучше о вас. Когда вы приехали? Вам здесь нравится?
Он нажал на правильную кнопочку. Теперь от него ничего не требовалось, только сесть поудобнее и слушать. Они в восторге от «Галло Неро», да и как можно не влюбиться в такое прелестное место? Им здесь все нравится: массажный салон, бар, номера, вид, кухня, обслуживание… Пока они тараторили, перебивая друг дружку, Николя вспомнил свою первую поездку в Штаты в две тысячи девятом, когда «Нью-Йорк таймс» занесла «Конверт» в список бестселлеров. Раньше в Штатах ему бывать не приходилось. Первым в маршруте значился Нью-Йорк, потом Вашингтон, Лос-Анджелес и Сан-Франциско. Алиса Дор сопровождала его все две недели турне. Он тогда только что ушел от Дельфины, вернее, она его только что бросила, и он уехал отупевший, с покрасневшими глазами.
В каждом из городов он заводил связь, но соблюдая при этом осторожность, чтобы Алиса, которая все время была рядом, не решила, чего доброго, что он бессовестный соблазнитель. Алиса была подругой Дельфины, знала, что они расстались и что инициатором разрыва стала Дельфина. Лучшие воспоминания у Николя остались от Нормы из Нью-Йорка. Они познакомились на приеме, который организовала Карла Марш, его американская издательница, под открытым небом, на террасе «Стандард-отеля», недавно открывшегося модного заведения в Митпэкинг-дистрикт. Его тогда впервые представили переводчику, арт-директору, который сделал обложку романа, и всей маркетинговой команде американского издания. Норма, как фотограф, снимала прием для своего журнала. Она была темноволосая, чуть постарше Николя и отличалась решительными манерами. Она безостановочно трещала камерой, как пулеметом, и он в конце концов взмолился, чтобы ему дали передохнуть. Весь вечер они бродили по городу, заходя то в один бар, то в другой, и когда такси доставило их в квартиру Нормы в Бруклин-Хайтс, он так устал и был настолько пьян, что не смог ее ни поцеловать, ни обнять, хотя и умирал от желания. Когда же наутро он проснулся, то перед ним открылся вид, от которого перехватило дыхание. Семья Нормы жила в этом районе сорок лет. Но никто из них – ни бабушка с дедом, ни ее родители, ни сестра с братом – даже отдаленно не могли себе представить, что откроется их глазам одиннадцатого сентября две тысячи первого года.
– Мы тогда словно из первой ложи смотрели самый ужасный, чудовищный и потрясающий в мире спектакль и ничего не могли сделать, – рассказывала Норма.
А Николя, сидя на постели, ошеломленный и онемевший, глядел на город, который простирался перед ним во всем своем серебристом великолепии.
– Я сначала думала, что не смогу фотографировать – настолько это было страшно. Отсюда мы видели все: и как врезался первый самолет в восемь сорок шесть, и как рухнула вторая башня. Мы окаменели, а потом все разом закричали как сумасшедшие. Я до сих пор чувствую запах гари, вижу дым и огромное облако серой пыли, которые донес оттуда ветер. Я все-таки взяла фотоаппарат и сделала снимки. Их надо было сделать. Я снимала и плакала, но их надо было сделать. Мать бросилась меня упрекать: «Норма, как ты можешь, там же люди гибнут!» – а отец ее остановил: «Оставь ее, пусть снимает, это все, что она может сделать».
