— Восславим восемь святых имен, — несмело выговорил он.
Собравшиеся произнесли семь имен, дополнив их его собственным.
— Да возродится наша Прекрасная Сестра! — вскричал человек в маске, грянув торжественную мелодию на фисгармонии.
Тело на кровати шевельнулось, обнаженные руки сбросили простыню, и появилась Женни Вельтман. Она встала. Жорж ошарашенно воззрился на нее. Фред ухмылялся под своей маской.
Как и требовала роль, молодая женщина обнажилась и начала издавать протяжные крики; сектанты простерлись ниц. Жорж с некоторым опозданием заметил, что бритоголовые тоже уткнулись лбами в пол, и все, что произошло дальше, было сделано чисто рефлекторно, без подготовки, без всякого плана, как будто он кинулся в погоню за собственным телом: он сорвался с кресла и, раскидав молившихся, юркнул в ту дверь, откуда вышел Гиббс. Он действовал так молниеносно, что ему никто не помешал, даже руководители церемонии — и те не успели среагировать. За дверью тянулся темный коридор, и Жорж бросился бежать по нему. Через несколько секунд он услышал сзади стоны, а затем крики адептов; голос Фреда, заглушенный маской, призывал их к спокойствию. Дверь с треском распахнулась, и Жорж услышал дробный топот преследователей.
Жорж быстро отыскал путь, который недавно проделал под конвоем Батиста и Берримора. Шум погони за его спиной не стихал. Добежав до «ризницы», он ввалился в эту узкую комнатку и плотно закрыл дверь. Шаги в коридоре приблизились, миновали дверь, удалились. Потом на миг замерли. И медленно вернулись назад. Жорж инстинктивно схватил первое, что попалось под руку, — полотенце; увы, полотенце вряд ли могло служить оружием. Дверь отворилась, и снова появился Гиббс. Он весь взмок; белая эмирская куфия, вероятно, слетела у него с головы во время бега, и растрепанные волосы свисали на лоб рыжими запятыми.
— Хелло, Жорж, — сказал он как ни в чем не бывало.
— Какой же вы мерзавец! — ответил Жорж.
— Сейчас я вам все объясню.
Итак, Гиббс вступил в сговор с неким деловым человеком, дабы попытаться прикарманить наследство Ферро. Именно этот деляга и сообразил, как оборудовать дом Ферро под Храм Луча, за несколько недель реанимировал секту, взбодрил адептов, угнетенных исчезновением Даскалопулоса, выдал себя за него и в довершение всего похитил досье из сейфа Бенедетти. Разумеется, само по себе это досье гроша ломаного не стоило, однако деловой человек вроде бы изыскал верный путь к успеху. Оставалось ждать, куда это их приведет. Но, честно говоря, этот деловой — крутой тип; он, Гиббс, даже слегка его побаивается.
— Эта секта в настоящий момент не приносит мне ровно никакой прибыли, — признался англичанин. — Но он там главный, и я не хочу ему перечить. Знаете, он законченный психопат, с ним нужно держать ухо востро. Впрочем, неизвестно, как все сложится, — в дальнейшем это маленькое братство может оказаться очень даже полезным. И потом, они довольно забавны, вы не находите?
— Забавны? — переспросил Жорж. — Вы разве не видели, что они хотели со мной сделать?
— Но ведь это он придумал, а не я, — возразил Гиббс. — И потом, согласитесь, что жертвоприношение есть надежный залог сплочения любого сообщества.
— Надеюсь, они все же не собирались убивать меня всерьез, черт подери?!
На это Гиббс ответил уклончивым жестом, словно такая вероятность была исключена и в то же время неизбежна, а в целом не имела большого значения. Этот жест вызвал у Жоржа глухую злобу. Он протянул руку, чтобы оттолкнуть Гиббса от двери.
— А ну-ка дайте мне выйти отсюда.
— О нет, поверьте, вам лучше остаться.
Жорж замахнулся на Гиббса так яростно, будто решил расквасить ему физиономию; англичанин торопливо отскочил, невнятно пробурчав что-то по-английски, дверь распахнулась, и вошел Фред, держа в одной руке свою маску, а в другой Taurus-86 Target Master; трое бритоголовых за его спиной были вооружены дубинками.
— А вот и они! — с облегчением воскликнул Гиббс. — Позвольте представить вам (и он суетливо затряс верхними конечностями): месье Шапиро, это месье Шав; месье Шав, это месье Шапиро.
— Шутки в сторону! — объявил Фред.
Сначала она немного струхнула, но потом ей стало казаться, что вся эта история — не то сон, не то игра, изобретенная кем-то другим, игра, в которой она, Вероника, участвует просто в шутку. Она раздвинула портьеры. Широкое окно было расположено высоковато для нее и походило на аквариум, вделанный в толстую стену, — с той разницей, что за стеклом виднелись птички в ветвях засохших деревьев, газон с чахлой травой и горы вокруг, совсем близко, рукой подать. Она подтащила к окну стул, встала на него, дотянулась до шпингалетов наверху, спустила их, придержала раму, чтобы не нашуметь, и, выглянув наружу, яснее разглядела пейзаж.
Засохший парк переходил в узкую желтую дорогу, исчезавшую у поворота под скалой, и как раз у этого поворота двое мужчин стояли возле голубого автомобиля и смотрели в ее сторону; один из них что-то держал у глаз. Вероника перекинула ногу через подоконник и заглянула вниз: ее отделяли от крыши каких-нибудь два метра, а с этой крыши она могла перебраться на другую, потом на третью, в общем, там будет видно.
На секунду она повисла в воздухе, вцепившись в раму, потом отпустила ее, упала, почти не ушибившись, на скат, выложенный яркими, чуть замшелыми черепицами, и стала продвигаться по нему быстрыми решительными шажками, не колеблясь и не глядя вниз, из страха головокружения. Она все время выпадала из поля зрения бинокля Гильвинека, который с недовольным бурчанием водил им взад-вперед, отыскивая беглянку.
— Какая-то девчонка, — говорил он. — Видал, как она из окна выбралась? Похоже, решила смыться. Что будем делать?
— Ничего, — ответил Кремье, — подождем.
Вероника добралась до второго ската, такого же крутого, как первый, потом до третьего, а оттуда до гребня отвесной стенки, по обе стороны которой зияла пустота, зато по ней можно было пройти до горного склона, устланного мягкой еловой хвоей. Спрыгнув наземь, она помчалась через парк к двум мужчинам у поворота дороги.
Полицейские находились здесь уже с полудня: бегло обследовали местность, нашли в «Голубом путеводителе» сведения об этом регионе, просмотрели здешние газеты, послушали местную духовую музыку с кассеты и ежечасные новости по радио, выпили остывшего кофе из неплотно закрытого термоса. Они подоспели сюда через час после блондина и его матери, умыкнувших Жоржа. В это время сектанты уже собрались в недрах скалы, а их небольшой, арендованный по случаю автобус был спрятан в амбаре. Таким образом, Гильвинек и Кремье не видели, чтобы кто-то входил или выходил из дома. Полюбовавшись пейзажем, они закусили сэндвичами с заливной свининой и начали, позевывая, сравнивать и обсуждать свои гороскопы, найденные в журнале. Теперь они следили за подбегавшей Вероникой, которая тотчас догадалась, что эти люди — представители правопорядка. Она заговорила с ними, и они ответили именно как таковые.
— Чего вы от нас ждете? — спросил Кремье. — Смотрите сами: мы даже не вооружены, у нас нет подкрепления. Полиция беззащитна, как все остальные. Придется ждать.
— Значит, вы так и будете торчать тут без дела? — возмутилась Вероника.
— Ну, скажем так: мы начнем с того, что будем здесь торчать.
Снизу, из-за поворота, послышался рокот мотора, а вслед за этим звуком, виляя между рытвинами, появился бежевый «Мерседес». «Это еще что такое?» — воскликнул Гильвинек. А это был Бенедетти.
Подъехав, Бенедетти остановил машину и устремил на них тусклый взгляд сквозь лобовое стекло. Он завалился на сиденье, как тюк с грязным бельем, украшенный роговыми пуговицами. В машине звучала сладенькая музыка, не то Лео Делиба, не то Венсана д’Энди[47]. Бенедетти убавил громкость и, опустив стекло, вяло приветствовал всю компанию: господа… мадемуазель…
— А вы зачем сюда пожаловали? — спросил Кремье.
— Да так, проезжал мимо, — глупо соврал Бенедетти. — То есть я хочу сказать, решил глянуть, что здесь творится. Мои агенты — они недалеко отсюда — позвонили сегодня ночью и намекнули, что тут становится жарко. Я сразу же выехал и провел за рулем пятнадцать часов, устал безумно.
— А вам не кажется, что от машины попахивает? — спросил второй полицейский.
Бенедетти с явным усилием, словно толкал стену, распахнул дверцу и вышел, прихрамывая. Легко было догадаться, как он пропотел и обмяк под своей сбившейся одеждой. Нагнувшись, он долго массировал лодыжку и при этом поглядывал на легкий дымок, который шел из-под капота.
— Проклятая развалина, — сказал он. — Вот так и дымит с самого Парижа, беспрерывно, — можете себе представить эту поездочку.
— Надо было сделать техосмотр, — с отеческой заботой посоветовал Гильвинек, — и все проверить, прежде чем пускаться в дорогу.
