Варя невзлюбила его частые отлучки. Никому, понятно, не нравится разлука, однако каждый раз после сообщения об очередном отъезде она затевала скандал, и Виталий отбывал с тяжелой душой. Скучая, возвращался тем не менее с предвкушением радостной встречи, рассказов, постели, согретой Вариным красивым телом…
Вернувшись однажды, Виталий застал опустошенную квартиру. На крючке вешалки в прихожей одиноко висел его парадный костюм, внизу стоял чемодан с рубашками и нижним бельем — и это было все. Почти все, кроме незначительных мелочей. Жена увезла даже его коллекцию кимберлитов, кропотливо собираемую в течение многих лет.
Не понимая, в чем дело, не желая ничего понимать, Виталий позвонил ее матери.
— Вари у меня нет, — холодно ответила теща.
— Где она?
— Не знаю. Но искать не советую.
Виталий все еще не мог врубиться. Теща вслушалась в недоуменное молчание на другом конце трубки и не выдержала, сказала язвительно:
— И с разводом препятствовать не рекомендую. У Вари другой мужчина. Более обеспеченный. Не геолог.
Он не успел крикнуть, какая она сука. Такая же, как дочь. Теща поспешила бросить трубку.
Виталий ничего не стал сообщать своей матери. Мать жила в другом городе и редко вспоминала о старшем сыне. Полагала, что сделала для него все возможное, пусть существует своим умом, взрослый мужчина, не мальчик. Внуков она не ждала. Мать была занята проблемами новой семьи и усиленно омолаживалась в косметических салонах, делала подтяжки на лице и теле. Хотела соответствовать нестарому второму мужу и юным детям от этого брака. Виталий не обижался, он никогда не был с ней близок. Но и отец, также обремененный другой семьей, давненько исчез из поля зрения.
После развода родителей Виталий воспитывался в деревне у деда с бабушкой. «Деда-баба», не разделяя, называл он их. «Сметанником» называли его соседи, тоже старики. Деда-баба любили внука, тогда единственного, без памяти. Вырастили Виталия, успели выучить…
Полторы недели Виталий пил без просыху, хотя не так уж, как оказалось позже, Варвара была ему дорога. Просто заели обида и одиночество. От того запоя его спас Егор, сокурсник и друг с детских лет. Родом Егор был из дедушкиной деревни. Летом он отобрал пробы сульфидных руд в истоках реки одного из дальних северных районов и теперь счастливым голосом сообщил по телефону, что пробы подтвердились. В них нашли кристаллы касситерита — минерала, содержащего в своем составе олово.
— Поздравляю, — мрачно сказал Виталий.
— Э-э, что с тобой? — удивился Егор, уловив его настроение. — Не рад, что ли?
— Почему же не рад — рад, — Виталий невольно изобразил на лице улыбку, словно друг мог его видеть. — Просто, понимаешь… Варька от меня ушла. Все.
— Чего — все?
— Все — все. Ладно, пока.
Через час Егор заявился собственной персоной. Ввалился в дверь большой, веселый, шумный, и в доме сразу будто посветлело. Оглядывая голые стены, присвистнул:
— Д-а-а… Здорово Варюха тебя обчистила…
Они разговаривали всю ночь. Пили, само собой. Егор привез литровую бутылку «Столичной» и закуску к ней.
— Я, Виталька, всегда знал, что нам, геологам, к женщинам привязываться ни к чему, потому и не женился. До времени, — гуторил он беззаботно, по-походному кусищами кромсая хлеб и колбасу.
Виталия задела его бестактность:
— Ну да, никто же, кроме меня, не женат. То есть я-то уже не женат…
— А ты посчитай на пальцах, кто хотя бы по разу не разведен. Ну? То-то. У тебя, скажи спасибо, детей нет, а у других наших?
— Спасибо, на здоровье, — вставил Виталий желчно.
Не обратив внимания на реплику, Егор продолжал:
— Оставили за собой целый гурт, алименты платят в чужие семьи с бывшими женами и родными детьми, с которыми и встретиться-то путем не могут, деньгами открещиваются… Что — деньги! Пыль! А душа-то, думаешь, не болит? Тебе, между прочим, повезло, чего ты в своих обстоятельствах не ценишь по дурости. Красивая Варюха баба, но не та, из-за которой стоит себя терять. Бросила, обидно? Жить неохота? Вот, право слово, чепуха! Ты, конечно, симпатяга, характером не сволочной, квартира есть — все при тебе, но ведь этого мало, Виталька, мало!
— Чего еще надо? — буркнул Виталий.
— Надо, чтобы женщина, как только тебя увидела, сразу вкипела. И чтоб ты назло всем, кто в такое не верит, понял — не жизнь тебе без нее, а прозябание…
Егор остановился и с вызовом поднял голову к небу. К потолку. В серых глазах плескалась нежность. «Эх, намешал же ты в себе, мечтатель чертов!» — подумал Виталий, уже не сердясь, и усмехнулся:
— Ты-то неплохо, гляжу, прозябаешь.
— А я, может быть, жду свою Ассоль… Смейся, смейся, чего стесняешься! Не внешне на нее похожую, мне другого плана женщины нравятся, а такую жду… одному мне предназначенную, понимаешь ты? Что, банальность сказал? Так найди настоящие слова, чтобы смысл тот же, но не банальность! Я бы к ней тоже прилетел на алых парусах. Вернее, на машине алой — пусть далеко видно, и с букетом алых роз.
Не миллионом роз, не потяну столько, но с очень большим букетом, и мне по фигу, что ты обо мне думаешь!
— Романтик ты, Егорка…
— Ну да, ну, романтик. А ты — нет? Думаешь, романтика ушла за туманом в горы и не вернулась? А мы-то с какого бодуна с тобой в геологию подались? Кормимся сладко, дрыхнем на перинах, ничего тяжелее туалетной бумажки в руках не держали? Не-ет, брат, тут натура, и романтика живее всех живых! Потому и твоя обида далеко заехала. С твоей стороны любовь, разлуки с болью, а Варюха возьми и сделай ручкой. Да еще этой самой ручкой сгребла все, что вместе нажито.
— Пусть, мне не жалко.
— Вот и не говори, что не романтик. Другой бы знаешь как психовал из-за всяких хахряшек. Все-таки есть о чем жалеть. Часы золотые дедовские — именные же были, да? Бабкины татарские серьги с изумрудами — фамильное наследство, ведь забрала? Твои вещи, не Варюхины. Коллекцию опять же…
— Справедливо, — хмуро пожал плечом Виталий. — Ей — обстановка, то-се… Мне — квартира. «Шестерку» оставила.
Разливая водку по чашкам, щербатым и по этой причине Варей не прихваченным, Егор хмыкнул:
— Диву даюсь на тебя. Квартиру кто получал? Не на улицу же хозяина выбрасывать из недвижимой собственности. А «Жигуленку» твоему сто лет в обед.
Виталий обиделся:
— Совсем недавно мотор сменил.
— Да-а! — отмахнулся Егор. — А у Варюхи «мерс» наклевывается. В придачу к коттеджу с бассейном и бизнесменом в нем. В трусах от Версаче… Извини, Виталька, за правду, но жена у тебя всегда налево смотрела. И не любила тебя. Было, может, увлечение вначале, потом — увы. Сама мне говорила, честно.
— Когда это? — вскинулся уязвленный Виталий.
Егор уклонился от ответа:
— Стало быть, поехали. За твое освобождение.
Они выпили. Егор занюхал горбушкой, повертел бутылку в руках, вчитываясь в мелкий шрифт наклейки:
— Хороша-а! Настоящая, «кристалловская»… В общем, что хотел сказать. Унывать тебе нечего, давай завязывай со своей никчемушной хандрой. Встретишь еще свою…
— Одному мне предназначенную? — произнес Виталий с едкой усмешкой, но чувствуя, как злость на жену, вопреки обидным признаниям друга, медленно испаряется из него.
Больше они не говорили ни о Варе, ни о других женщинах. Спорили о степени вероятности ошибок в шлиховых анализах верхних пород, о чем-то еще… В середине ночи Егоровой душе стало тесно, принялись отбивать на табуретках ритм «Yellow submarine», спели любимое из Визбора и «наутилусовские» хиты — обычный репертуар у костра. Егор вспомнил старье из отцовских пластинок и, как заведенный, все повторял «Звезду рыбака» густым «магомаевским» голосом:
Чтоб любила ты,
Чтоб, как Ассоль, умела ждать…
В начале сезона Виталий с Егором отправились на полевые в одной экспедиции. Там и случилось то, что теперь не давало Виталию ни спать спокойно, ни жить.
…День клонился к вечеру. Виталий положил в рюкзак образцы и собрался идти на базу, но вокруг стояла такая чудная тишина, что казалось — он находится на самом ее дне. Хотелось вслушаться в прозрачную глубину древнего таежного покоя. Виталий присел на обрывистый выступ, любуясь открывшимся взору раздольем с белыми зубцами вершин по краю. Они резко выделялись на фоне багряного заката. К ушам словно прильнули морские раковины, слышался прибой далеких волн. Миллионы лет назад здесь разливалось кембрийское море… В груди стиснуло, откликнулось величественной красоте. Виталий любил возвращаться с маршрута чуть позже остальных и не спешил.
Близко, из-под торчащего на спуске мшистого валуна, вспорхнул выводок рябчиков, нарушил тишину тревожным писком. Не успел Виталий подосадовать на заполошных пташек, как вдруг со стороны взгорья, где в распадке у расщелины горного ручья трудились ребята, послышался странный нездешний звук, точно бабахнул какой-то снаряд. Следом — адский грохот. На небе ни облачка… Что случилось? Катясь по земле взрывной волной, грохот отдался на скальной поверхности выступа, зябкой дрожью прошел по телу.
