Джун сияла от счастья. Было видно, что отель ей понравился, хотя она не стала восторгаться архитектурой. Отель был невысокий, белый, окруженный пальмами и бугенвиллиями, с двумя бассейнами, баром под соломенной крышей между ними и длинным баром под соломенной крышей на пляже. Это был не самый дорогой отель в Пуэрто-Вальярта, но так было даже лучше. Если бы он выбрал самый дорогой отель, он наверняка встретил бы там какого-нибудь знакомого продюсера или агента. Чем больше денег он тратил, тем труднее было скрыться.
В номере был балкон, а лежа в постели можно было видеть черепичную крышу, солому и пальмы. Идеально. Гриффин сравнивал Джун с Бонни Шероу. Когда Бонни вошла в номер в Кабо-Сан-Лукас, она сказала, что чувствует себя взрослой, и Гриффин ее возненавидел за эту фразу. Джун подошла к холодильнику. С одной стороны был бар. Она открыла маленькую бутылочку текилы. Что Гриффину понравилось в этом жесте, так это то, что она ничего не сказала о том, что это стоит денег, что отель пополняет запасы и кто-то считает бутылки каждое утро. Она тратила его деньги, не спрашивая разрешения. Хорошая мысль – немного выпить в разгар рабочего дня с женщиной, с которой еще не спал.
Ему понравилось, что она переоделась в купальник в ванной. Ее нельзя было назвать стройной. Талия, за которую он ее обнимал, была широкой. А у него самого разве не было пятнадцати, а то и двадцати фунтов лишнего веса? Она заметила, что он смотрит на нее.
– Поторапливайся, толстячок, – сказала она, ущипнув его за живот, – пойдем загорать.
Гриффин надеялся, что он навсегда запомнит этот день на пляже в Пуэрто-Вальярта. Не исключено, что через несколько дней он отправится в тюрьму и, может, никогда уже не будет смотреть на море поверх своего живота. Каждое мгновение было бесценным. Он представил себя семидесятилетним – как он отбывает пожизненный срок, если его не отправят в газовую камеру, и в который раз повторяет сокамернику историю о своих мексиканских каникулах.
«Джун купила на пляже соломенную шляпу, – скажет он. – А потом, как только она открыла свою сумочку, к нам бросился мужчина, торговавший украшениями из серебра. Я уже собирался прогнать его прочь, но увидел серьги, гвоздики в круге, и купил их. Я знал, что она не будет их носить потом, но от этого они были еще прекраснее. Пришел официант из бара, и мы заказали по „Маргарите". Пока не принесли коктейли, она взяла меня за руку и затащила в теплую воду залива. Мы лежали на спине, и волны относили нас к берегу. Потом мы побежали обратно в воду, смыть песок с купальных костюмов. А потом пили „Маргариту" и читали журналы».
Может быть, он никому не расскажет эту историю, может быть, он будет хранить ее в тайне. Ему захотелось бы рассказывать ее снова и снова, хотя он терпеть не мог людей, имеющих целый арсенал историй из своей жизни, людей, которые превращали свою жизнь в спектакль. Он не хотел выглядеть сентиментальным.
На пляже было два мексиканских полицейских. Гриффин не заметил, когда они появились. На обоих были рубашки и брюки цвета хаки, на поясе кожаная черная кобура. Обычный патруль – или они пришли за ним? На месте полиции он бы наладил за Гриффином наблюдение и надеялся, что тот сам вернется в Лос-Анджелес. Повлияла бы экстрадиция на туризм? Или это вообще не имеет значения? Полицейские шутили с торговцами. Джун сказала, что пойдет в номер. Гриффин сказал, что скоро придет, ему хотелось еще немного посмотреть на воду. Она поцеловала его в губы, два раза.
Когда она отошла, один из полицейских двинулся за ней, другой наблюдал за Гриффином. Разрешат ли ему переодеться, прежде чем увести в полицейский участок? Будут ли его бить, когда он в плавках и резиновых шлепанцах? Можно ли от них откупиться? Его снова охватил панический ужас, как в самолете. Если Джун уже арестовали, она не понимает, в чем дело, обвинение покажется ей абсурдным. Гриффин, естественно, тоже будет все отрицать. Отчего ей не поверить ему? Обвинение будет говорить, что они знали друг друга до убийства, – иначе как присяжные поверят, что они спланировали это вместе? Гриффин может ее спасти, если ее адвокату не удастся доказать, что они не были знакомы. Если адвокат не будет знать, на чем строить защиту, Гриффин пошлет ему записку, анонимно.
Гриффин представил, что будет, если его арестуют в Мексике. Полицейские Лос-Анджелеса и Пасадены получат ордер на обыск в его квартире и найдут открытки, как нашли бы их, если бы план Автора удался тогда в переулке в Беверли-Хиллз. Что было бы дальше? Открытки привели бы их к убийце Гриффина. Гриффин заставил себя не думать об этом, не терять зря времени. У него будет время подумать об этом в тюрьме.
Очень жаль Джун. Даже если адвокат поможет ей, не совершив ни одной ошибки, дело слишком пикантное, чтобы остаться незамеченным. О них будут писать все газеты как о знаменитых убийцах. Кто знает, вдруг кто-то на пляже снимал их скрытой камерой, чтобы продать пленку агентству новостей? Их брюшки прославятся. Джун никогда не сможет избавиться от подозрения, даже если Гриффин скажет под присягой, что действовал один, и заявит; что был доведен до безумия открытками и что эта паранойя привела к бессмысленному убийству. Никому – ни адвокату, ни присяжным, ни журналистам – не удастся полностью восстановить невиновность Джун. Арест лишит ее права по-своему оплакивать смерть Кахане. Журналисты найдут людей, с которыми она работала, и они скажут, что она слишком быстро оправилась от потери: прошло меньше месяца, и она поехала в Мексику с убийцей Дэвида! Может быть, хороший обвинитель сможет доказать присяжным, что и без вещественных доказательств, квитанций из мотелей и телефонных счетов, логично предположить, что Гриффин и Джун знали друг друга задолго до убийства. Потому что трудно представить, что она могла так быстро влюбиться в человека, который утверждает, что увидел ее впервые на похоронах Кахане. Правда была омерзительнее, чем ложь, из-за которой Джун могла оказаться за решеткой. Поездка в Пуэрто-Вальярта! «Маргарита» на пляже! Виновна, виновна, виновна.
Как только их обоих посадят в тюрьму, кто-нибудь купит права на эту историю. Снимут не кинофильм, а нравоучительную теледраму в двух сериях, которую будут показывать два вечера подряд. В основу постановки ляжет судебный процесс. В понедельник – роман Джун с убийцей Кахане. Во вторник – блестящая работа Сьюзен Эйвери. Игра в кошки-мышки и все такое займет добрых полчаса экранного времени. С чего они начнут? Гриффин бы начал с образа Кахане. Как они поставят первую встречу с Джун? Что будут думать присяжные? Придется показать, как он встречается с Джун до убийства Кахане. Ему также придется переспать с Джун до убийства. Джун звонит сказать ему, что Кахане уехал в кино. Поездка в Пасадену – включат ли эпизод в японском баре? Может выйти неплохая сцена, подумал Гриффин, хотя, вероятно, слишком утонченная для телефильма. А кто будет исполнять роль Гриффина? Майкл Дуглас? Вэл Килмер смотрелся бы потрясающе, подумал Гриффин, он мог бы сыграть офисного политика, подхалима, манипулятора. А может быть, Джон Малкович. Он бы сыграл параноика. А если расскажут все, как было, начиная с открыток? Не запутаются ли? Если Гриффин совершил убийство из-за любви, тогда не вписываются открытки. Если Гриффин убил, потому что сошел с ума, тогда не вписывается страсть. И как будет актриса играть Джун – как если бы та была невиновна или виновна? Ужасный момент, когда Джун арестовывают, а она не понимает, в чем дело. Когда снимают отпечатки ее пальцев и фотографируют. Когда ее сажают в камеру, пока ее друг или отец не внесут залог. А первый разговор с Гриффином? Его тоже выпустят под залог? Нет. Поскольку они уже один раз уехали из страны, рисковать не станут. Залог будет или таким большим, что никто не сможет его внести, или в залоге будет вообще отказано. Когда же они увидятся? Естественно, у них будут разные адвокаты и разные стратегии, поэтому они не увидятся до суда, если, конечно, их будут судить вместе. А если их будут судить по отдельности, он, возможно, вообще никогда ее больше не увидит. Если в телефильме расскажут правду о преступлении, станет ли известно о стрельбе в переулке? Конечно. Полиция узнает все.
Узнают ли они, кто посылал открытки?
Что сделает Автор, когда Гриффину предъявят обвинение в убийстве писателя? Он все поймет, как только открытки появятся в суде или о них расскажут в новостях. Может быть, ему даже поручат написать сценарий. Нет. Как только станет известно об открытках, на него начнется охота. Он прославится как никчемный писака, который довел руководящего работника до убийства. Найдутся ли люди, которые примут его сторону в его личной войне с Гриффином? Гриффину пришла на ум спасительная мысль: он может доказать, что угрозы Автора открыток переросли в прямое насилие. Была стрельба в переулке. Но об этом никто не знал, кроме Гриффина и полиции Беверли-Хиллз. Должно быть, установили, что битое стекло в переулке было от «мерседеса», а у Гриффина сохранилась квитанция из автомастерской. Естественно, возникнут новые проблемы. Почему он сразу не заявил в полицию, что в него стреляли? И правда – почему? Как можно установить связь между стрельбой в переулке и Кахане? Гриффин не помнил, какая у него тогда была причина. Возможно, он опасался, что Уолтер Стакел мог установить такую связь. Но как и каким образом? Убитый писатель и голливудский воротила, в которого стреляли в переулке. Выведать все будет не так уж и сложно, лучше ничего не говорить. Если бы его спросили; почему он ехал по переулку, он мог бы сказать, что хотел срезать путь, что направлялся на бульвар Санта-Моника, который был в четырех кварталах на юг, но потом передумал и вернулся на Сансет. Нет. Им бы не понравился такой ответ. Если человек, в которого стреляют, не заявляет в полицию, значит, ему есть что скрывать. Если он попытается соврать, его станут спрашивать об открытке, которую ему принесли в отеле Беверли-Хиллз. Как они узнают об этой открытке? Они побывают в отеле, чтобы выяснить, не было ли у него с кем-нибудь стычки.
